Рим, проклятый город. Юлий Цезарь приходит к власти

– В Милете, – ответил тот.

– В Милете нам никто ничего не должен. Что ты пообещал им взамен?

– Что мы очистим их побережье от пиратов. Я готов был пообещать все, что угодно. Да и не хватало совсем немного, – добавил он так, словно это было пустяком. – Главное, что ты позаботился даже об этом: действительно, римский талант не равен аттическому.

Цезарь улыбнулся, но затем внезапно посерьезнел.

– Мой лучший друг может быть кем угодно, только не лжецом, – веско произнес он. – Мне остается одно: сдержать данное тобой слово.

Лабиен посмотрел на него удивленно и растерянно, но вскоре, увидев, что они направляются в сторону Милета, понял, что Цезарь не шутит.

– Но у нас нет ни кораблей, ни людей, – заметил Лабиен.

– Нет, – согласился Цезарь. – Пока нет.

Лабиен почесал в затылке, пытаясь понять, что имеет в виду Цезарь. Тот заговорил снова:

– И кстати, большое спасибо. Ты полагал, что обязан мне жизнью после того случая у стен Митилены. Отныне этот долг, который я, в отличие от тебя, никогда таковым не считал, погашен сполна.

– Сегодня я помогаю тебе, а завтра ты мне, – сказал Лабиен. – И ты знаешь, что я всюду следовал за тобой не потому, что чувствовал за собой долг.

– Знаю, – согласился Цезарь. – И я рад, что нас связывает в первую очередь дружба. Если однажды ты решишь, что больше не можешь всюду следовать за мной, я не стану тебя удерживать.

Оба помолчали, любуясь спокойным морем.

– Даже не представляю, Гай, что тебе нужно сделать, чтобы я решил тебя покинуть, – сказал Лабиен.

– Жизнь полна неожиданностей.

Лабиен покачал головой. Цезарь говорил о невозможном – о том, что однажды он, Лабиен, перестанет следовать за ним, разделять его судьбу.

Стоя на носу корабля, что держал путь к Милету, оба всматривались в синий простор и вдыхали прохладный морской ветерок, наслаждаясь тем особым молчанием, которое хранят, оказавшись наедине, давние и верные друзья.

XX

Охота Помпея

Лагерь Сертория, в трех милях от Сагунта

75 г. до н. э.

И все же Помпей не смог встать ни на следующий день, ни через день, ни через неделю, ни через две. Рана и опиум привели к тому, что он поправлялся почти два месяца.

Серторий начал отступление вглубь страны, но иберы сообщили ему, что Метелл движется вдоль побережья на север, направляясь в южную Галлию за припасами. С обеих сторон имелись предатели – легионеры, за несколько монет готовые продать нужные сведения: обычное дело для римских гражданских войн. Таким образом Серторий узнал не только о перемещениях Метелла, но и о том, что войско Помпея задержалось у Сукрона из-за ранения главноначальствующего.

Глава популяров все решил: он не только стремился избежать решающего столкновения – кроме битвы при Сукроне, которую он начал, чтобы дать киликийским пиратам возможность спокойно выгрузить золото Митридата, – но и намеревался использовать слабые места противника.

Итак, он изменил свой замысел и, вместо того чтобы продолжить поход вглубь Испании, вернулся на побережье и осадил Сагунт. Сам того не ведая, он встал лагерем неподалеку от того места, где полтора столетия назад останавливался Ганнибал. Он перекрыл все дороги, ведшие в город, вынудив жителей Сагунта высылать отряды, чтобы запастись съестным, и чуть не пленил легата Гая Меммия, защищавшего город. Все наводило на мысль о том, что Сагунт вот-вот будет захвачен. Но тут пришли новости о Помпее.

– Он пустился в путь, – сообщил один из осведомителей.

– Прекрасно, – сказал Перперна. В палатке наряду с Серторием сидели и другие начальники. – Пойдем навстречу ему со всеми нашими силами и разобьем его, как при Сукроне.

Серторий ответил не сразу. Он посмотрел на гонца. Тот все понял и, не сказав ни слова, вышел из палатки.

Затем Серторий устремил взгляд на Перперну.

– Мы не будем нападать на Помпея, – решительно заявил он.

– Но сейчас он один, – настаивал Перперна. – Метелл далеко на севере. Мы можем покончить с Помпеем. Это окончательно подорвет боевой дух оптиматов.

Серторий покачал головой. У них было меньше сил, чем при Сукроне. Пришлось отправить несколько тысяч кельтиберов вглубь страны, чтобы не заставлять их сражаться вдали от дома, – война затягивалась. Он знал, что верность кельтиберов, помимо хорошего жалованья, связана с тем, что их не отрывают надолго от домашнего очага. Такие передышки делали их надежными союзниками.

– Если Помпей оправился от ран и идет сюда, – заметил Серторий, – мы удалимся вглубь страны, как намеревались изначально.

– Ты хочешь сказать, как намеревался ты, – осмелился возразить Перперна, бросая вызов авторитету своего вождя.

Серторий молча уставился на него, понимая, что на них устремлены взгляды всех присутствующих.

– Именно так, – сказал он наконец. – Как намеревался я. И как намереваюсь снова…

Перперна пристально посмотрел на Сертория и, не сказав ни слова, опустил глаза.

Начальники вышли, и в палатку снова вошел гонец, дожидавшийся снаружи. Серторий с недоумением посмотрел на него.

– Есть еще кое-что, проконсул, – тихо объявил осведомитель.

– Что?

Тот рассказал о ста талантах и двадцати югерах земли, обещанных Метеллом за голову Сертория.

Вождь испанских популяров кивнул. Он понимал, что осведомитель никому ничего не сказал, но если об этих посулах известно ему, значит Помпей и его приспешники позаботятся о том, чтобы все легионеры, верные популярам, узнали о награде, обещанной за его голову.

Серторий щедро заплатил гонцу и немедленно вызвал в свою палатку кельтиберского вождя.

– Собери своих лучших людей, – сказал он. – Отныне они, а не мои легионеры, будут моей личной стражей.

Кельтибер выслушал приказ и кивнул, хотя в глубине души встревожился: если римский вождь не доверяет своим, значит на то есть основания. Однако Серторий по-прежнему хорошо платил и соблюдал законы, принятые оскским сенатом, где голоса кельтиберов значили много. Если для его личной охраны требуются кельтиберы, он их получит.

Войско Помпея, долина Сагунта

75 г. до н. э.

Помпей прибыл в Сагунт и обнаружил, что серторианцы давно покинули свой лагерь.

– Этот трус снова сбежал, – пробормотал проконсул.

Он быстро, слегка прихрамывая, обошел покинутое укрепление; врачи заверили его, что в конце концов хромота полностью исчезнет. «Очень надеюсь, – ответил Помпей. – Я и так потратил кучу драгоценного времени на ваши примочки и опиум».