Влюблённая в лёд

Влюблённая в лёд
Сара Фейрвуд

В сердце, скользящего по льду мира фигурного катания, Эмма Розенберг, дочь легендарной фигуристки и требовательного тренера, сталкивается с вызовом своей жизни. После травмы, положившей конец ее мечтам о триумфе, Эмма теряет поддержку матери и погружается в бездну отчаяния. Не желая сдаваться, она решает покинуть страну в поисках нового наставника. Однако судьба уготовила ей иной путь: вместо привычных фигурных коньков и блестящих платьев, она оказывается в элитной академии Хилстроу, где должна адаптироваться к хоккейному миру.

Здесь, на ледовой арене, ее ждут жестокие матчи и дерзкий, но привлекательный капитан команды Алекс Ньюман. Их изначально неприязненные отношения быстро перерастают в бурные столкновения и накал эмоций. На фоне жестких тренировок и командных сражений между ними разгорается искра, способная изменить их судьбы.

Сумеет ли Эмма преодолеть страхи и найти свой настоящий путь в ледяной сказке, где страсть играет главную роль?

Сара Фейрвуд

Влюблённая в лёд

Здесь никто не судит. Здесь ты не играешь роли. Ты просто живёшь, пока рисуешь узоры. Возможно, поэтому сердце притягивается сюда раз за разом.

Пролог

С этого момента моя жизнь превратилась в сущий кошмар. На льду, где когда-то царила моя уверенность, теперь царила лишь тревога. Вокруг меня раздавались аплодисменты, но они казались далекими, словно звук уходил в бескрайнее море. Собрав все свои мысли, я пыталась сконцентрироваться на предстоящем выступлении, мысленно проговаривая каждый шаг, каждое движение.

Шаг, еще шаг – все шло согласно плану. Прыжок, два оборота вокруг себя. Всё шло по плану – уверенное движение, элегантный поворот, прыжок. Адреналин мчится по венам так бурно, что чувствуешь, как он заливает каждую клеточку твоего тела. Но когда я попыталась выполнить третий оборот, мне казалось, будто небо над головой разразилось молнией. Ноги не слушались. В одно мгновение весь мир перевернулся – я рухнула на лед, словно кукла с оборванными нитями.

Тот момент столкновения с холодной зеркальной поверхностью был как в замедленной съемке. Я почувствовала только шок и страх, когда острая боль пронзила мою лодыжку. Я не могла сдержать крик. Лед казался моим врагом, готовым скинуть меня за пределы арены, за пределы терпимости. Пытаясь понять, что произошло, я машинально потирала ногу и в то же время осознавала, что только что потеряла свой шанс.

Зрители поднялись со своих мест, их глаза читали испуг, недоумение и ту зловещую искорку злорадства, которая всегда так резала слух. Позже я поняла, что на некоторых лицах скрывались даже улыбки. Это полное фиаско. Я чувствовала, как в груди разрывается что-то важное, неотъемлемое.

Лица судей оставались нечитаемыми, но я искала их взгляды, как если бы они могли вернуть мне хоть каплю надежды. Нейтральные лица судей только усугубляли мое отчаяние. Я поймала взгляд своей матери, и по совместительству моего тренера, Тины Розенберг – и увидела там гнев, разочарование и, возможно, досаду. Она смотрела на меня, как на несостоявшуюся надежду. Я почувствовала, что подвела ее, опозорила её известную фамилию и унизила не только себя, но и всех, кто верил в меня.

Я пыталась подняться, но чувство вины сковывало мои ноги. Каждый удар сердца напоминал мне, что только что я изменила свой путь – возможно, навсегда. Сложно было поверить, что так всё обернется, когда я встала на лед, полная надежд и амбиций. Но настал момент, когда что-то в моём теле сломалось, не только физически, но и в глубине души.

Далеко в стороне, среди шепота зевак и нервного ожидания зрителей, я заметила хрупкие лица, полные смятения.

– Вы в порядке? – настойчиво спросила женщина медик, внезапно возникшая в моём поле зрения. В белом спортивном костюме она выглядела как лучик света в этом клубе тьмы.

– Да, – выдавила я, ощущая, как дрожит мой голос; он звучал слишком хрупко, чтобы оспаривать происходящее.

Я инстинктивно терла левую ногу, надеясь, что этот жест поможет прогнать боль, словно она могла уйти по моему желанию.

– Встать сможете? – её голос звучал уверенно и ободряюще.

Я кивнула, из последних сил собирая свою волю в единое целое. Она подошла ближе, протянула руку, и, обняв меня, помогла подняться.

Как только я встала на ноги, мир вокруг меня затемнел, подобно тому, как будто погас свет не только на катке, но и в моём внутреннем мире. Моя нога ощутила каждый шаг как испытание, и я хромала, опираясь на плечо женщины. Шаг за шагом, как будто я пересекала извивающийся тоннель, полный терний и колючек, я пробиралась к выходу.

