– Да, – согласился Шевченко и, кивнув головой в сторону четырех танков, гонявшихся за ранеными, добавил: – а передовой отряд занялся не своим делом… Посмотрите, какой смельчак!
Из-за копны, которую вот-вот должен был раздавить ближний к группе Шевченко танк, вдруг выскочил человек и метнулся в сторону, В тот самый момент, когда танк врезался в копну, человек исчез в облаке из соломенной пыли и гари. Казалось, он погиб в этом облаке, но он вынырнул из него и быстро побежал рядом с танком, держа высоко над головой, маленький, как будто игрушечный, пистолет. Со стороны это казалось безрассудством, однако, смельчак со спортивной легкостью вскочил на броню и выстрелил в чумазого танкиста, высунувшегося из люка башни. Танкист упал в башню, а храбрец, прижимаясь к броне, пополз вперед, к смотровой щели водителя. Перед следующей копной он выстрелил в щель, и танк, круто развернувшись, одной гусеницей угодил в какую-то яму, сильно скособочился и заглох. А его дерзкий победитель послал еще две пули в открытый люк башни. Потом он перелез к машинному отделению, несколькими выстрелами поджег его, швырнул на землю пистолет, спрыгнул на землю сам и скрылся в черном дыму. Однако увлекшийся погоней за ранеными передовой отряд противника, увидев, что его опережают охраняемые им главные силы, круто развернулся и пошел обратно. На безопасном расстоянии от своего охваченного огнем собрата танки остановились, с минуту постояли и на больших скоростях ушли на запад. Вскоре прибежал никем не замеченный Саша Колобков. Он доложил, что по оставленным немцами указкам видно направление их наступления – город Переяслав. Выслушав разведчика, Шевченко отошел вглубь лощины, развернул планшет с картой, позвал комиссара Додатко, полковника Гнедича и лейтенанта Волжанова.
– Посмотрите, товарищи, что получается, – сказал Шевченко, когда все они склонились над картой, – противник решил разрубить войска фронта и уничтожать их по частям. Двадцать шестую армию, которая держала оборону по Днепру южнее Киева, изолирует от нашей тридцать седьмой и от всех войск севернее Киева. Это очень понятно… Ну, а мы – где? А мы чуть-чуть не угодили под топор… Мы оказались на маршруте танкового тарана… Хорошо, что вовремя сошли с дороги… Что будем делать, товарищи командиры? С минуту длилось молчание. Первым его прервал комиссар:
– Если нет шансов проскочить на восток здесь, то надо взять еще южнее. Может, удастся встретить части двадцать шестой.
Двое суток шла группа Шевченко по бездорожью, обходя не только большие села, но и мелкие хутора, занятые противником. Однако в тех случаях, когда разведчики доносили о малочисленности гарнизона в населенном пункте, Шевченко принимал решение атаковать. Такие атаки были внезапными и почти бесшумными. Фашисты уничтожались все до единого. Эти скоротечные схватки с ненавистным врагом поднимали дух бойцов, пополняли запасы трофейных патронов и продовольствия, укрепляли веру в успешный выход из вражеского окружения. Привалов для отдыха Шевченко не давал. Только в те небольшие промежутки времени, когда нужно было группе залечь на дне балки, а командиру изучить обстановку перед броском в следующую балку или лощину, люди валились на землю, поднимали ноги кверху и отдыхали. К тому скудному пайку, который выдавался комиссаром, люди добавляли сырые початки перезревшей кукурузы с неубранных полей. С тошнотой и отвращением разжевывали они брызжущие сладкой молочной жидкостью зерна. Однако ни голод, ни физическую усталость нельзя было даже отдаленно сравнить с тем моральным изнеможением, которое чувствовали люди небольшой группы Шевченко, метавшейся в поисках выхода из западни. В самом деле, легко ли прятаться в оврагах и балках, избегать дорог, обходить населенные пункты, украдкой перебегать или переползать открытые участки поля – и все это на своей, на советской земле, хозяином которой ты привык сознавать себя с самого детства. Это очень тяжело – понимать, что у твоего народа надежда только на тебя, а ты ничего не можешь сделать, чтобы оправдать эту надежду! Шевченко остановил свою группу на дне вымытого вешними водами оврага, выставил охранение и направил двух бойцов за разведчиками. Холодна и неприятна осенняя ночь под открытым небом. Но как она была желанна для людей, которые каждую минуту дневного времени рисковали быть обнаруженными противником и уничтоженными в неравной схватке! Натянутые за день нервы под покровом спасительной ночи сразу ослабли, уставшие мускулы обмякли, наслаждаясь отдыхом
Итак, товарищи, – сказал Шевченко, стоя среди лежавших вповалку бойцов, – мы с вами дошли до обреза моей карты. Дальше пойдем вслепую… Теперь вся надежда наша на проводника нашего – Цыбульку…
– Вся надежда на тебя, Цыбулька, – сказал он. – Карта кончилась, а звезд на небе, похоже, и сегодня не будет: вон как заволокло тучами.
– Так это дуже просто, товарыш подполковник. Скажить тилько, куда направлять оглобли, – чи на юг, чи на восток… Нэ по зиркам, а по сэлам довэду куда хочэтэ.
– На юго-восток надо, товарищ Цыбулька.
– На юго-восток? Хвылыночку, товарищ подполковник, сейчас я помозгую… Спэрэду у нас нэ далеко – Зарожье. Мы з Людою в ему уже были… А дале будет хутор Авраменко, а там спросим…
– В Зарожье нет немцев?
