– Это Ягли Орш, – выступил вперед Катрапс, хорошо сложенный четырнадцатилетний юноша, что вечно угрюмился и гнусавил. Он был самым старшим из восьми сирот, о которых Рим здесь заботился, а еще самым сложным, упрямым и невыносимым подростком на всем белом свете. В общем, да, он был его любимчиком.
За годы, прожитые в осаде, многое успело поменяться: люди приходили и уходили, теряли веру, а потом снова ее обретали. В итоге с ним остались только те, кому некуда было больше идти. Рано или поздно (стоит ребятам подрасти и окрепнуть) они тоже оставят его. Так будет правильно, пусть чувства и говорили ему об обратном.
Рим поднялся и, воспользовавшись паузой, получше рассмотрел неожиданного гостя.
– Здравствуйте, я… – скомканно произнес длинноволосый блондин, которого звали Ягли.
– Придержи эту мысль, сынок, – улыбнулся священник. – Давай сначала ты примешь горячий душ и поешь. А еще переоденешься. – Капли, стекающие с одежды незнакомца, уже успели образовать под ним целую лужу. – И только после этого мы с тобой поговорим. Причем обязательно! Я уже изголодался по хорошей беседе.
Рим приблизился к полуночной компании.
– Дети, проводите нашего гостя в жилое помещение и покажите, где ванная.
Воспитанники церкви с радостью выполнили просьбу священника: окружили Ягли со всех сторон и потянули его за собой.
– Кат, ты идешь?
– Оставьте его, – ответил за юношу Рим, – Катрапс нужен мне, чтобы накрыть на стол.
Вместе они вышли из храма и направились к дому, а уже там разделились: Ягли и дети поднялись вверх по лестнице, а Рим и Кат свернули направо, в трапезную.
– Катрапс, принеси еду из кладовки.
– Не называй меня полным именем, – огрызнулся юноша. Рим пропустил это мимо ушей, как обычно и делал.
– Не забудь, что надо захватить на одну порцию больше.
– Да знаю я, старик.
Кат шмыгнул носом и удалился в подсобку, а священник принялся нарезать хлеб и овощи, выращенные на собственном огороде.
– Ты так и не спросишь, где мы его нашли? – донесся до Рима голос юноши.
– Нет, – коротко ответил священник.
В последнее время все так и происходило, они могли нормально общаться, только когда не смотрели друг другу в глаза. В остальных случаях Кат сразу же огрызался, убегал или отвечал короткими простыми фразами. К сожалению, Рим догадывался, в чем могла заключаться причина столь странного поведения: парню было за что-то стыдно.
– Ненавижу, когда ты так делаешь.
Священник вздохнул.
– Зачем спрашивать очевидное? Он определенно нуждался в помощи. Мокрый, голодный, усталый. Ты просто не мог пройти мимо. Я понимаю. Ты всегда был такой. Всегда стремился помочь. Стать героем.
– Героем, – хохотнул Кат. – А ведь и правда, когда-то я был настолько глуп, что считал это достойной целью.
Рим услышал, как его приемный сын вернулся на кухню, но в его сторону не посмотрел, продолжая делать вид, что еще занят овощами.
– Что ты имеешь в виду? – спросил священник.
– У всего есть изнанка, – отрешенно ответил Кат. – Герои мечтают спасать и защищать, а значит, пусть и неосознанно, желают, чтобы люди продолжали попадать в неприятности. Страдали, мучились и плакали в ожидании своего спасителя. Во времена мира героев нет. Они порождение войны, как голод, разруха и смерть.
Рим охнул. Он никогда не учил Ката подобным вещам.
– Конечно, в твоих словах есть смысл, – признал Патер, – все мы эгоистичны. Таков наш грех, неотделимый от человеческой природы. Но если порок способен одновременно и приносить пользу ближнему, разве это плохо?
– Да? Тогда скажи мне, священник, может ли убийство быть благородным поступком?
– Никогда!
Рим почувствовал, как Кат улыбнулся за его спиной.
– А если это совершено ради спасения жизни? Разве это не высшее проявление жертвенности? Убийца-поневоле обрекает свою душу на вечные муки, но наказывает преступника, а главное, спасает невинного.
– И сам становится преступником, – возмутился Рим. – Обменять жизнь на жизнь – нет в этом ничего благородного.
– Считаешь? Разве не лучше, чтобы жил праведник, нежели чем грешник, который продолжит творить зло?
– Нет, Катрапс, – Патер вспылил и развернулся. – Зло есть зло, как бы ты ни пытался его оправдать. Существуют границы, которые никогда нельзя пересекать. Даже ради благой цели!
На секунду их глаза встретились.
– Не называй меня полным именем, старик.
На этом их разговор закончился, а тишину прерывало лишь шмыганье носа Ката. Молча они накрыли на стол, наполнили три графина водой, и стали ждать.
Через двадцать минут священник услышал топот по лестнице. Дети ворвались в столовую со смехом, согрев сердце старика.
– Ягли, садись сюда.
– Нет, он сядет рядом со мной.
– Так нечестно!
Маленькие сорванцы не давали гостю покоя, и Рим решил прийти ему на выручку.
– Прекратите немедленно, – вмешался он, но выбрал слишком добродушный тон, поэтому его проигнорировали.
– Делайте, что вам говорят, – крикнул Кат, и только после этого дети начали нехотя рассаживаться по местам.
– Садись, не стесняйся, – Рим кивнул Ягли, который явно чувствовал себя не в своей тарелке. Новая одежда подошла ему идеально, но его заметно тревожило отсутствие длинных рукавов, – металлическая рука притягивала слишком много любопытных глаз.
«Значит, бывший солдат», – подумал Рим и решил, что позже отдаст ему один из своих темных плащей.
Наконец-то все расположились за столом, и наступила очередь для молитвы.
– Отче, – произнес священник, – мы благодарим тебя за эту еду, за неожиданного, но желанного гостя, за наше благополучие в суровое время. – Он не мог не заметить, как искривилось лицо Ката. – Молим, чтобы сия пища дала нам сил помочь нашим ближним и нести твое благословение дальше. Да будет так!
– Да будет так, – хором ответили собравшиеся и прильнули к тарелкам.