Дополнения

– Люди плавают в океан. Они всегда плавали и подвергали жизнь опасности. Но сейчас нельзя подвергать опасности воинов, пока не вырастут новые. Послушай моё предложение. Мы поселились совсем близко со страной Аотеароа. (в переводе «Длинное белое облако», иначе Новая Зеландия). Многие говорят, что там водятся очень большие птицы моа и у них много очень вкусного мяса. Мы могли бы один раз в месяц приплыть туда, поймать этих птиц и привезти сюда много мяса. Эти птицы ростом с человека, и они не умеют летать.

– Сколько ты хочешь взять с собой людей? – Тафаки заинтересовался предложением Кирики.

– Только я. И ещё пятеро. И три большие лодки.

– Вы не сможете управлять тремя большими лодками!

– Мы сможем. И на больших лодках можно привезти много мяса.

– А красивые ли перья у этих птиц?

– Говорят, они серые, но мягкие и пушистые.

Тафаки дал согласие, и люди отправились навстречу опасности в поисках удобств.

Тафаки остался, а забот становилось с каждым днём всё больше и больше. И главное: подходил срок рожать некоторым женщинам, среди которых была Хинепири. В селении были жрецы-тухунга. Они обычно освящали постройку лодок, начало сева. Кроме того, они были знатоками преданий и легенд. Иногда же, по мере сил, врачевали. Нужны были ещё и таура для обрядов и для общения с богами, но их пока не было.

Когда появились первые дети, все были счастливы. В день, когда родился третий сын Тафаки, которого назвали Вахие-роа, сам Тафаки впервые не вспоминал о мести. Он говорил: «С матерью человек какое-то время связан пуповиной, а с отцом всю жизнь: опираясь на его руку».

Все отвечали: «Мудрый Тафаки!» Но вождь всего лишь умел помнить и применять свой жизненный опыт.

Вокруг был новый мир из живых людей. Как можно было объяснить им, что они нужны для мести? Сейчас, когда Тафаки из-за различных дел немного отвлёкся от своего всё ещё сильного гнева, он понимал, что так просто он уже не может выйти и сказать: «Люди, давайте убивать Панатури, ведь я этого хочу». Надо было подбирать другие слова. Надо было бы научить всех читать его мысли. И хоть всё уже ясно, никто бы пока не понял его мыслей. В них теперь не было цельности. Словно вывалил все детали из мешка на землю, но ещё ничего не собрал из них. И с каждым днём детали всё сильнее перемешивались.

Однажды к Тафаки пришли братья его жены со своей прочей роднёй.

– Арики-Тафаки, раатира-Факатау и другие! Мы слышали, многие говорят, вы хотите воевать с другими племенами. Мы пришли и привели наши лодки, чтобы идти с тобой. Давай не помнить того, что было, а мы можем помочь тебе.

Тафаки принял их. Он кивнул и пригласил их в большой дом. Но теперь их присутствие уже не приносило никаких эмоций. Голова его была полна другими мыслями: ещё три женщины должны были родить, четверо рыбаков долго не возвращаются из океана, нет никаких вестей от храброго Кирики. Если бы получилось охотиться на Аотероа, можно было бы готовить больше лодок для войны. Но Тафаки волновался, как бы не потревожить ненароком какое-нибудь другое племя.

Вскоре состоялись и первые свадьбы. Другие общины и племена стали признавать и общаться с поселением Тафаки. А однажды под вечер вернулся Кирики и все пятеро охотников были с ним целые и весёлые. Они привезли три лодки, набитые мясом птицы моа – освежёванные и недавно убитые.

– Мы долго охотились и бродили по той стране, – говорил Кирики. – Мы были очень осторожные, не сразу ступили на берег, чтоб не попасться чужим людям, но всё время мы были одни. Мы сделали ещё много припасов там, и скоро можно будет ещё вернуться.

Ночью никто не спал, все танцевали и пели магические песни, как вдруг меж людьми возник перепачканный грязью и кровью юноша. К нему подпрыгнул Факатау.

– Что с тобой, Тухуруху?! И где мой брат?!

– Ты помнишь, – отвечал юноша, напившись воды, – вы все помните, как я с Туфакаро, с братом Факатау, отправился на остров племени ати-хапаи, чтобы навестить их сестру, что замужем за сыном вождя этого племени?

