Любино место было не занято. Даша Бутенко, её соседка по парте, официально назначенная классным руководителем, на радость Любы, не пересела к своей закадычной подружке Варе Илютиной и не позвала на Любино место приглянувшегося одноклассника.
– Тебе не повезло сегодня насладиться приятной компанией, приперлась Поспелова, – ехидно и зло заметил Тимофей, произнеся фамилию Любы с ярко выраженным презрением.
Бутенко ничего не ответила. Лишь улыбкой дала понять, что его мнение о стрёмной соседке ей откликается.
На Любу, растрёпанную и красную, с перебивающимся дыханием, напролом спешившую к своей парте, сразу уставились все участники обсуждения дискотечного закулисья. Люба от этих взглядов: отстранённо-насмешливых, а порой и недобрых – предпочла бы при возможности провалиться под пол, но не встречаться с ними.
Стесняясь, девочка сняла тёплую шерстяную кофту, присела и, робко оглядываясь и смущаясь, полезла в ранец за принадлежностями. Она тихо поздоровалась с Бутенко, попутно уловив за спиной соседки брезгливый взгляд Сысоева. Даша приветливо кивнула своей тёмно-русой головой в ответ и, считая болтовню законченной, повернулась к дуэту Тимона и Жваника спиной.
– Да куда ты прёшь?!..
Люба, едва подвинув назад свой стул, получила сильный пинок по перекладине между его железными ножками, заставивший все её тело вздрогнуть от толчка и упереться грудью в стол. Испуганно повернувшись, школьница взглядом зацепила глядящего на неё исподлобья Жваника.
Радость Любы от факта собственного свободного места, не успев обосноваться в её настроении как следует, болезненно потухла. Когда эти двое сидят прямо за твоей спиной, а не, как обычно, на галёрке или на другом ряду, подальше от тебя, занимаясь своими пацанячьими делами, что-то обсуждая или окучивая Камиллу с Анькой, – это нехорошо. Оставалась надежда, что Лариса Гаврииловна, опытный педагог лет пятидесяти, но не особо требовательная и строгая, способна сегодня удержать дисциплину в 10 «А».
Пялясь агрессивно-вызывающе на пугливую одноклассницу из-под своих густых рыжеватых бровей, Жваник прекрасно знал, что Поспелова Люба сдачи не даст. Особенно когда поблизости сам Тимон. Потому что Степанченко Тимофей не переваривал на дух Поспелову Любу. Не просто не переваривал, а не считал за человека. А с Тимофеем, острым на язык и имевшим много друзей, все знали – лучше не связываться.
Начался урок. Поспелова сидела, затравленно сжавшись из-за позади расположившихся недоброжелателей, и потихоньку оглядывала класс.
Повернув голову направо, с тоской посмотрела на свою бывшую подругу Катю, разменявшую их крепкую дружбу с пятого класса на шальную компанию Близнюк и Тарасовой. Катя осторожно, чтобы не поймала учитель, что-то шептала Юле: наверное, рассказывала свежую серию «Беверли Хиллз». Кате, конечно, интересно с ними, она ведь всегда хотела общаться с девочками, которым родители не запрещают гулять поздними вечерами в центре и ходить на дискотеки в «Торнадо».
Окинула взглядом сидящую спереди, чуть правее, пару Рашель-Виноградова. По всей спине Камиллы раскинулась её густая длиннющая грива. Короткие волосы крашенной в блонд Рашель были собраны в весьма скромный куцый хвостик. Люба искренне не понимала, почему на Ане все мальчики помешались, но такой популярности по-девичьи завидовала, не признаваясь себе в этом. Виноградова лихорадочно повторяла тему, потому что всерьёз относилась к биологии с химией и уже планировала учебу в медицинском университете. Люба завидовала их дружбе.
Камилла вдруг обернулась, весело переглянулась с Уваровой и Гончаренко и, поймав на себе взгляд Тимона, игриво подмигнула ему. Он в ответ усмехнулся, довольный таким заигрыванием.
– Повторяем, – сухо бросила Лариса Гаврииловна, недовольно взглянув на перешептывавшийся класс из-под старушечьих огромных очков с роговой оправой, не подходивших ей совершенно по возрасту и делавших её лицо несуразным. Женщина отмечала в журнале отсутствующих.
– Поделишься учебником? – Бутенко, получив в ответ поспешно-одобрительный кивок соседки, подтянула книгу на середину парты и пододвинулась поближе.
Картавцев Игнатий сегодня, впрочем, как и всегда, был занят привлечением внимания большеглазой Юлианы Близнюк. И это хорошо – Юля сегодня сидела через ряд от Любы на последней парте. Туда же унесло и Картавцева.
