Плач цветка или хроники предпенсионного возраста

– Ну по сравнению с ним, конечно. Как такого хоронить то будут?

Иванов обречённо достал телефон. Долго кого-то слушал, даже не пытаясь отвечать, затем с интересом спросил:

– Евгений Филиппович, сможешь мне больничный устроить?

– Так всё плохо?

– Ещё один без башки. Майн Риды хреновы, со своими всадниками …

– Какими всадниками? – Палыч недоуменно посмотрел на Иванова, – он же пеший, даже … лежий. Ну в смысле этот, лежачий.

Иванов тоже в свою очередь посмотрел на Палыча, но заинтересованно

– Издеваешься? Нет, скорее глумишься. Ты что «Всадника без головы» не читал?

– Нет. А что, книжка интересная?

– Да пошёл ты …

– Понял, не дурак. А что там, – Сташевский мотнул головой в сторону расположенной неподалёку областной администрации, где располагалась и местная Дума, – тоже депутат?

– Угу… серия, однако…Может утопиться? Озеро рядом.

Глава 2

Вторым обезглавленным «народным избранником» оказался некто Николай Валерьевич Жарков, он же «Жара». Лицо не менее известное и с не менее спорной репутацией, чем у предыдущей жертвы. Место, где было обнаружено тело депутата, говорило об изысканном вкусе убийцы – небольшой ухоженный парк в центре города, возле памятника Пушкину.

Состояние второго тела (как и в предыдущем случае, можно было с полной уверенностью называть его трупом) было идентичным первому –отделение важнейшей его части было произведено чисто, опытной рукой. Ни следов крови на одежде, ни следов борьбы, вообще никаких следов. И также начисто отметалась спасительная версия ограбления, нет, даже отбрасывалась на этот раз просто неприличной суммой наличных денег и оставшимися на руке часами. «Без малого пять тысяч евро стоит. В журнале такие видел», – заметил судмедэксперт.

– Это в том журнале, где девчонки классные? – У Сташевского сегодня было приподнятое настроение – по вторникам он играл в биллиард в клубе «Золотая луза», почётным членом которого являлся после того, как два года назад в блестящем стиле выиграл чемпионат Сибири и Дальнего Востока, – Опять вещдоки в личных целях используем?

– Так ты же все пальчики с него снял, Палыч. Я так, полистал немного, – смутился медик, тихий интеллигентный человек, над которым все любили подтрунивать, но так, беззлобно, поскольку для нормальной работы любого коллектива в нём должен быть стандартный комплект – «Трус, Балбес и Бывалый». За «Балбеса» работал Палыч, с «Бывалым» тоже всё ясно, а первый персонаж достался медику. Было ещё двое в отделе Иванова, но они проходили под кодом «молодые», хотя один был старше другого лет на пятнадцать. Считалось, всё равно «молодые», так как наша вначале упомянутая троица была уже в состоянии, которое принято называть предпенсионным.

– А вот и «…златая цепь на дубе том», как сказал бы наш классик, – Сташевский повернулся к памятнику Пушкину, – Ну куда же без неё реальному российскому пацану? Тяжёлая «голда» – то. Как шапка Мономаха. Да ещё и с брюликами.

Эту сентенцию Палыч произнёс по поводу того, что убийца, он же неизвестный лесоруб вышеупомянутых «дубов», после сделанной работы аккуратно засунул цепь, ранее гордо украшавшую шею убитого, в кармашек дорогого пиджака рядом с кокетливо торчащим платочком. Очевидно, чтобы не свалилась с «укороченного пенька».

– Андреич, нам явно хотят сказать, что это не ограбление и чужого им не надо, – эксперт укладывал очередной вещдок в пластиковый пакетик.

– А почему им? Может ему … или ей? – Иванов задумчиво достал из начатой пачки сигарету и разминал её между пальцами. – Эмансипация, знаете ли, вовсю шагает по планете. Семимильными, можно сказать, шагами. Следов рядом не нашёл?

