Бых. Вторая часть

– Что значит «зачем»? Заряженный крупье сдает карты, чтобы разделить банк, разве нет?

– Ты мне обязан.

– Почему я тебе обязан? – недоумевал Артем. – Ты у меня в оперативном подчинении. Ты выполняешь свою работу. Как ее реализовать – мое дело. Оценивать твои результаты выбрали меня, и не просто так. А я тебя выбрал давать эти результаты, и тоже не просто так. Мы с тобой находимся каждый на своем месте.

Артем звучал миролюбиво и, более того, сам бы отметил в сказанном, скорее, похвалу. Но другие воспринимали его иначе. Бытовало мнение, что он не прощает оплошностей. Скрупулезно учитывает их и присовокупляет к прежним огрехам, как на счетах. Подчиненные страшились этой бухгалтерии пуще яростных разносов иных начальников.

Роман, конечно, не был напуган. Он был оскорблен до бешенства.

– Ты… Ты… – Взгляд Артема оставался кристально прозрачным. – А, да как с тобой поссориться, ты же и этого не умеешь! Невозможно же, отучившись на юрфаке, иметь настолько невинные глаза! Выбрал он меня! Конечно, выбрал: я тут один человек среди неандертальцев! Просто, когда доберешься до вершин, не забудь, что внизу повис перспективный парень.

– Я не забуду, – кивнул Артем, начав о чем-то догадываться. – Я повышу тебя, если ты продолжишь хорошо работать.

– Ну и славно. – Роман усмехнулся, как человек, разгадавший проигранную партию, и весело спросил: – Какие-то распоряжения?

– Нет. Ты знаешь нашу задачу.

– О да! И ты знаешь. Только уж очень точно. Точность правосудию часто вредит. Ты…

– Я должен посадить Романова, – сократил Артем реплику собеседника, усомнившегося было в его проницательности. – Я в курсе. Просто доказательств не хватает.

– Ну… да. Как всегда, ты прав. Даже подлецы стесняются тебе возразить. Зато всегда могут приказать. Я пойду?

– Иди. – Артем обрадовался, что малопонятный разговор завершается. Расстояние между ними натягивалось, как веревка, что-то тянущая из него. – Я твой друг, Ром!

Фраза прозвучала одеревенело, неумело. Беспомощное проявление симпатии тронуло Романа своей убогостью.

– Ты осознаешь, что пропадешь там? Ты кажешься загадкой, а никакой загадки нет. Ничего. Пустота. Ты поднимешься туда один. И все увидят, что сам за себя ты отвечать не способен.

Он вышел. Артем сидел какое-то время в смятении и размышлял, показалось ему или нет, что Роман обиделся. Он так плохо разбирался в эмоциях людей! И чем ближе они были, тем хуже Артем их различал: некая эмпатическая дальнозоркость. Но именно это ему помогало в карьере: умные начальники ценили, что он не виляет перед ними в зависимости от того, раздражен руководитель или ласков. Он всегда был абсолютно понятен и эффективен. В иные времена это помешало бы Артему идти выше: никто не назначает руководителем идеального исполнителя. Но теперь равноудаленность от кланов сделала его востребованным. Артем был нулевым меридианом, от которого можно выстроить любой маршрут.

Хотя запланированные дела была окончены, Артем ощущал некую незавершенность. Он вроде бы случайно нащупал монету и, не называя ставку, подбросил. Накрыл ее ладонью. Молчаливая борьба с собой проходила за это простое движение: отнять руку. Дрожа, Артем сгреб монету и убрал ее, так и не посмотрев, что ему выпало.

Человек с жабрами

Пропитанный синтетикой зомби периодически вскидывал голову и, таращась куда-то в угол, причитал на неизвестном языке. Гоша вслед за ним всякий раз пытался что-нибудь там увидеть. Теперь, когда он встречал таких людей, в его взгляде не было высокомерия. В нем стало больше насмешливости – что могло быть полезно, но и больше безразличия – что было опасно. Дистанцироваться в их профессии бывает нужно, но, когда пропасть становится слишком велика, мост к другому человеку уже не перекинуть.

Вдохновившись Мариной, Лера была заинтригована новым языком и старалась его изучить. «Ля», например, означало согласие в широком смысле.

– Ля, – озвучила она первую определившуюся морфему.

– Ля, – поддержал ее усилия зомби.

Лера запнулась.

– Ля… – интонация стала неопределенной.

– Ля, – признал сложность коммуникации собеседник.

Возможно, этот язык сродни китайскому и оперирует тональностями. Нужно было разгадать его, чтобы выяснить, как началась эта опиумная война, после которой сосед зомби отправился с ножевым ранением в реанимацию.

Леру осенило. Ведь она немного владела универсальным языком! Раздался ее голос, вдруг ставший нежным и звонким. Обычно он звучал ниже, сдавленный, как от невидного дыма, но сейчас очистился. Лера постаралась перевести для аборигена вокальную партию «Аве Марии». Гоша вздрогнул и, будто захотев прикоснуться к ней, оторвался от стены.

– Ля!.. – с новым, восхищенным оттенком отозвался зомби. По светлеющим глазам было видно, что у него наступает свое понимание.

