Та, которую я люблю

Надо пойти и всё узнать, как ей все настоятельно советуют. Вдруг она – дура, а мечта имеет право быть не только мечтой?

65. Вик

Только отдай мне ту, которую я люблю

БГ

Понедельник пришёл, как перед тем было воскресенье, а после того придёт вторник. Неотвратимо.

Утром на обходе Илья сказал, что если снимок и УЗИ сегодня покажут, что процесс идёт хорошо, – значит, можно будет отправляться домой. Но не на работу – ещё на неделю ограничения в передвижениях, то есть, говоря по-русски, лежать, прижавши жопу, и развлекаться книжками и фильмами, но никак не стрельбой и рукоприкладством. И что сегодня ещё ставить уколы и делать физио. И снимать швы. Снимок и швы сейчас, а УЗИ после обеда. Но в целом всё заживает хорошо.

Вик только кивал – а что ещё оставалось-то? Прилежно вставал, ходил, куда от него хотели, и подставлял под процедуры нужные части тела.

К обеду появилась Полинька. Принесла еды, заставила съесть. И только потом достала из своей сумочки то, что он сейчас не мог организовать сам, и в чём ему пришлось просить помощи. Вкус у Полиньки безупречный, поэтому заказанный предмет выглядел как надо. Он ещё подумал – не слишком ли вычурно? Да нет, нормально. Красиво, очень красиво. И пока прибрать. Если не сегодня – то завтра он положит известно что на все рекомендации про постельный режим и сам отправится выяснять, что в мире происходит. И в его жизни – тоже.

Полинька пожелала ему удачи во всём происходящем и сказала, что у неё пока дела, но к моменту выписки они с отцом подъедут.

Потом он даже спал, проклятая слабость брала своё и периодически просто отключала организм. А потом тупил в телефон. А потом случилось-таки чудо – дверь отворилась, и вошла Вероника.

Посеревшая и замученная. Что ж там такое? Ладно, уже неважно. Главное – она здесь.

– Здравствуй, душа моя, – Вик встал, подошёл и обнял её.

И тут же отошёл, потому что она осталась безучастной и смотрела настороженно.

– Привет, – сказала совсем тихо, он едва расслышал.

– Так, понял. То есть ничего не понял, на самом деле, но садись и рассказывай.

Вик взял её за руку, подвёл к кровати и усадил, а сам сел рядом.

Она смотрела на него и молчала. Смотрела… как будто в последний раз, чёрт побери. Как будто видела что-то, никому более недоступное.

– Тогда хоть скажи, как там принц Уэльский.

– Скучает, – вздохнула она. – Я утром его видела.

И снова замолчала.

– Да что ж ты молчишь-то? – он уже не знал, как же сделать, чтобы она, наконец, заговорила, поэтому продолжил совсем не так, как собирался сначала. – Вероника, пока ты снова не сбежала и не спряталась, скажи мне, пожалуйста, такую вещь – ты выйдешь за меня замуж?

Глаза распахнулись, в них билась какая-то невысказанная мысль. Неужели она сейчас скажет, что давно замужем и втайне от всех воспитывает пятерых детей?

Она продышалась и сказала совсем другое:

– Но как ты можешь звать кого-то замуж, если помолвлен с племянницей Полины Николаевны?

Вик ни черта не понял. Что? Какая, к хренам, племянница?

– Вероника, ты о чём сейчас? – осторожно спросил он.

– Как, все говорят, что у тебя есть невеста где-то там и что она подходит вашей семье по происхождению, статусу, богатству и что там ещё бывает, – сообщила она.

– Чего? – он смотрел на неё и вот вообще ни хрена не понимал.

Что за чушь она несёт? Кто только придумал, убить мало! И вот из-за этой херни она где-то там сидела и что-то себе выдумывала?

– Вероника, ты откуда это взяла?

– Вся контора говорит. Что Валентин Фёдорович так сказал отцу Сашки Татарниковой!

И тут он вспомнил. И начал ржать. Вот просто складываться пополам, и дырка в спине тут же напомнила, что не надо так, а надо тихо и осторожно, и закашливаться надо тоже тихо и осторожно. Но всё польза – она встревожилась, смотрела уже как-то по-человечьи, не как сначала.

Вик отдышался, взял её за обе руки и сказал:

– Душа моя, а почему же ты не пришла и не спросила – какого хрена ты, такой-сякой, обещался кому-то там в Европах, а спишь со мной? Я уж не говорю о том, почему ты вообще поверила какой-то хрени про меня и не пришла и не рассказала мне эту забавную, без сомнения, сплетню.

– Да потому, что где ты, а где я, небо и земля.

– Вероника, душа моя, ты гонишь, прости за просторечное выражение в такую минуту. Но ты делаешь именно это. Я тебе мало говорил, что люблю? Так скажу ещё раз, и не раз, и вообще. Тебя люблю, а не какую-то племянницу Полиньки, ни одну из них.

Вероника прикрыла глаза: кажется, там были слёзы. Он, не раздумывая, обнял, растрепал тщательно уложенные волосы, зарылся в них носом, а потом поднял к себе её лицо и поцеловал.

– Прости меня, пожалуйста, – прошептала она. – Я очень, очень тебя люблю.

И тоже обняла.

– Воистину, нет дурака глупее умного дурака, – усмехнулся он. – Надо ж было придумать!

Ну то есть придумал-то отец, чтобы эта дура из отдела договоров отстала, и не обидеть никого, мать их. И они ещё поржали, помнится, над прикольной мыслью, потому что отец явно не видел своей невесткой ни Элку, при всех её достоинствах, ни маленькую Доменику, ни давно и счастливо замужнюю Джину. Кто бы мог подумать, что в этот бред поверит не только дура Александра, но и умница Вероника?

Она по-прежнему молчала, только хлопала ресницами, и слёзы всё ещё бежали. Да что за ерунда, в самом-то деле! Он вытер ей слёзы, то есть сначала попытался пальцем, но это был дохлый номер, тогда он нашёл что-то типа полотенца, и тут уже дело пошло.

– Давай договоримся: если вдруг что-то непонятное, то ты приходишь и спрашиваешь. Хорошо? Да мало ли кто что придумает! Знаешь, сколько про всех нас придумывали разного? И ничего, мы до сих пор живы. Так мы договорились?

– Да, – выдохнула она. – Ты прав, я дура.

– К счастью, обычно ты умная. А иногда со всеми случаются досадные моменты. Ты, главное, не молчи, хорошо?

– Хорошо, – она не сводила с него глаз.

– Тогда вернёмся к тому, с чего начали. Вероника, ты выйдешь за меня замуж?

Она сначала просто смотрела своими зелёными глазами ему в глаза, потом нерешительно кивнула, потом тихо сказала:

– Да, я выйду за тебя замуж.

– Спасибо тебе за это, душа моя, – сначала поцеловать, а потом достать коробочку, открыть, показать – о, каким стал её взгляд! – и, наконец, надеть ей кольцо.