Зрители смотрели на меня с неодобрением, их взгляды были точны и резки. Я ловила их осуждающие шептания, как будто невидимая сотня пальцев тыкала в мою сторону, обвиняя меня за фиаско. В этом моменте я чувствовала себя не только физически побеждённой, но и окончательно сломленной.

Когда мы, наконец, достигли раздевалки, мир вокруг меня снова исчез. Я с трудом села на лавочку, и холодное сидение скамейки, казалось, притягивало меня к себе, словно сама ледяная поверхность звала меня в свои объятия. Я сняла коньки, словно сбрасывая тяжёлые оковы; с каждым движением меня уносило в темноту.

Женщина медик аккуратно прощупала мою ногу. В этот момент я закрыла глаза, пытаясь отключиться от реальности. Я не хотела слышать, не хотела видеть и не хотела понимать, что происходит со мной и моей карьерой.

– К счастью, кость цела, – произнесла она с облегчением. – Небольшой вывих, три недели отдыха, и нога будет как новая.

Три недели? Эти слова звучали в моем сознании как приговор. Мой внутренний мир снова взорвался – три недели не просто время, это целая вечность для фигуристки, для меня. Я кивнула, хотя моя душа напоминала бурное море, полное волн схлынувших надежд и стремлений. Я чувствовала ярость, гнев, досаду и, что было наихудшее, – чувство предательства самой себя.

Она покинула раздевалку, оставив меня наедине с моими мыслями. В этот момент, я осознала, как сильно я зажата в тисках собственных ожиданий, чужих надежд и безразличия. Как мне сказать об этом матери? Я знала, что ее реакция станет катастрофой, что взрыв эмоций будет необратим. С каждым мгновением я понимала – я застряла в нашем обыденном кошмаре, в мире ожиданий, которые теперь словно щупальца осьминога сжимали меня в тиски. В эту секунду, как будто предвидя мою неспособность справиться с тревогами, в раздевалку вошла она.

Её светлые волосы взметнул порыв ветра, а злые зеленые глаза пронзили меня насквозь, и я поймала себя на мысли, что укрыться от ее гнева не получится.

– Бездарность, – бросила она с презрением, как будто ударила мне в лицо. – Ты хоть понимаешь, что теперь ты в пролете?! Ты меня опозорила!

Я опустила глаза, не зная, как с этим справиться. Внутри раздавался внутренний голос, заполняющий пространство настойчивыми тисками. Но в тот момент, когда я произнесла свои слова, я ощутила уверенность, хотя бы небольшую:

– Я понимаю.

– Нет, ты не понимаешь! – закричала она, её слова были полны яда. – Ты завалила чемпионат Штата! Ты не прыгнула тройной аксель! Опозорила меня! Что скажут на это люди?!

Словно укол, в уши врезались её слова. Вспомнился ужасный миг, когда я чувствовала, как все взгляды зрителей слились в одну холодную волну, пристально ожидая мое поражение и неудачу. Их ожидания словно обжигали мою душу.

– Скажут, что я недостойна такого тренера, как сама Тина Розенберг, – произнесла я с усмешкой, даже не подозревая, сколько боли кроется в этих словах.

– Не смей мне дерзить! – закричала она, и, развернувшись, в гневе покинула раздевалку, унося с собой груз разочарования и обиды.

Оставшись одна в унылой раздевалке, я тяжело вздохнула, пытаясь сбросить с себя невыносимый груз, который давил на грудь, как тяжелая утренняя роса. Я смотрела на свое отражение в зеркале: глаза, полные слез, и бессильная улыбка. Мне казалось, что я больше не контролирую это тело, где каждый мускул, каждая кость постоянно испытывают как радость, так и муки. Я всегда стремилась к олимпийскому пьедесталу, но сегодня, на ледовой арене, я почувствовала себя пленницей своих мечтаний.

С трудом стянув с себя облегающее платье, расшитое сверкающими камнями, и искажающие ощущение колготки, я переоделась в джинсы и свитер. Они были уютными и свободными, почти как символ бунта против всего, что происходило сегодня на льду. Каждое движение давалось мне с трудом – ноги ещё ощущались как резинки после изматывающей тренировки, но я ловко сложила коньки в сумку. В этот момент мне казалось, что я выбрасываю не только обувь, но и все ожидания, которые возложили на меня – мать, зрители, я сама.

Выходя из раздевалки, я ощутила, что этот мир за дверями меня не ждал. На улице холодный воздух обнял меня, но радостью это не было. Мгновенно вокруг меня закружились папарацци, их камеры вспыхнули, словно на меня обрушился свет звезд. Я почувствовала себя как будто в центре ненавистного шоу – я будто превратилась в игрушку для публики, которой оставалось лишь наблюдать, как я ломаюсь.

– Эмма, как вы прокомментируете свой провал? Почему вы не смогли выполнить тройной аксель? – неумолимо раздавались вопросы, потока которых не было видно конца.

