Влюблённая в лёд

Иногда мне казалось, что моя жизнь – это какая-то дразнящая игра, в которой я всегда оказывалась в проигрыше.

Все эти чувства сжались вместе и словно душили меня. Я должна была или оттолкнуться от них, или, в конце концов, сдаться. В тот момент, как я закрыла глаза, я поняла, что в меня кто-то постучал. Это был вопрос, который больше всего меня мучил: могу ли я быть успешной, если моя собственная мать меня ненавидит? Если даже лед, который завораживал меня, стал таким холодным и жестоким?

Весь вечер я провалялась на кровати, глядя в потолок, о чем-то мечтая, и, в конце концов, уснула, полная обиды и разочарования.

Утро настало неожиданно ярким, как будто мир решил напомнить мне о своих просторах вне четырех стен. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь плотные занавески, создали теплое пятно на полу, приглашая меня начать новый день. Я потянулась, а затем, как всегда, направилась к своему неизменному спутнику – зеркалу. Сначала мне не хотелось смотреть на себя, но, собравшись с силами, я заставила взгляд задержаться на своем отражении.

В зеркале смотрела на меня девушка с растрепанными светлыми волосами, которые казались соломенными от недостатка ухода, и уставшими голубыми глазами, выдающими бездну эмоций. Я отметила, как бледность лица контрастирует с нежным румянцем, который мне хотелось вернуть.

– Не вешай нос, – шептала я себе, утирая слезы, потянувшиеся к щекам. Я не заметила, как уснула.

Воспоминания о жестоких комментариях, которые раздались после последней гонки, вновь нахлынули, как неотступный призрак. Они вот-вот поглотят меня, но внутри разгорелся огонь. Да, я не могла кататься, но это не означало, что я сдамся. Я схватила телефон, вновь подключив интернет. В этот раз я сделала осознанный выбор – не читать комментарии, а сосредоточиться на том, что могу улучшить в себе. Я вспомнила, как мечтала о выступлениях в олимпийском сезоне, и одно лишь это напоминание подстегнуло меня.

Сев за стол, я открыла свой любимый блокнот с пожелтевшими страницами и начала записывать мысли. На каждую страницу легли мои размышления – о тренировках, о тех сильных и слабых сторонах, которые требовали работы. Я думала о каждом элементе: о прыжках, о вращениях, о том, как мне нужно улучшить свои шаги. Я мечтала стать фигуристкой, которой могла бы гордиться не только мать, но и я сама.

Дух соперничества начинал окутывать меня, как легкий туман перед восходом. Я чувствовала, что начинается новая глава, и это будет моя история – история Эммы Розенберг, которая не собиралась сдаваться и прятаться в тенях.

Я подняла голову, ощущая, как уверенность наполняет меня. Вспомнила о своих тренировках в ледовом дворце: о холоде, который щекочет щеки, о звуках скользящего по льду конька. Я вспомнила, как скользила, как волнение перед выступлением обжигало мне душу, как волны аплодисментов могли заставить забыть о страхах и сомнениях.

– Я сделаю это! – произнесла я вслух, словно вселяя в себя веру.

Собравшись, я выключила телефон, выбросила из головы все, что могло отвлечь меня, и направилась к катку. Впереди меня ждал день жесткой, но необходимой работы над собой. Воспоминания о недавних неудачах отошли на второй план, уступив место новым целям и планам. Я обрела ясность, которую так долго искала, и знала: эта новая Эмма Розенберг достойна борьбы.

Через час я уже стояла собранная у входа в каток. Волнение заполняло меня, смешиваясь с пронизывающим холодом, проникающим в легкие сквозь тонкие осенние вещи. В какой-то момент я почувствовала легкую боль в левой ноге – это было последствие травмы, о которой все еще шептались вслух. Но я старалась не думать о ней. «Не сейчас,» – повторяла я себе, как заклинание, чтобы отгородиться от страха и неуверенности. Глубокий вдох, и я сделала шаг внутрь.

Свет, вырывающийся из ярких ламп, отражался на гладком льду, заставляя его искриться как драгоценный камень. Я прошла мимо охраны, и, взяв за правило игнорировать сладкие запахи свежей выпечки и горячего шоколада из кофейни, направилась к катку. Подготовка к соревнованиям проходила на глазах, и я заметила свою мать, как всегда, с бордовым блокнотом в руках, а также Кимберли – мою соперницу, вернее, ту, которую все считали фаворитом. Она, грациозно вращаясь, легко исполняла тройной аксель, а в этот момент в груди у меня взметнулась волна зависти. Как же мне хотелось летать также, как она! Я попыталась подавить этот момент; мне нужно было оставаться верной себе, своей мечте. Я подняла голову и направилась к матери.