Звонок телефона все равно что куда-то столкнул их всех.

– Неизвестного нашли, – объявил Хайруллин, сообщил адрес и отключился.

Лера приказала Гоше закончить работу и бросилась к выходу.

– Ля-а… – с гибнущим звуком надеялся задержать ее зомби.

В успех замысла Порфирия Петровича никто не верил так горячо, как Лера – в ее-то глазах Учитель не мог ошибиться. Но даже она не ожидала результата так быстро. Сколько прошло? Неделя?

Хайруллину предложенный план не понравился. Его командир говорил: «Один хороший разведчик экономит батальон», и сыскное дело было в духе этой присказки. Хайруллин привык, что в полиции работают точечными методами. А ловля одного преступника всем личным составом московского гарнизона напомнила ему о бессмысленном армейском размахе.

Михаил Потапович от плана остался в восторге; он взбодрился от своей дремы, ощутив в кипении происходящего забытый вкус работы.

Эдуарду идея Учителя пришлась по душе масштабностью полицейского пеплума. Однако сам он остался в стороне, занятый турецкой мафией – картиной иного жанра, но тоже блокбастером. Андрей в помощь ему копался в теме «кипариса» и, пожалуй, едва обратил внимание на происходящее вокруг.

В главке мнения тоже разделились. Такую операцию трудно скрыть. Нынешнюю прессу можно попросить промолчать, но информация при большом числе задействованных лиц быстро утечет в сеть. Провал вызовет сарказм масс и критику из Кремля. Тема бессилия силовых структур накануне выборов напрягала государство, как разговоры об ухаживаниях – импотента. Однако все сходились в одном: кроме этой, свежих идей по поимке Неизвестного нет.

Оперативный штаб заседал в опорном пункте полиции возле дома на Никитском бульваре, где прятался Неизвестный. Самый центр Москвы! Бешеная система безопасности, сторожащая правительственные учреждения, не учуяла монстра под носом.

После реформы полиция разделила город на оперативные районы, за которые отвечали отделы, и участки, форпостами порядка на которых выступали такие опорные пункты. Здесь располагались участковые, инспекторы ПДН, дежурный оперативник и дознаватель, были оборудованы изоляторы временного содержания и места отдыха патрульных.

Лера спустилась на цокольный уровень, где лет двести назад хранил товары какой-нибудь купец. Дверь ей открыли после строгой сверки удостоверения и уточнений по рации. Люди вылились из помещений в коридоры и на лестницы. Дремали бойцы СОБРа. Отдыхавший в камере алкоголик вжался щекой в решетку и пытался разобраться во всеобщей суете, пока кто-то наконец не захлопнул железную створку.

За очередным поворотом стоял, вроде возведенной самой себе статуи, Артем. Лера застыла, как если бы дальше не могла двинуться без разрешения. Его взгляд делал ее беззащитной. Артем не замечал мимику, эмоцию, возмущение и флирт, напрямую обращаясь к раздетому существу, которое уже не надеялось сбежать со всем этим мясом, боялось пощечин и громких звуков, спасалось под тонкой кожей и в усвоенных ритуалах послушания. Артем изменил выражение лица – зрительно это воспринималось как улыбка, но даже для имитации вежливости в нее было слишком мало вложено.

Леру, заставив пригнуться от неожиданности, хлопнул по плечу знакомый офицер из следственной бригады: «Молодец, Николаевна! Без тебя бы не нашли!» Она, конечно, не пыталась выдать идею за свою, однако Порфирий Петрович, хотя и не отказывал в удовольствии похвалить себя, выставлял свою воспитанницу вперед – вроде гордого родителя, собирающего комплименты, но подталкивающего ребенка, прочитавшего стишок, поклониться аудитории.

– Это… – хотела указать на автора Лера, но офицер уже скрылся за углом.

– Просто принимайте похвалы, Лера, – посоветовал Артем. – Научитесь ценить себя. Вам это пригодится. Он прав: без вас мы бы Неизвестного не нашли. Вы направили мысль своего бывшего начальника и убедили нужных людей принять его всерьез. Мало кто думал, что этот план сработает.

Взгляд Артема измерял Леру как заготовку. Она чувствовала, что он, в отличие от нее, знает точно, где и в чем она нужна. Если бы она умела слушать себя, то поняла бы, сколько боли и желания вызывает это ощущение. Но она лишь знала, что хочет, толкнув его, пройти дальше, выругаться, закурить. Лет десять назад Лера так бы и сделала. Сегодня она просто ждала, что от нее потребуют.

– Можно и на «ты», – буркнула Лера.

– Найди пока Хайруллина. Скоро начнем.

Лера прошла мимо, испытывая необъяснимое для себя раздражение. Она не поднимала глаз, точно ожидая приказа, который боялась получить.

Хайруллина Лера нашла в тупике, оканчивающемся обшарпанной дверью, когда-то закрашенной до слияния со стеной, а затем насвежо опечатанной в соответствии с неумолимым упрямством бюрократии. Хайруллин, сидящий на затерянной вне времени кушетке, выглядел так, будто забыт здесь вместе с ней и этой дверью. Лера села рядом.

– Скоро начинают.