Бых. Вторая часть

– Ага. Как и освящение ракет. Мы пока не пришли к консенсусу, что предпочесть: законы физики и биологии или законы Божьи. Первое работает, а во второе хочется верить. Как только решим, все сойдется, а лишнее будет забыто.

– Как мировая музыка.

– Или Митра. Помнишь, какая у них раньше реклама была?

Сразу, как фильм, поставленный на паузу десять лет назад, память Леры включила ролик: испуганный красивый теленок, привязанный к стулу, похожему на электрический. Из-за кадра появляется рука и стреляет ему в голову. Он еще вздрагивает, а новые руки уже начинают длинными ножами отрезать куски от телячьего тела. Вдруг по истекающей кровью туше проходит судорога, и башка коровьего ребенка вскидывается. Он начинает реветь, вырываться, пока его не приканчивают новыми выстрелами.

– Ага. В конце там надпись: типа, столько-то процентов скота при забое умирают не сразу.

– Да-да. Но у меня из-за другой кошмары в детстве были. По-моему, это первая у нас реклама искусственного мяса была. Там видео со всякими чудесными ягнятами и птенчиками чередовали с кадрами из скотобоен. И музыка такая красивая.

– А еще была та, где цыплята клюют яичницу, а свиньи жрут бифштекс, – вспомнила Лера.

– И такая была: один за другим люди подходят к мяснику, он стреляет им в голову из пистолета для забоя и сталкивает в яму. Камера отъезжает – а там огромная очередь людей, и они покорно идут к нему.

– Что-то я не помню такой.

– А, блин! Это ж не реклама. Это реальное видео было с Ближнего Востока. Какие-то борцы за правое дело пленных казнили. И у палача кончаются патроны, а следующий в очереди ждет, когда он перезарядит пистолет. Надо же, как все перепуталось… А тебя пугала та реклама со скотобойнями?

– Да нет.

– Что, вообще эмоций не вызывала?

– Не-а. Это же реклама.

– Кого я спрашиваю… А на меня наводила жути. Мне до сих пор видится, как потрошат овцу, а у нее копытце еще дрожит. Наверное, от тряски, но все равно не по себе. Я вот смотрю с детьми мультики, так там герои-хищники разве что жука какого-нибудь слопают. А в реальности-то львята едят Тимона и Пумбу. Еще прогоняют эту ерунду про круговорот жизни: антилопа ест траву, лев есть антилопу, подыхает и становится пищей для травы. Все счастливы.

– Кроме антилопы, льва и травы.

– Кто-то говорит об устроенном небесами высшем порядке, восхищается им, а это ведь самый низший порядок – порядок гниения и червей. Хотя обычно тему питания хищников лицемерно обходят. То есть все интуитивно понимают: это чистое зло. Весь этот естественный ход жизни – миллионы убитых из-за пропитания созданий, разорванные матери, гибнущие детеныши – это жуткое зло, которое мы договорились не замечать. Существование хищников – главное свидетельство того, что никакого гребаного замысла в этом всем нет.

– Не, там по-другому: львы с антилопами жили в мире, пока не случилось грехопадение. Тогда-то и возникла статья 105 УК РФ.

– Да пусть так. Но сейчас человек – хозяин мира! И матушка-природа наработала по нашим законам на пожизненное.

– И что ты предлагаешь?

– Убрать хищников из природы и кормить их искусственным мясом. Биоразнообразие пусть в зоопарках сохраняется.

– Тогда травоядные расплодятся и передохнут от голода. А перед этим успеют сожрать всю траву, и экология пойдет вразнос. Жди неурожаи, оползни и песчаные бури.

– Ну пусть их тогда съедают заживо. Ты когда-нибудь видела трапезу гиен? Они, как со шведского стола, выедают брюхо антилопы, пока та охреневает от происходящего и молится своим антилопьим богам, чтобы у нее наконец остановилось сердце. В конце концов, можно отредактировать зверей так, чтобы они не плодились, как сумасшедшие.

– И как ты это сделаешь?

– Я – никак. Я социальной инженерией занимаюсь, а не генетической. Но кто-то может. Сделали же бесплодной всю мировую популяцию комаров этих…

– Желтолихорадочных. – Некоторые вещи Лера запоминала, как компьютер. – А как ты к воробьям относишься?