Когда я подошла поближе, она выглядела сосредоточенной, отдавая указания Кимберли. Внутри меня опять закололись сомнения, но я старалась держаться уверенно. Она обернулась и, увидев меня, нахмурилась.

– Ты что здесь забыла? У тебя же травма, – произнесла она, в ее голосе прозвучало так много пренебрежения, отчего холод прокрался мне в душу.

– Я пришла посмотреть, – ответила я, выжав из себя то, что должно было звучать уверенно. – Раз уж не могу тренироваться, буду наблюдать.

Моя попытка остаться рядом и поддержать себя потерпела крах, как будто я наткнулась на непреодолимую стену.

– Незачем, – фыркнула она, отмахнувшись. – Возвращайся домой.

– Но мама… – начала я, но вскоре была прервана.

Я знала, что нужно сохранять спокойствие, но в тот момент мой голос сорвался, как будто был арестован чьей-то недоброжелательностью. Она продолжала говорить, и в каждом слове слышалось железное постоянство.

– Не надо называть меня так, я же просила, – произнесла она, закатывая глаза, и мне ничего не оставалось, кроме как сжать кулаки от досады. – Я тут подумала…

– О чем ты думала? – перебила я, уже предчувствуя, к чему это ведет.

– Я не могу больше тебя тренировать, – произнесла она, как будто сообщая о погоде.

В ту же секунду я ощутила, как мир вокруг меня разломался на кусочки. Невозможность справиться с ощущениями паники и отчаяния словно нахлынула на меня, придавила так тяжело, что мне захотелось закричать.

– Почему? – выдавила я сквозь стиснутые зубы, в то время как слезы собирались в глазах, но долгое время отказывались вырваться наружу.

– Потому что мне нужно сделать ставку лишь на одну фигуристку, – произнесла она смиренно, даже не дрогнув. – И это Кимберли, ты знаешь это сама.

Сдерживаясь изо всех сил, я ощутила, как слезы всё же рвутся наружу, горячие и обжигающие. Все мои мечты, все годы упорной работы, казалось, сгорели под давлением ее слов. Я не могла представить, как продолжать дальше без поддержки той, которая должна была быть моим самым большим союзником. Как быть той, кто выбросила кольцо для защиты на лед, если поддержка вдруг исчезает?

Я осталась стоять, полностью опустошенная, обнимая себя руками, будто пыталась защитить от холода не только тело, но и душу. Надежда вдруг показалась такой далекой и недостижимой.

Едва сдерживая ком в горле, я развернулась и вышла с катка, не произнеся ни слова на прощание. Каждый шаг ощущался как борьба с невидимой силой, тянувшей меня обратно, словно лед был моим единственным домом. Но не в этот раз.

«Класс. Спасибо тебе, мама», – пробегала мысль в голове, когда слёзы, которые я с таким трудом старалась скрыть, начали катиться по щекам. Я вышла на улицу, где холодный воздух ударил в лицо, принёс с собой облегчение и остроту боли одновременно. Мне было так больно, что я не удержалась и села на ближайшую лавку, закрыв лицо руками, чтобы скрыть от прохожих моё отчаяние. Я больше не хочу быть здесь – ни в этой стране, ни под безразличным взглядом матери.

Внутри меня боролись чувства: горечь утраты, всепоглощающее горе и непонятно откуда взявшаяся надежда. Я вытащила телефон из кармана и набрала номер отца. Мое сердце гулко стучало в ожидании. Звонила в надежде, что он поймёт.

– Алло, – произнесла я, вытирая слёзы, вдыхая холодный воздух, чтобы успокоить себя.

– Эмма, всё хорошо? – его голос звучал так заботливо, что в этом вопросе угадывалась тревога. – Ты плачешь?

– Нет, пап, – произнесла я, хотя улыбка сквозь слёзы выдавала меня. – Я хочу к тебе, можно приеду?

– А как же мама? Что она скажет? – пришлось ответить на его логичный вопрос.

– Она будет не против, – я уверенно произнесла это, хотя внутри всё сжималось от страха и неуверенности.

– Ну хорошо, приезжай, – согласился папа, и я почувствовала, как на меня накатывает новая волна энергии. – Тебе взять билет?

– Нет, я куплю сама. Прилечу ближайшим рейсом, – решила я, когда внутри меня забурлило желание бросить всё и начать заново.

Мы попрощались, а я, встала с лавки, прихрамывая, почувствовала, как светит солнце и как сложно вернуться в ту жизнь, которая отнимала у меня всё. Мысли о будущем крутились в голове: о том, как я уезжаю в Канаду – куда-то вдаль, туда, где смогу начать новую жизнь. Я собрала свои вещи, чувствуя, как надежда переполняет меня. Я не сдамся и продолжу бороться, даже если для этого понадобится покинуть всё привычное.