– Да, я помню! Рассказывай, что произошло! – торопил Факатау.

– Мы тоже помним, – отзывались застывшие люди.

– Мы поселились в большом доме семьи вождя, и твоему брату Туфакаро приглянулась дочь вождя, а она тоже была к нему очень внимательна. Они оба глядели друг на друга, ты понимаешь?

– Да, я понимаю! Но где же мой брат сейчас?

– Но до этого дочь вождя подавала знаки другому человеку из своего племени. И однажды он со своими друзьями предложили Туфакаро бороться. Туфакаро схватил его и бросил об землю. Побеждённый сел, и у него был такой смешной вил, что все стали над ним смеяться. Ведь Туфакаро был такой сильный, ты помнишь?

– Да, я помню, он очень сильный. Почему он не приехал?

– Туфакаро решил, что борьба окончена, и стал просовывать голову в разрез своего плаща. А побеждённый поднялся на ноги и ударил Туфакаро камнем по голове и убил. Подбежали другие люди ати-хапаи разрезали его тело на куски и съели. А кости повесили на крышу большого дома. Они хотели убить и меня, но я убежал. Несколько дней я прятался и слышал, как кости стучат, а ваша сестра говорит: «Напрасно вы стучите, кости того, кто был съеден. Здесь нет никого, кто оплакал бы и отомстил». Когда настала благоприятная погода, я украл плот и приплыл сюда.

Тафаки понимал, о чём думают все, кто слышал эту историю. Он на их месте думал бы так же, потому что он уже был на их месте. Но почему же настало время, когда личная цель уходит на второй, на третий план, уступая место потребностям многих, рода? Тафаки принимает решение. Быстро, в противном случае это уже будет не решением, а… уступкой. Так будет казаться со стороны, и при этом не будет правдой. Нельзя терять ни минуты, иначе общее горе может стать горем одного человека, и тогда ничего не будет.

4

Ничего не будет после нас и после многих других, ибо мы и многие другие заблуждаемся, думая, что наш след и наше слово имеют какое-то значение для окружающего мира. Ничего не имеет значения, думал Тафаки, собираясь на войну. Может быть, только восход и закат солнца, приливы и отливы, потому что они не связаны с человеком, с его слабостями, пороками, его чаяниями и конечными поступками. Всё, что имеет значение, существует без человека и называется природой. А человек наделил себя слишком многим дополнительным и одновременно лишним, чтобы считаться её частью. Заберите у человека всё. Оставьте ему только одно – месть.

Род жаждет мести. От этого горит его кровь, это навсегда останется в его памяти, поэтому кажется – и именно кажется, – что сейчас совершается что-то важное.

Однако вскоре приплывут на больших кораблях европейцы и истребят весь род Тафаки. И многие другие роды. Вся жизнь с её чаяниями, надеждами, рисками, а так же подвигами, ритуалами и песнями проходила впустую. Кровь высохнет, а память исказится. Всё умрёт и исчезнет.

Тафаки был бы рад, если бы жили его потомки и помнили о нём; и даже рад, если бы они жили и не помнили о нём. Но о нём и некому будет помнить. Европейцы запишут истории язычников-туземцев и будут пересказывать их для увеселения. И, как уже было сказано, никогда не поймут  пропитанное страхом, запретами и чёрной темнотой мышление древнего мифического человека. Мы можем лишь превращать его магию и обрядовую жизнь в иносказательные сказки, и пытаться находить в них кое-что.

Увеселяться же было чем! Десятки (а напишут – сотни) лодок были готовы и ждали отплытия к землям ати-хапаи. Лодкам давали имена: Тапахукаре, Тароа-и-таипаки, Хакирере, Махуну-аватеа. Всем лодкам, каждой из них дали своё имя. Когда кончили связывать верхние настилы, пришли женщины и принесли припасы. Они складывали всё нужное в эти лодки, без конца повторяя плач по Туфакоро, чтобы воодушевить воинов, не дать им забыть, для чего всё это затевается. Многие читали и напевали разные заклинания. Магия – повсюду, ежедневно, в каждой мелочи, иначе можно потерять последние связи не только с природой, но и с другим, может быть не настолько видимым миром. Заклинания и молитвы были обращены к Тангароа, который в зависимости от острова мог быть и богом тьмы и смерти, и богом моря и рыбаков, а так же ещё чего угодно. Молились также богу Ту, уделом которого почти везде была война.

