– Кажется, пластинку заело, моя Шахерезада? – весело спросил у Василисы Иван.
– Это же часть нашей Игры, Ванечка. Ну потерпи же.
Несмышляев замолчал. Машина ехала плавно…
Куда ехал наш Иван? Да и важно ли это. Лишь бы ехал и радовался, что без наручников, не в автозаке, а на пассажирском сидении и без конвоя.
Эх, чтоб всем нам ехать по бескрайним просторам страны по грибы да по ягоды к маме в деревню. Туда, где сказочный лес пьянит запахом фиалок и распустившейся черемухи или раскаленной на солнце тягучей сосновой смолы. А после долгой прогулки по лесу да в русскую баньку с березовым веничком… Ух, хорошо, твою Россию-мать. Жива была бы русская деревня…
Ну и пусть обгоняют тебя по дороге слева и справа машины с мигалками. Их хозяева думают, что быстрей въедут в рай на земле, а ведь, вернее всего, спешат на тот свет, нарушая правила, подрезая и давя тех, кто отправился в путь без мигалки.
И другие торопятся, из кожи лезут вон, чтоб волшебную мигалку заполучить: «Вперед, в начальники, чтоб не холопствовать всю дорогу». Да, вот авария на трассе – две мигалки вдребезги, а кто виноват? А вон тот, у кого мигалка чуть меньше.
Но сколь не взнуздывай кобылу, да не дави на газ, – все в срок туда прибудут, где не бывает опозданий. Хоть с мигалкой, хоть без.
Бескрайность дороги дарит ощущение бесконечной свободы. Обманчивое впечатление для пассажира, если ехать по жизни с закрытыми глазами на легковушке с ветерком, доверяясь всецело водителю. А если шпарить по длинному этапу из СИЗО в тюрьму, то о какой свободе базар-разговор? Этап нескончаем в бескрайней стране. И непонятно, кто кого тянет как за веревочку – конвоиры или осужденные. Вся лишь разница меж ними – у кого за плечами автомат Калашникова, а кто налегке. Выходит, вместе мотают срок и те, и другие ныне и присно…
«Дураки и дороги – главные беды бескрайней страны? Да ерунда, конечно. Устаревшая информация. Вместо разбитых дорог – уже автобаны, а дураки и вовсе перевелись, если верить следователю Чеботареву, – размышлял в пути Иван Несмышляев, вспоминая конфликт с губернатором Секировым. – Главная наша беда, похоже, мотает срок в тюрьме самосознания. «Я начальник – ты дурак. Ты начальник – я дурак» – вот ее формула. Эта беда, пожалуй, и есть главный тормоз в развитии правового общества. Ну а спросит кто смелый: «Умен ли начальник, а глуп ли дурак? А верной ли дорогой идем, господа и товарищи?» – тут же окрик свыше: «Молчать, придурок! Народ вопросами не смущать!» А, может, и, правда, зачем простому народу такие вопросы, если ответ известен заранее: «Начальнику виднее, куда едем. Нам бы постоялый двор не проехать, да хорошенечко пожрать, пока начальник кормит, а там куда нелегкая вывезет.»
Иван Несмышляев чуть не заснул на заднем сидении автомобиля. Какие только дурные мысли не придут в голову по дороге вслепую.
Но, кажется, приехали…
Василиса резко притормозила: «Мы прибыли, козленочек. Теперь пешком».
ГЛАВА XVII
Секретная операция
После того как машина остановилась, еще минут 15 любовники шли по брусчатке. Василиса вела временно незрячего Ивана под руку, крепко прижимая его к себе. Своим правым плечом он ощущал прикосновения ее горячих «дынь».
Потом они минут пять поднимались по длинным лестницам какого-то помещения. «Не то дворец, не то офисное здание», – подумал Иван.
Затем скрипнула деревянная дверь, они сделали еще три шага вперед и…
– Всё, Иван, мы на месте. Через минуту можешь развязать глаза. Время пошло, – твердым голосом сказала Василиса.
Через минуту Несмышляев снял с головы шелковую повязку и еще с полминуты, наверное, щурился, пока, наконец, глаза не привыкли к свету.
«Вот это сюрприз» – подумал Иван, оглядевшись. Он стоял в огромном кабинете, в три раза превышающем размер хаты «восемь – пять», и раза в четыре – его теперь уже бывший кабинет в администрации города Л.
Стены огромного кабинета были отделаны дубом. Иван стоял на красной дорожке ковра, прямо перед длинным столом. В конце стола, у окна, задернутого шторами, восседал в кресле массивный мужчина в иссиня-черном кителе и генеральских погонах. Он тщательно перебирал какие-то бумаги. За спиной хозяина кабинета висели портреты правителей – те же, что и в кабинете следователя Чеботарева, только тут нарисованные маслом вожди смотрели на Несмышляева куда как более пристально, как будто решили рассмотреть насквозь все тайные мысли Ивана Петровича.