С чемоданом на перевес я вошла в квартиру матери. Тишина, как толстая завеса, окутала каждую пыльную деталь, и только звук моего тяжелого дыхания нарушал её спокойствие. Мои шаги отражались в стенах, как эхо забытых разговоров. Открывая дверь, я почувствовала знакомый, но чуждый аромат – смесь кофе и недосказанных слов. Каждый уголок квартиры вызывал всплеск воспоминаний, и всё было именно так, как я запомнила, но одновременно совершенно иначе.

Сильно сжав ручку чемодана, я направилась в кухню. На старом деревянном столе остались следы от многочисленных завтраков, вечерних чаепитий, и споров о театре и фигурном катании, которые мы вели с родительской страстью, даже когда наши голоса постепенно становились всё тише. Я присела, положила чемодан рядом и глубоко вздохнула. Воздух напоминал о том тепле, которое мы когда-то разделяли, но ощущалась в нём и горечь потерь.

Я вытащила из кармана листок бумаги и ручку. Слова стали складываться на странице, словно сама бумага звала их к жизни. Я писала, сжимая ручку так, что костяшки пальцев побелели – подчеркивая каждую букву, каждую эмоцию. Это было прощальное послание, которое, возможно, станет отправной точкой для новой жизни. «Я уезжаю в Канаду к отцу, удачи тебе с Кимберли. Надеюсь, она заменит тебе твою дочь». В каждом слове чувствовалась боль – не потому, что я не любила её, а потому, что все наши отношения были замучены недопониманием и горечью, как паутина, в которой запутались наши сердца.

Сжав записку, я придавила её ручкой к столу, будто в попытке зафиксировать на поверхности дерева то, что я не могла убрать из памяти. С каждым вздохом я чувствовала, как разрывается что-то внутри, словно я вырывала свои корни из земли, лишая себя части прежнего «я».

Вдруг взгляд мой упал на старую фотографию на стене – мы с мамой, улыбающиеся, на фоне ледового катка, где когда-то тренировалась. Я помнила, как мне было восемь, когда мы сняли её в тот солнечный день, когда мы вернулись домой, полные вдохновения после очередной успешной тренировки. В моей душе пронзила острая ностальгия, обжигающая сердце, как холодный лед под острыми коньками. Я пробежалась по своему обгоревшему сердцу, но не могла оставаться здесь дольше.

Подняв чемодан, я вновь посмотрела на фотографию – на ту бесконечную надежду, которая когда-то согревала нас обеих. Но эта надежда разомкнулась, как трещина на льду, оставив только пустоту.

Собравшись с силами, я вышла из квартиры и подошла к двери. Этот жест не означал окончательное прощание – он закрывал одну главу и открывал другую. Я знала, что моя жизнь в Канаде будет наполнена новыми испытаниями и теми же мечтами, лишь чуть более далёкими, чем прежде. Каждый шаг за пределами этой квартиры ощущался как освобождение, как новый старт, и в то же время – как печать на старой странице, которая уже никогда не сможет снова стать белой.

Дорога к аэропорту казалась бесконечной. Мимо проносились пейзажи – старые дома, знакомые улицы, в глазах прохожих я видела мгновения жизни, которые не имели ко мне никакого отношения. Я сосредоточилась на том, чтобы заполнить легкие свежим воздухом, словно это могло затушить ту печальную мелодию воспоминаний, что звучала в голове. Каждое знакомое место, каждая улица вызывали образы из прошлого, и в этих образах я оставляла часть себя.

Когда я вошла в аэропорт, на меня обрушилась настоящая симфония: суета, крики детей, надрывающиеся объявления и звук колес чемоданов, скользящих по плитке. Этот встретивший меня мир был утонченным хаосом, где каждый был занят своим путем, где каждая история неисчерпаема, как и моя. Я несла с собой смятение и надежду, на этот раз сочетание чувств пульсировало в моих венах, как ритм невидимой музыки.

Ощущая, как страхи и сомнения оставляют меня на каждом шаге, я шагнула к контрольной точке. Проверка документов прошла быстро, и вскоре я нашла своё место среди других путешественников. Ожидание рейса – это не просто время; это была возможность собраться с мыслями. Я достала фигурку льва из чемодана – она была небольшой и казалась обыденной, но значила для меня больше, чем все сокровища мира. Когда-то эту фигурку подарил мне отец, и каждый взгляд на неё напоминал о его поддержке и вере в меня, даже когда я сама сомневалась.