Марат

– Сколько тебя помню, – сказала закутанная в чадру жена соседа, – ты издевался над животными и дрался с другими детьми. Скажешь, теперь будет иначе?

– Я больше не ребенок.

– А по мне, так из злых детей вырастают злые люди.

– Старик Роберт мог выручать за комнату нормальные деньги, если бы не жалел тебя, – добавила другая. – Сколько ты сможешь платить? Пару франков в день? Так это цена за койку в бараке у оврага.

Марат видел их глаза. Так уставшие от лая собаки смотрят друг на друга сквозь прутья решетки. Он был с одной стороны, они – с другой; они – вместе, он – один; они стояли кучей, он – в стороне, с палкой в руках и с ножом в кармане.

Марат сплюнул на дорогу, вытер губы и пошел прочь.

***

Ноги сами несли его в направлении улиц, по которым он уже давно не ходил, в район протестантской общины, туда, где когда-то жил Клавинго. Марат хотел мести, хотел, чтобы душа Роберта в ужасе оглянулась, прежде чем отправиться на тот свет. Он избегал оживленных улиц, шел по старым маршрутам своей охоты, проваливался в те времена, когда ему казалось, что каждая драка делает его сильнее. Знакомые деревья, среди которых он прятался, знакомый сарай, у стены которого он лежал, облизывая разбитые губы, после одной из побед Клавинго.

Дойдя до безлюдного перекрестка, он оглянулся. Здесь были дома с хорошими заборами, черепичные крыши и веранды с большими окнами. Он помнил это место: Клавинго ходил здесь, когда направлялся играть в мяч с друзьями. За три года кусты разрослись, но Марат узнавал тропинку, по которой крался за своими врагами, чтобы из засады следить за их веселой возней. Он повернул в заросли. За стеной растений была площадка, обустроенная одиноким столбом с баскетбольной корзиной. Он палкой раздвинул ветки.

– И вот, последняя минута матча между Ямусукро и Абиджаном, – услышал он. – Смотрите! Сулиман вырывается в сторону и бежит спиной вперед к трехочковой дуге… делает бросок… ну же! Ну же!

Раздался характерный звук удара мяча о щит.

– И корзина выплевывает его мяч, – раздосадованно закончил мальчишеский голос.

Марат остановился у края прогалины. Он увидел ребенка лет девяти. Мальчик поймал отскочивший мяч, устало вытер лицо рукавом майки. Он играл, сам комментируя свои действия. Босой, но счастливый.

Марат почувствовал, как сердце начинает биться чаще, а потом его стук оборвался, и наступила тишина. Мальчик был арабом, почти таким же, как сам Марат, но светлее. Он жил посреди района гере. Он играл один на улице. И его не обижают? Марата охватила черная зависть. Он сжал палку Роберта и вышел из зарослей. Мальчишка обеспокоенно уставился на него. Марат был старше на шесть лет.

– Пришел покидать мяч? – спросил ребенок.

– Это для детей, – ответил Марат.

– Когда-нибудь я стану играть в национальной сборной, – возразил мальчик, – и это будет очень по-взрослому.

Марат подумал, что Роберт лупил его, когда он был таким же малышом.

– Мне нужно сломать эту палку, – сказал он.

– Зачем?

– Тебя когда-нибудь избивали? – Марат видел, что уже не нравится ему. Он подошел ближе.

– Откуда ты взялся? – спросил мальчик в ответ. – Я тебя не видел раньше.

– Ляг на землю лицом вниз, – приказал Марат.

Мальчик побледнел.

– Отвали.

Марат вспомнил, что Роберт говорил в таких случаях.

– Ты мог бы отделаться одним ударом по заднице, – воспроизвел он тон старика, – но сделал свой выбор сам.

Ребенок бросил мяч Марату в лицо и метнулся к тропинке. Мяч попал в лоб; удар вышел глухой и оскорбительный. Марат развернулся вслед за беглецом и подцепил ногу мальчика ручкой клюки. Тот растянулся в траве.