Да какие тут следы, от дороги два шага, тротуарная плитка, дворники метут два раза в день

– А вспомни-ка труп на озере. Никакие мысли в голову не приходят? У нас то оные на месте.

– Ну-у, тело лежало возле дорожки, она тоже из таких же плиток, а по траве никто не ходил.

– До дороги там метров десять. Судя по следам на туфлях, тащили тело волоком. Если убийц было бы хотя бы двое, то взяли бы за руки-за ноги и никаких следов. Да и закинули бы уж точно подальше. Значит, преступник один был. С этой стороны озера жилых домов нет, только забор какой-то конторы. Выходит, наш убийца место и время раскладки жертв выбирал заранее.

Теперь по времени. На машине ехать от озера до парка примерно пять минут. Тела лежат возле дороги, работы на полминуты, не больше. Ранним утром там никого не встретишь, да и местность вокруг хорошо просматривается, можно подождать, момент выбрать. Нет, определённо, с этим бы справился и одиночка. К тому же слово «одиночка» в русском языке часто образует устойчивое народное словосочетание

– Псих-одиночка, что ли?

– Вот именно, Палыч. А разве способ обоих убийств не говорит об этом? И ещё, куда делась кровь? Одежда на жертвах без единого пятнышка, воротники рубашек чистые, и одежда на них своя, костюмы пошиты на заказ по фигуре, а фигуры у Кувалдина и Жаркова разные – первый поджарый, стройный, скорее фитнесом занимается с хорошим тренером, а второй наверняка по молодости в качалку ходил, а когда бросил, то его малость растащило. Короче, если даже костюмы перепутать, то штаны Кувалдина на Жаркова не надеть. Значит, их переодевали после убийства, не торопясь, спокойно, вдумчиво. Вон как шнурки аккуратно завязаны.

– Получается, головы им снесли, когда они щеголяли в костюмах от Адама, а не от Армани. Тут выбор небольшой. Судя по их принадлежности к сословию народных избранников – это, скорее всего, какая-нибудь сауна.

– Именно, Палыч, там и тело обмыть можно и спокойно приодеть.

– Хорошая версия и девочки к месту.

– Дались тебе эти девочки.

– А что, Фердинандовна то хороша-а-а, и вроде незамужняя, а ты, Миша, холостяк.

К концу дня версия об убийстве в сауне стала основной, а за час до конца официального рабочего дня получила косвенное подтверждение. В восьмидесяти километрах от города в элитном доме отдыха сгорела баня, она же по совместительству сауна. Администрация заведения утверждала, что отдохнуть от трудов праведных и, соответственно, «попариться» решили в этот день двое народных избранников с фамилиями, ныне фигурировавшими в протоколах осмотра тел покойных. На них были заказаны номера-люксы на двое суток, личной охране дан выходной, и посторонних лиц на территории дома отдыха не было. Лица же не посторонние ничего подозрительного не заметили, пока не заполыхал пожар, дотла уничтоживший рубленую из добротного кедра баню-сауну со всеми следами возможного преступления. Авария электропроводки – стандартная причина пожара, а поскольку на пепелище человеческих останков не обнаружено, то и ни о каком поджоге и речи не могло быть – пожарным и так работы хватает, на дворе лето – пожароопасный сезон. В итоге следствие зашло в тупик.

– «Scio me nihil scire», я знаю, что ничего не знаю, – подвёл итоги дня следователь Иванов и с чувством глубокого неудовлетворения и абсолютно невыполненного долга отправился домой почивать. И, как признался он сам себе, «увы, далеко не на лаврах».