Словно бесконечная очередь шальных автоматов, они расстреливали меня без сожаления. Я ощутила, как ненависть и обида нахлынули вновь, накрывая меня волной, давя на грудь. Чувствуя, как на мое тело начинают накатывать волны паники, я побрела прочь, хромая на одну ногу. Я не могла ответить на их вопросы, не могла даже до конца осознать, что произошло.

Наконец, времени не оставалось, и, поблагодарив небеса за быстро прибывшее такси, я села в машину. Такси вскоре скрыло меня от этого света, от этих глаз, жадно впивающихся в каждую каплю моей боли. Моя одинокая холодная квартира была единственной мыслью, которая грела меня. На этом моя карьера фигуристки, похоже, закончилась. Но при этом ощущение, что однажды я все же вернусь, оставалось как не потухший факел в груди.

Глава 1

Я живу в съемной квартире, отдельно от своей матери, хотя мне всего семнадцать. Моя жизнь похожа на безоблачное небо, которое неожиданно накрыли тучи. Как говорила мама, ей достаточно было видеть меня на катке. Но терпеть моё присутствие еще и дома было ей в тягость. Я вернулась в свою небольшую квартирку, уставшая и измотанная, и рухнула на кровать, не раздеваясь.

Нога всё также болела. Усталость накрыла меня волной, но я знала, что не могу просто так прогнать боль. Я решила отодвинуть штанину джинсов, чтобы посмотреть на свою лодыжку. На ней красовался большой фиолетовый синяк, будто художник немного неаккуратно оставил мазок на моем теле. Кожа вокруг опухла, покраснела, и в тот момент меня охватило чувство безысходности. Я понимала, что теперь меня ждет обязательный трёхнедельный запрет на каток. «Класс», – думала я про себя, глубоко вдохнув и снова рухнула на кровать, уставившись в потолок, когда все вокруг казалось таким бесконечным.

В тот момент, когда я почти заснула, телефон начал обрываться от уведомлений. Я потянулась к нему, и все уставшие мысли о боли, слезах и неудачах сжались в маленький комок гнева, когда я открыла Instagram. Ужаснулась жестокости комментариев под своими фотками. «Эмма Розенберг просто отстой», «Она самая худшая фигуристка в Штате, теперь она больше не мой кумир», «Кимберли Кейн намного лучше» и так далее. Каждый комментарий был как нож, который глубже вонзался в мою душу.

Я отключила интернет и, чтобы не расстраиваться ещё больше, просто выключила телефон. Кто такая Кимберли Кейн? Звучит как наивный вопрос, но именно он терзает меня до сих пор. Девушка, ей столько же, сколько и мне – семнадцать. Это не просто соперница, это отчасти моя Альтер-эго, тот идеальный образ, к которому я стремилась, но никогда не смогу его достичь. А ещё моя мать – её тренер. Как здорово, не правда ли?

Моя мама всегда превозносила Кимберли, на тренировках больше времени уделяла ей, чем мне. Она всегда сосредоточено работала с Кимберли, погружаясь в её успехи, пока я оставалась в стороне, как призрак, бродящий по пустым коридорам.

Каждый раз, когда они вдвоем заливались смехом во время разминки или устраивали очередную съемку для Instagram, я чувствовала, как меня поджигает непереносимое жгучее чувство. Вокруг меня были комментаторы, на каждом шагу я слышала шепоты зависти и укоров, но они были лишь музыкальным фоном к трагедии, которую я переживала каждый день. С каждым новым успехом Кимберли, с каждым её соло на соревнованиях, моё сердце туго сжималось, а мечты о блестящей карьере таяли, как снег на солнце. Забытая и оставленная, я чувствовала себя как недоделанная кукла, время от времени выносимая из коробки, чтобы на миг занять место. Мама любила говорить: «Эмма, ты должна быть лучше. Ты должна стараться больше». Но она не видела, как я стараюсь, как слезы катятся по щекам после каждой тренировки, когда я не могла упорно выполнить какой-нибудь элемент.

У меня оставалось еще немного сил, я встала и подошла к зеркалу. На моем отражении было нечто отталкивающее. Мои запавшие глаза и дрожащие губы выдали состояние глубокой депрессии, которая нарастала во мне, как накопленный лед на лезвии коньков. Я вспомнила, как мама всегда говорила о том, что лед требует собранности и упорства. Но что делать, если самой главной поддержкой является тот, кто добивает тебя?

Я поняла, что не могу сидеть сложа руки и позволять другим определять мое «я». У меня была мечта – вернуть себе не только каток, но и уважение, которое когда-то существовало между мною и мамой. Я достала блокнот, один из немногих, где записывала свои мысли. Ставя перед собой четкие цели, я приняла решение не сдаваться. Не быть лишь «дочкой тренера», а стать личностью, достойной своего места на льду.