Игнат бегал за Близнюк преданной собачкой с тех пор, как год назад она перешла из элитной школы №1 в их школу №7 – вторую школу по крутости в станице. Он заведомо уселся впереди своего объекта вожделения и, постоянно поворачиваясь к Юлиане (можно подумать, она вот-вот куда-то исчезнет), заглядывал красавице в лицо с подобострастно-подхалимским выражением.
Люба стала недолюбливать Картавцева, когда он в угоду Степанченко начал доставать её. Можно подумать, в классе после этого к нему стали относиться лучше, чем к ней.
Картавцев приглушённо заржал от шутки, показавшейся смешной только ему. Его некрасивое лицо с вращающимися выпученными глазами, в которых плясали нотки безумия, оскалилось по-звериному. Только оскал этот был зверя затравленного, готового укусить только затем, чтобы доказать народу, что он не травоядное, а плотоядный хищник. Вот только настоящий хищник никогда никому ничего доказывать не будет. И такой хищник в классе был только один – Степанченко Тимофей.
«Следующий русский – значит, можно выдохнуть! Степанченко и Жваник ни за что не сядут там за моей спиной… Илютина, сто процентов, припрётся на русский!» – размышляла Поспелова, вспомнив об ещё одной глубоко не любимой персоне из 10 «А». – «Надо быть самоубийцей, чтобы прогулять урок у собственного классного руководителя! Это не Екатерине Алексеевне наврать с три короба, что тебе плохо или у тебя бабушка заболела».
София и Вера (девочки сидели вместе на первой парте второго ряда) обе сегодня в школе. Жаль. Обычно, если одна из них отсутствовала, Люба подсаживалась к другой на уроках со слабой дисциплиной. Подальше от буйных и зло настроенных по отношению к ней одноклассников. Дружила школьница и с нелюдимой зажиточной отличницей Софией, и с такой же тихоней, как и она, Верочкой.
– Бляснюк здесь?..
– Вы неправильно опять произнесли мою фамилию, Лариса Гавриловна, – с тихим упрёком произнесла Юлиана, моргнув своими огромными, как у коровы, карими глазами.
«Такая примерная!» – грустно улыбнулась Люба. – «Кто бы подумал, что эта примерная хорошистка пьёт, как сапожник, курит, как паровоз, и бесстыже таскается с кем попало!».
– Вы тоже постоянно неправильно произносите моё имя, но я вам за это не выговариваю, – приподняв бровь, в ответку упрекнула педагог.
– А что мы в вашем имени коверкаем? – оживился класс.
– Я понял! – выкрикнул Картавцев, и класс тут же в любопытстве затих. – Мы говорим Вашу фамилию «Перепичай», а надо – «ПерепиВчай»!
Учительница улыбнулась, переждала, когда взрыв хохота утихнет, и ответила:
– Вы постоянно забываете букву И.
– Где забываем?..
– В моём отчестве. Я Лариса Гаврииловна, а не Гавриловна. Где Илютина?..
Никто не знает, где Илютина. И почему её нет. Ребята тут же включаются и спрашивают у Бутенко Даши, где Илютина. Она отпирается, что не знает, где эта попрыгунья, и что Илютина ей не отчитывается. Ну и что, что они подружки?..
Лариса Гаврииловна высказала Бутенко, что пора той взять Илютину под контроль. Даша смутилась. Сколько можно ей высказывать за дружбу с Илютиной?.. В конце концов, Дарья этой шалопайке в наседки не записывалась.
***
Илютина, конечно, припёрлась ко второму уроку. Она пришла под конец урока биологии, но заходить в кабинет не захотела, а встала у одного из огромных окон вестибюля второго этажа. В разноцветных резиновых сапожках – последнем писке моды (надетых совершенно не по погоде, а ради показухи), в джинсах с рваной коленкой, подпоясанных ярко-голубым, с тиснёным узором и вычурной золотой бляшкой, ремнём, Илютина красовалась нарочито в самом проходном месте, чтобы её заметили и подошли почесать языком все самые популярные старшеклассники. На шее Вари небрежно был повязан длинный шарф из тонкой шерсти с бахромой. В руках – джинсовая куртка. В этом году на юге России сентябрьские утренние часы выдались на редкость холодными и свежими, почти морозными.
Моднее и вычурнее Илютиной в классе не одевался никто. Валентина Борисовна каждый Божий день, лицезрея Варьку, что специально для заметности шаркала модной дорогой обувью в быстром семенящем шаге, оглядывала девчонку с ног до головы придирчиво-оценочным взглядом, в котором читалась смесь неодобрения с чисто взрослым ханжеством.