Глава 3

Лица депутатов были спокойными и бледными. Никто не мог понять. Ничего. Уставшие от трудов праведных депутаты Областной Думы тупо смотрели на спикера, собравшего внеочередное заседание. Был повод. «Двойной удар» – так окрестили ситуацию местные остряки, но было не смешно. Неделю назад в этом зале заседаний шло довольно бурное обсуждение одного небезызвестного проекта, при проверке которого контрольной комиссией недосчитались некоторой суммы. В отличие от обычных недосчитанных сумм, которыми сопровождались подобные проекты с финансированием из госбюджета, размер последней был просто неприличным. Все дорожки, по которым могли уйти казённые средства вели к двум закадычным друзьям, ныне и уже навсегда отсутствующими. Спикер Областной Думы Семён Семёныч Добронравов читал распечатку стенограммы того памятного заседания, и струйка пота бежала по спине, хотя кондиционеры работали исправно …

– …Граждане депутаты! Даю голову на отсечение, это просто какая-то ошибка бухгалтерии, мы во всём разберёмся, и на следующем заседании вы убедитесь в нашей честности. Борис Владимирович, вы как?

– Тоже даю … это самое… на отсечение!

«Зашибись! – спикер судорожно глотнул и стал читать дальше. Он плохо помнил тот день, накануне крепко отмечали чей-то юбилей и, хотя он спиртным по причине болезни печени особо не злоупотреблял, употребить всё-таки его уломали. «Так что там дальше? Спикер что там сказанул? Ага! "Если наши уважаемые…. Дают свои головы, то я даю руку для того же самого, что ребята получат по полной программе, коли те данные не ошибка!"

«Ё-моё! Что я там, идиот, ляпнул-то? Да ну, ерунда какая-то!» Но мерзкий внутренний голос прошептал: «Не ерунда… Ты знал, что это не ошибка. А ручка-то какая у нас останется? Хорошо, коли левая. Ты же левша… Ну, а если правая?»

Общественность была взбудоражена. СМИ дружно визжали от восторга. Иванов отрабатывал первые версии. Думские депутаты дружно увеличили штаты личных охранников. Ирэн Фердинандовна купила новый дорогой спортивный костюм для утренних пробежек. Но все чувствовали некую незавершенность событий, недосказанность истории. И вот через неделю…

А что через неделю?

Да ничего … Целых десять дней прошло. В пятницу, как ни странно, четырнадцатого, видать календарь у кого- то сломался … Появились головы, те самые, которыми в Думе думают. Точнее, думали. Хочется верить, что так. Как никак, Дума всё-таки.

Глава 4

«…Тропинка, усыпанная сосновыми иголками, которые так приятно пружинят под ногами, уходила вверх, и бежать стало тяжелее. Но то была приятная тяжесть, разогретые мышцы требовали движения, работы. Ладони уже почти физически ощущали костяные накладки черена рукояти клинка. Скорее сделать первый взмах, закружить над головой синей сталью, да так чтоб воздух гудел, перекинуть оружие в левую руку … восьмёрку, ещё, ещё парочку и теперь канат …

Осталось немного. В юности мой тренер по биатлону учил ускоряться на последних метрах любого подъёма, и я делаю привычный рывок. Вот и мой дом, прихожая, за дверью лестница вниз, налево мастерская, направо спортзал. Здесь не качают железо, нет ни штанги, ни новомодных тренажёров. Стоят манекены, с потолка свисают канаты, к стене поставлено несколько жердей. Сразу за дверью справа в стене, отделанной камнем, замаскированная дверь сейфа, а за ней рукоятями на уровне кисти руки в специальных подставках стоят клинки. Только протяни руку, и вот она, знаменитая шляхетская карабела – орлиный профиль рукояти, кольцо для большого пальца на перекрестье – для поединка страшное оружие. А вот османский клыч с тяжёлой елманью (резким расширением лезвия на последней трети клинка для смещения центра тяжести, что увеличивало силу удара). Не знаю, рассекали ли турки этими саблями пластинчатые доспехи и кирасы каких-нибудь генуэзцев или там испанских идальго, но для порядка пришлось проверить на прочность старый советский пылесос с металлическим корпусом. Назывался агрегат красиво «Чайка». Удар у меня поставлен – развалилось изделие надвое. «Жалко птичку», но ничего не поделаешь, как говорится «лес рубят – запчасти летят», а на лезвии следов почти не осталось, а что осталось – не критично, заточу.