– Чего? А, понял. Слушай, сто лет прошло, мы с тех пор Марс окучили. У нас вон урожаи за Полярным кругом растут в теплицах с замкнутой экосистемой, не помрем. Ты только на секунду задумайся: каждый день животные убивают друг друга, дохнут под палящим солнцем, из-за запаха гноя в ранах от них шарахаются свои же, их плоть, как корку хлеба, жрут насекомые, родители для прокорма съедают своих детенышей, тянущихся к соску… Лер, ведь ни одному психически здоровому существу устройство мира, в котором баланс достигается регулярным массовым убийством, не покажется нормальным! Просто взрослые сговорились игнорировать это. С тех пор, как завалили первого мамонта, никто не раскрыл глаза ребенку: смотри, какое вокруг безумие!

– А ты же ешь мясо, – кивнула Лера на неубранную тарелку с остатками гамбургера.

– Мясо я ем, – согласился Эдуард. Он как будто должен был что-то добавить, но хранил молчание.

– Эта корова вылезла из другой коровы, а не из бака.

– Я бы вообще всю природу стерилизовал. Это будет милосердие. Наша моральная обязанность – спасти животных от тирании их природы. Котов мы почти вывели из этой бешеной круговерти. За котов Бог нас всех простит.

– Ты чего так об антилопах испереживался?

– Как венец эволюции я чувствую ответственность за всех этих дебильных животных.

– Твои возвышенные представления о человеке, Перс, плохо коррелируют с практикой уголовного розыска.

– О, дэвы вечно строят нам козни…

К шашлычной подъехала очередная машина. Они не увидели, кто из нее вышел, но вскоре у крыльца стал прохаживаться человек, под пиджаком которого виднелось очертание кобуры.

– Что-то мне подсказывает, мы половину тех, кто там реально сидят, не увидим по биллингам, – заметил Эдуард.

– Может, вызовем патрульных местных? Пусть «случайно» заметят и документы проверят.

– Не хочу лишнее внимание раньше времени привлекать. – Эдуард взял телефон и связался с другой группой. – Заканчивайте с ремонтом и проверьте, видны ли номера тачек на парковке с дорожных камер. Если нет, сфоткайте их и пробейте. Только аккуратнее, вон какое тело на крыльце гуляет. – Он отключился. – Счет!

Эдуард некоторое время всматривался в чек, пытаясь вспомнить, не заказывала ли что-то Лера, но ему пришлось расплатиться самому. В машине он выбрал на планшете камеру, с которой был виден вход в кафе. Вскоре подъехала очередная машина, которая выделялась дороговизной даже на фоне уже припаркованных.

Лоснящийся и сытый шар в синем костюме выбрался на улицу с пленительной ловкостью. Сияла его плешь, гель в волосах, сахарная улыбка, сияли пуговицы, запонки и ботинки. Темнели его тонкие усы, тухлые глаза, сожженная на юге и сгнившая на севере кожа. Его легко было узнать – это был господин Ага, чье фото давно хранилось в файлах дела под знаком вопроса. Вице-президент Российско-турецкой торгово-промышленной палаты, он считался координатором криминальных интересов своих земляков в Москве, но до сих пор никак не проявлял себя в деле с «кипарисом».

Планшет пискнул – пришла информация от коллег по поводу владельцев припаркованных автомобилей. «Решала», известный связями в прокуратуре; бывший заместитель главы строительного департамента Москвы, ныне – член предвыборного штаба Романова; член совета директоров Garanti Bank.

Эдуард перестал дышать; он превратился в существо, парящее над мирскими нуждами, в творца, следующее движение которого, как вибрация струны, разойдется по всей Земле.

– Я за ним уже столько дней хожу, примелькался. А одна ты будешь слишком приметная в этой глуши.

– Перс, твоя операция. Решай.

Эдуард посмотрел на Леру, собранную каждой мышцей, и коротко кивнул на заднее сиденье. Она тут же перебралась туда. Там лежала сумка со сменной одеждой и аксессуарами для маскировки.

– Гоша же на Ярославке живет?

– Ага, – бросила Лера, переодеваясь.

Бессмысленно скользнув взглядом по полуобнаженному телу, Эдуард сосредоточился на звонке.

– Гоша! Мчись в Пушкино, сейчас адрес скину. У тебя есть десять минут. Гоша… Гоша! Да плевать мне, чем ты занят! Тачку угоняй, если надо! Если… – Эдуард оборванно посмотрел на телефон в своей руке. – Положил трубку, щенок. Ну ничего, приедет. С женой он, видите ли…

Эдуард взглянул на заднее сиденье. Лера сидела уже изменившаяся. Вата в щеки, распорки в нос, крохотные клейкие кусочки телесного цвета, изменившие форму глаз. Если кто-то захочет проверить непрошенную гостью кафе, гражданская нейросеть затруднится найти ей верное соответствие. Лера переползла обратно и, повернув зеркало, стала красить губы яркой помадой.