На другой стене, по правую руки от генерала, красовались портреты князя-«кесаря» Федора Ромодановского – соратника Петра I, опричника Малюты Скуратова-Бельского – подвижника Ивана Грозного, и, конечно же, милейшего Александра Христофоровича Бенкендорфа – начальника Третьего отделения канцелярии его величества Николая I.
Историк Несмышляев легко узнал этих личностей, оставивших глубокие шрамы в биографии Родины-матери. Если князь-«кесарь» глядел на Ивана Петровича с портрета весьма сурово, нахмурив смоляные брови, то Александр Христофорович, как показалось Несмышляеву, даже одобряюще кивнул лысоватой головой. А Малюта даже не удостоил Ивана Петровича взглядом, так как опричник был нарисован в профиль и смотрел с портрета куда-то в сторону, вероятно, на царя Иоанна Васильевича, который где-то задерживался. Не то на казни, не то на службе в церкви.
– Ну здравствуйте, здравствуйте, Иван Петрович! – мужчина в генеральском кителе встал из-за стола и, протянув вперед широченную пятерню, двинулся навстречу Несмышляеву. – Будем знакомы. Генерал-майор Дронь. Петр Сергеевич Дронь. Как же долго я ждал этой встречи, почти сорок лет…
– Почему сорок? Мне скоро исполнится 37, а я точно не ждал этой встречи, – удивился Иван, здороваясь с генералом.
– А разве ваша мама вам ничего не говорила? И даже альбомы с почтовыми марками не показывала?
– Не помню, – внутренне сжался Иван от обиды на Василису за такой сюрприз.
Перемудровой в кабинете не было.
– Ну раз мама ничего не говорила, значит, верна своей клятве. Железная женщина, – сказал крепко сбитый, словно бы вытесанный из дуба, хозяин кабинета. – Ну что ж, тогда перейдем к делу.
– Надеюсь, не к уголовному? – поинтересовался Иван, едва взглянув генералу в глаза. Если в кабинете майора Чеботарева он чувствовал себя в полной власти следователя, то здесь у него вдруг возникла некоторая уверенность в своем превосходстве над генерал-майором.
– Нет. Не к уголовному. А к вашему личному делу, агент Stultus!
– Как, как вы сказали? Потрудитесь объяснить, товарищ генерал-майор, – Несмышляев чуть не сел на красный ковер. – Что за глупый розыгрыш?
– Я буду предельно краток, а если у вас возникнут вопросы – я отвечу на все. Да вы присаживайтесь, присаживайтесь на стул, агент Stultus, – добродушно предложил генерал.
– Да уж, звучит лучше, чем садитесь. Я весь внимание, – уверенно сказал гость и сел на ближайший к нему стул.
– Итак, с чего начнем, чтобы ваш рассудок не помутился разом? – шутливым тоном спросил хозяин кабинета.
– Наверное, с самого начала, товарищ генерал-майор, – над такой шуткой Несмышляеву смеяться не захотелось.
– Ну что ж. Почти сорок лет назад наша секретная организация приступила к работе над реализацией проекта «Продолжатель». Суть проекта – подготовка достойного кандидата, которому со временем было бы по плечу возложить на себя громадный груз ответственности, став руководителем нашего государства. Проект был начат еще в СССР и продолжен в современной России, так как наша страна является правопреемником этого величайшего в мире государства, – с каким-то особенно серьезным и одновременно торжественным видом произнес хозяин кабинета.
Генерал Дронь взял паузу, внимательно посмотрел в глаза собеседника и продолжил.
– Вам, вероятно, будет сложно в это поверить, Иван Петрович, но вы именно тот кандидат на пост Продолжателя.
Иван слушал собеседника и, конечно, не верил ему. Такие розыгрыши хороши для популярных ток-шоу и далеки от правды жизни.
– Нет, я верю-верю. И внимательно слушаю, – спокойно ответил Несмышляев. После трех месяцев в СИЗО его трудно было чем-либо удивить.
– Итак, примерно за полгода до своего рождения вы получили секретное прозвище Stultus. Я лично контролировал весь процесс вашего становления и воспитания, Иван Петрович, – не без гордости сказал генерал-майор.
– И даже процесс моего появления на свет? – поинтересовался гость с неприкрытой иронией.
– Это детали, о которых мы поговорим позже. Но не будем отвлекаться. В вашем воспитании в духе любви и преданности нашей Отчизне принимали участие лучшие агенты нашей организации, – ответил генерал-майор Дронь.
– Вы хотите сказать, что школьный историк Орлов – секретный агент? Или декан Толчков, или тренер студенческой команды по полиатлону Иван Алексеевич Переверзев? – засмеялся Иван.
– И не только. Например, отец Евстафий…
– Как интересно. А правда, что отец Евстафий любит маль…– не успел закончить богохульную фразу Иван, как его перебил генерал.
– Нет, неправда. Это лишь часть легенды агента Иуды.
– А скульптор Цетерадзе? – поинтересовался Несмышляев.