Следующим в ряду стоит самшир персидский. Кривой, как полумесяц. В конном бою очень хорош, а вот и японская катана. Легенд и сказок про самурайский меч не перечесть, но доверить ему свою жизнь? Вопрос интересный. До начала прошлого века Страна Восходящего Солнца никогда не сходилась в жестоких схватках с внешним врагом, а в войнах двадцатого века больше, чем катана, героическими самураями применялся другой клинок, вакидзаси, используемый для харакири. Оружейникам, как и странам, нельзя жить в изоляции, вариться в собственном соку, без обмена информацией, опытом, культурой и техническими новинками. Отставание неизбежно. Катана предназначена для молниеносного удара, вроде как неожиданно голову отрубить зазевавшемуся крестьянину, не успевшему на колени перед своим господином упасть. А вот против турка-сельджука, который полчища монголов остановил, от которых те самые самураи на островах попрятались, да всем миром священный ветер «камикадзе» у небес вымаливали, или против гусара венгерского, да польского улана, у которых одна молитва божьей матери, а другая своей сабле неразлучной …

Ну а мы, русские … вообще, чем угодно можем воевать и победить с одними топорами и вилами. Из клинков чего только на Руси не было: и мечи франкские и сабли восточные, и шпаги новомодные, а остановились в 1881 году на кавказских шашках. Сначала казакам приглянулись эти клинки. А заодно и кинжалы, да и вообще вся одежда горских народов, практичная и удобная. А потом и начальство повыше присмотрелось к этим простым, но очень смертоносным сабелькам. Хотя, какие это сабли, всё другое – лезвие малой кривизны, никаких ухищрений с «елманью» для усиления удара, просто рукоять без всякой гарды и прочих излишеств, один клюв и темляк, чтоб из руки не выскочила при рубке. Сам наследник престола цесаревич Александр Александрович на войне с турками в 1877 году видел, как казаки его отряда косым ударом от плеча до седла разваливали турецких янычар с их новыми английскими саблями. Вступив на престол Александром Третьим, он и начал военную реформу с главного оружия кавалерии, ввёл шашки вместо сабель, только палаши оставил кавалергардам, уж очень несерьёзно бы выглядело такое оружие у этих великанов. Вот они, эти шашки: образца 1881 года кавалерийская, это кавказская, как у Лермонтова – "настоящая гурда, сама в тело вопьётся", эта Будённовская, а вот эта до самого Берлина дошла вместе с дедом».

"Смотри, внук, какие рубцы на острие – сталь то уже не та, не царская, а каски немецкие крепкие, а то и винтовку гад подставит", – так дед говорил, когда под хмельком, так-то про войну молчал больше, только вздыхал, когда по телевизору какое-нибудь кино про это показывают. "Там кина этого не было – красиво никто не умирал, страшно все мёрли. И мы и они. Первого срубил – полдня блевал, чуть сам не сдох. Потом полегче стало, привык малость. Всё одно это не в пехоте, стрельнул издали, и он сам по себе помирает, не видно. А тут вся его смерть в твоей руке, и хорошо, если рубанул толково, голову снёс или, когда наискось удар получится, ещё и плечо с сердцем. Тогда он не мучается, дёрнется нога пару раз и все. А вот коли удар не пошёл, или чем заслонится и полоснёшь только, да чего отрубишь, руку там, пальцы часто сносишь, когда винтовку подставит, шмайсер тот переламывался от удара, тогда самое страшное – он орёт и тебе в глаза смотрит, а добивать надо. Так что крови вражьей на ней много, ох и много …".