– Что мы сделаем, когда победим? – спрашивал Кирики.

– Погрузим в лодки всё, что сможем увезти, остальное сожжём, – отвечал Тафаки.

Потом они танцевали, а после разбились на отряды и стали репетировать свою войну. Один отряд нападал на воображаемого врага, а потом бежал. В это время подступал второй отряд и нападал на удивлённого, но всё так же невидимого врага. Днём они сели на свои лодки, и под команды Кирики к вечеру приплыли на остров ати-хапаи с другой стороны от поселения. Тут уже командовал Тафаки.

– Слушайте меня! Мы должны подождать, пока не стемнеет, и напасть на врага незамеченными.

Все затаились и стали есть, ведь перед битвой разыгрывается аппетит, но Тафаки приказал нескольким верным людям продырявить дно у трёх лодок, на которых плыли братья его жены со своими людьми.

– Может, мы вынем припасы отсюда? – спросили его.

– Нет, мы не забираем то, что жертвуем, – ответил Тафаки. В этот самый момент он немного изменился. Он понял, что очередной его путь закончился. Он окончательно созрел. Юность уже не вяжет рот. Он не думал о том, правильны ли его решения, у него не возникало сомнений. Он знал "как надо", и люди верили ему. Во все времена лидеров обожествляли. И вот, когда стемнело, уже другой человек в теле  Тафаки воскликнул.

– Слушайте меня! Почти стемнело, садимся на лодки!

В темноте они столкнули лодки на воду. Тафаки подошёл к Кирики и попросил немного отплыть от берега. Не задавая лишних вопросов, Кирики сделал это. И как только они изменили курс, послышались возгласы удивления: три лодки одна за другой начали тонуть. Остальные проплывали мимо и не оказывали им помощи. Они и не могли это сделать: не потому, что лодки почти переполнены, и не потому, что уже совсем стемнело. Потому что так сделал вождь. А потом он подплыл и колол барахтающихся копьём.

Первое, что задумал Тафаки, сбылось. Он тоже отомстил. И не между прочим, как может показаться со стороны, а по-настоящему, дерзко, понимая ситуацию до конца, до предела. Пусть он был в растерянности, и у него кружилась голова от бытовых проблем, когда братья жены пришли к нему в надежде участвовать в его предстоящих войнах (о которых говорили многие острова, поспешившие свести с Тафаки дружбу) и урвать часть военной добычи. Они пришли к нему в надежде, что у него короткая память, а ещё для того, чтобы самим, может быть, не стать военной добычей. Но, по мнению Тафаки, их гнусный, нетерпеливый и лживый поступок не достоин войны. Он пригодился лишь в качестве жертвы войне – как вынужденные потери. Так должны были понять действия Тафаки его люди. Так они и поняли. У тех же, кто знал, что у вождя есть причины возненавидеть утонувших людей, вопросов не возникало вовсе. Но сам Тафаки знал: это просто месть, никаких лишних слов. Он утопил обидчиков в море, только это важно.

И вот они приплыли. Высадились. Осмотрелись по сторонам.

Большой дом, рядом хижины, негромкий шум мирно разговаривающих людей. Воины окружили поселение и стали ждать. Вдруг Кирики тащит кого-то за волосы, заткнув пленнику рот.

– Зачем тебе этот человек? – удивились Тафаки и Факатау.

– Какова будет цена мести, если мы вступим в битву с ними, и многие из наших умрут? – шёпотом спросил Кирики. Тафаки и Факатау удивлённо посмотрели на него.

– Мы все пошли за тобой, арики-Тафаки, по первому твоему зову… – продолжил Кирики, хотя все знали, что никакого зова не было, ни когда Тафаки предлагал переселяться вместе с ним, ни теперь. – Мы поступили так, потому что ты наш вождь. Так, может, если нам удастся схватить вождя ати-хапаи, нам будет легче сражаться с ними со всеми?

– По всему видно, что вот большой дом, где живёт их вождь, – проговорил Тафаки. – Кто-то войдёт и вытащит его оттуда. А этот человек скажет, как его узнать?