– Так-то, – рассмеялся Марат. – От меня не уйдешь.

Эта подсечка была одним из лучших фокусов Роберта. Старик часто падал, когда делал ее, но Марат все равно уже не успевал убежать.

– Помогите! – истошно закричал мальчик. Он попытался встать, и Марат со всей силы оттянул его палкой между лопаток. Крик страшно захлебнулся, и малыш рухнул на землю. Марат концом палки задрал майку у него на спине. Он хотел видеть, как появится фиолетовая полоса кровоизлияния.

– Это Сулиман! – завопила женщина на соседнем дворе.

Мальчик закашлялся, выплюнул кровь на траву. Красные капли на зеленых листках. Марат заворожено смотрел, как на желтой коже вспухает темный след. Ему пора было бежать, он знал это, но не мог оторваться.

– Тебя поймают, – прохрипел ребенок, – прямо сейчас.

Он снова попытался встать, закачался на руках. Сил у него уже не было. Марат ударил его еще раз, теперь по ногам, куда так любил бить Роберт. Мальчик вздрогнул и приник к земле.

Марат услышал, что кто-то движется за забором соседнего участка, и метнулся в кусты.

– Сулиман!? – мужской голос с другой стороны.

Марат промчался сквозь кусты. Ветки секли его лицо. Он выскочил на дорогу, на открытый перекресток, где негде спрятаться, и тут же налетел на женщину-протестантку. Они врезались друг в друга.

– Что ты с ним сделал? – истерично закричала она. Марат ударил ее палкой. Она защитилась рукой, но удар был слишком сильный, и ее повалило на землю. Негритянка из гере. Бежала защищать мальчика-араба. Христианка бежала спасать мусульманина. Марат замахнулся, чтобы добить ее ударом по голове. В этот момент грянул выстрел.

Палка Роберта, наконец, раскололась, во все стороны полетели щепки. В руках у Марата осталась бесполезная коряга ручки. Он шарахнулся в сторону. Грохнул второй выстрел. Марат услышал, как глухо зазвенела миска у него в рюкзаке. Он закружился посередине перекрестка, как затравленный зверь.

Третий выстрел. Пуля взвизгнула о камешек у ноги. Он почувствовал обжигающий жар грохочущей смерти и испуганно упал на землю.

Он увидел стрелка. Высокий негр в расстегнутой белой рубашке. На черной груди – желтый всполох крестика. Яркие белки глаз, спортивные штаны, красные кроссовки. Мужчина был метрах в тридцати от Марата; он смотрел на него через прицел автомата Калашникова и медленно шел вперед. Женщина, поддерживая перебитую руку, поднялась с земли. Марат увидел в ее глазах торжествующую ненависть.

Кусты зашуршали, и из них, шатаясь, вышел маленький баскетболист Сулиман.

– Тетя Сандрайн, – мальчик узнал женщину и заплакал, – он тебя тоже ударил.

– Все кончилась, – сказала женщина. – Он больше никого не обидит.

Стрелок приближался. Марат видел, что его руки устали держать автомат навскидку, но он не выпускал его из прицела.

– Даже не пытайся убежать, – посоветовала женщина. – В прошлом году Гилла с трехсот метров прострелил вору колено.

Гере обняла ребенка и плюнула в направлении Марата. Тот скорчился на земле. Его объял страх. Гилла. Он знал это имя, знал стрелка, у которого был на мушке. К нему с дымящимся автоматом шел отец Клавинго. За его спиной возвышался молчаливый купол Нотр-Дам-де-ла-Пэ.

– Тетя Сандрайн, ты меня услышала, – сказал мальчик. Женщина положила здоровую руку ему на голову. Люди выходили на улицу. Вокруг Марата и пострадавших собралась редкая толпа. И еще подходили. Теперь уже шли не те, кто слышал крик Сулимана, а те, кого от полуденной дремы разбудили винтовочные выстрелы.

Марат смотрел, как Гилла медленно опускает свое оружие. Его пленнику некуда было бежать.