Дело было в том, что Илютина Варя выделялась не только одеждой. Она была крайне избалованной и кичливой особой, не знавшей тормозов. Мама Варвары ни в чём дочери не отказывала. Более того, родительница не только остро чувствовала перемены в обществе, но и шагала с ними в ногу. Не каждый взрослый был в те годы способен в этом маленьком кубанском городке на такое чутьё. И учителя в том числе. Варя соответствовала молодёжным тенденциям, проповедовавшимся с экрана MTV внезапно хлынувшей в постсоветское пространство западной культурой.
Люба могла Варваре только завидовать. Ведь в её семье всё было по-другому.
Двери кабинетов по звонку распахнулись, и толпа орущих радостных подростков хлынула в коридор. Школьный воздух тотчас же наполнился матерной бранью, бесноватыми воплями и многоголосым ржанием.
Илютина увидела Бутенко в толпе. Подпрыгнув на месте от радости и оживлённо помахав поднятой вверх рукой, Илютина поспешила к ней, такая вся яркая, маленькая, шаркая ногами в быстром торопливом шаге и улыбаясь во весь рот. Столкнулись в бурных объятиях две девчонки, две закадычные подружки-одноклассницы, будто не виделись они не со вчерашней воскресной тусовки, а целые долгие трудные годы… Илютина Варя начала тискать и обнимать Бутенко Дашу и обоюдно здороваться звонкими поцелуями в губы.
К подружкам подошли Близнюк, Тарасова, затем троица Гончаренко, Таран и Уваровой. Поцелуйный треск в щёки и в губы зазвучал из этой душистой девчачьей толпы.
– Что было на биологии?.. Что-нибудь интересненькое, пока меня не было?.. Спрашивала про меня училка?.. Ой, да пошла она в жопу!.. А Валя знает, что меня не было? На урок заходила?..
Илютина трещала, как сорока. Это её особенность – получать информацию быстро и на лету, не заботясь о деталях. Самое главное, что интересовало Варьку, – конечно, осведомлённость Валентины Борисовны о её прогуле. У классрука не забалуешь, если попадёшься. Поэтому прогуливать уроки даже у самых лояльных и бесхарактерных учителей осмеливались единицы, в которые и входила безбашенная Илютина.
Гончаренко Нина с тонкой ноткой сарказма полюбопытствовала, почему Илютина пропустила урок. Проспала?
– Ой, Нинель, ну ты что, зайка?!.. Конечно, проспала! Еле встала с дивана от похмелья после дискотеки – так кружилась голова! Я вчера даже до своей кровати не доползла, так и бухнулась в зале… Мы до пяти утра после закрытия «Торнадо» с Вальком и Лёликом курили на тех пеньках… Помнишь, каких?.. Пеньков, а не пацанов!.. Они на углу моей улицы и Красной. Мы с тобой по этим пенькам в шестом классе прыгали… И совсем не поспала…
– Ты ж моя бедная! – присюсюкивая в лицо подружке, сыронизировала Бутенко, и девочки посмеялись по-доброму над Илютиной.
Варя бахвалилась да любовалась собой и этим пересказом своих ночных приключений одновременно. Никто из компании не знал, кто такие эти Валёк и Лёлик. Но зато все знали, что Варвара Илютина – очень общительный и легкий на новые знакомства человек, что ей море по колено, дай поболтать да посплетничать. Благодаря такой невероятной открытости и полному отсутствию комплексов Илютину знала чуть ли не вся станица.
– Короче, вам по секрету расскажу: меня вчера такой офигенской новой дурью угостили! – заговорщически наклонив свою маленькую коротковолосую перегидроленную головку с кучей заколочек, стала шептать Варвара. – Знаете, что за шмаль?..
– Совершенно не хочу знать, что вы там курили да нюхали! – обрезала её Ира Уварова.
Обычные сигареты потребляла большая часть класса. Проще было перечислить, кто не дымил. Курить было стильно и круто. Затягивались музыканты в своих клипах, пуская чудные клубы дыма. Курили в модных зарубежных сериалах актёры, изображавшие молодёжь. Мода на курение пришла в эту южную станицу вместе с телевидением и отголосками веяний из крупных городов. А вот лёгкие и не очень наркотики в скрутках и всякие сомнительные смеси были для школьников пока пугающим и запрещённым удовольствием. Илютина, не знавшая ни в чём себе отказа, ныряла в любую авантюру с головой. Ей в классе эту безбашенность снисходительно прощали, но по её стопам топать ко дну никто не собирался.