– Ни наших, ни хвашистив нэмае. Селяне кажуть, шо германци за ричкою Оржицэю…
– Денис Петрович, вы харьковчанин. А речку эту, Оржицу, случайно не знаете? На Харьковщине нет такой?
– Нет, это, кажется, приток Сулы на Полтавщине. Здесь я не бывал.
– Форсирования ее не избежать, но вот где форсировать? Эх, карта! Почему она не кончилась после Оржицы?
Шевченко вызвал Колобкова.– Ты, Саша, устал не меньше других, но… Ничего не поделаешь, придется тебе сбегать еще в этом направлении, вперед. – Иван Михайлович указал в сторону села Зарожье. – В первом селе Цыбулька с Людой были, немцев в нем нет. А вот дальше…
Ночь навалилась необыкновенно темная, и удивительно тихая. Долго не возвращался разведчик Колобков. Только в полночь, никем не замеченный, вошел он в овраг и, стараясь не разбудить по-фронтовому чутко спавших бойцов и командиров, склонился над подполковником Шевченко:
– Товарищ подполковник, проснитесь!
– Это ты, Колобков? – спросил Шевченко, не поднимаясь с согретого телом участка земли, – Что там, в хуторе… Как его?
– Хутор Авраменко, – подсказал Колобков. – Ни немцев, ни наших войск еще не было. Бабы говорят, на той стороне, за рекой, много танков, мотоциклов, грузовиков и артиллерии. Простой пехоты не видели.
Как быстро продвигалась на восток линия фронта! Как ее догнать этой маленькой пешей группе, мечущейся по бездорожью в поисках участка внутреннего фронта окружения, быстро сужающегося кольца? Где оно теперь, это огненное кольцо? Может, где-то совсем рядом…
К Волжанову трусцой подбежал ординарец Квитко.
– Товарыш лейтенант, зъижьтэ трошки хвасоли, – сказал он и высыпал в карман Волжанова горсть сырых бобов.
Волжанов взял несколько штук в рот, разжевал и сразу почувствовал во рту отвратительно терпкую горечь.
– Где вы взяли эти бобы. Николай Филиппович?
– Те Колобок назбырав, Такэ бачу че та пронырлывэ хлопья!
– А сам-то он их ест?
– А то як же, ест!
– Ты слышишь, Люда? Человек того – с наперсток, а какая душа! Ценой большого риска и унижения насобирал он для группы мешок хлеба, а сам ест эту сырую мерзость! Волжанов ускорил шаг, увлекая вперед и девушку. Догнав командира и комиссара, он рассказал им об этом и угостил фасолью. Комиссар Додатко, несший на плече «нищенскую суму» Колобкова, достал из нее ломтик хлеба и подозвал к себе разведчика.
– Приказываю тебе, боец Колобков, съесть этот хлеб при мне…
– Товарищ старший политрук, это же для раненых… Я собирал для раненых…
– Отставить разговоры, боец Колобков! Ешь при мне! Идя рядом с комиссаром, Колобков начал отщипывать
от ломтика крохи.
– Товарищ старший политрук, – заговорил он робко, – Я очень маленький, для меня этого хлеба будет многовато… Разрешите поделиться с ефрейтором Мурманцевым… Он такой великан, а давно ничего не ел.
– Разрешаю угостить его вот этим куском. – комиссар достал из «нищенской сумы» Колобкова еще один ломоть и сунул его в руку разведчика…
В самой глубине леса Шевченко остановился и выслал вперед неутомимого разведчика. А весь лес вдруг начал что-то нашептывать листьями. Прислушавшись к этому шепоту Шевченко не сразу понял, в чем дело.
– Дождик пошел, – сказал Гнедич.
– Да. Только его нам и не хватало! – Шевченко на ощупь приподнял жене воротник пиджака, и быстро пошел вперед.
Сначала тихий и редкий, дождь вскоре превратился в сплошные потоки, лившиеся из прохудившегося осеннего неба. У кого была плащ-палатка, тот старался прикрыть ее концами побольше своих товарищей. Но неприкрытых оказалось много. Они в душе очень пожалели, что бросили металлическую каску, и старательно прикрывали голову, насквозь промокшей пилоткой. Быстро развезло дорогу. Непослушные ноги разъезжались в стороны, жирная черноземная грязь налипала на них, мешая людям двигаться вперед. А вода, как будто процеживаемая сквозь крупное решето, все лилась и лилась с неба… В полночь по размокшему картофельному полю они обошли и хутор Авраменко. Вернувшись в группу, Цыбулька доложил командиру результаты разведки и добавил:
– Мабуть, в районному центри есть переправа.
– Хорошо. Пойдемте, товарищи, в районный центр! – сказал командир и снова выслал вперед Колобкова.
Саша сразу же исчез в перекошенных сетях дождя. Вскоре, у самой крайней хаты следующего села, он доложил, что это и есть райцентр, что немцев в нем нет и наших войск – тоже. Когда вошли в хату, заспанная худощавая женщина с аккуратным пробором черных волос, стыдливо засуетилась и нырнула в горницу. Потом она вышла оттуда уже в юбке, но без кофты.
– Ой, яки ж вы мокрисэньки, соколыкы мои! – воскликнула она.
– Яке сыло, кума? – спросил комиссар Додатко, глядя на свои мокрые сапоги и быстро увлажнявшийся под ними земляной пол.
– Оржыця – наше сэло, – ответила хозяйка.
– Оржица, сказали вы? – переспросил Шевченко.
– Та знамо, Оржыця…
– А немцы у вас были?
– Гэрманци и сэйчас за ричкою… Чогось до нас не заходють.
– А наши войска не отступали от Днепра?