Следующий день

– Что вы!? Что вы!? Я бы никогда на такое не пошел. Чтобы я у господина!! Нет!!! Что угодно, но это нет.

– Откуда ты узнал про кольцо?? – глаза Муции вновь озарились хищным блеском.

– Я .. Я .. – Гами вспоминал или силился соврать.

– Говори, – с холодным призрением в голосе проговорил Армон, делая несколько шагов ему навстречу.

Гами поднял на него свои испуганные, почему-то увлажненные глаза и кивком головы, показал, что сейчас расскажет правду. Поднявшись с пола и с ненавистью посмотрев на Жанию, раб подошел к тазу с водой, стоявшему неподалеку, глянул в свое отражение и начал:

– Прежде всего, я хочу, чтобы вы пообещали выполнить одно мое условие. Иначе я вам не смогу рассказать правду. Поклянитесь, что выполните!!

Раб отодвинулся от таза и с вызовом уставился на Муцию. Однако, та выросла одной поля ягодой, со своим отцом. Хозяйка не приняла условие и кивком головы показала Армону, чтобы тот вступал в переговоры. Невозмутимый амбал хотел уже приняться за дело, и даже замахнулся, но Гами юркнул у него под рукой, и оказался в ногах Муции. Он барахтался, целовал подол ее туники, лобызал сандалии при этом так ловко кружась, чтобы Армон оставался от него с дальней стороны. Наконец детина его поймал, и несколько раз крепко врезал. Гами, уже по привычной дуге оказался в углу кубикулума. Снова разбитый и уже тяжело поднимающийся он смотрелся жалко и противно.

– Говори, – с таким же холодом продолжал Армон.

Теперь деваться было некуда. Гами не сомневался, что так или иначе правду из него вышибут. Условия, которые он наивно полгал получить, ему не предоставили. Жаль!! Но такова судьба дурака и лжеца. Раб сел в угол и слезы разочарования, теплыми струями брызнули из глаз. Он и до этого несколько раз думал, что сотворил ужасный поступок, хотел покаяться, однако его новый покровитель, быстро пресёк эти попытки. Это трусость, это положение доносчика и твари, мытарили душу раба. Сейчас, глядя на этих призирающих его людей, он даже радовался тому внутри себя. Ведь никому зла в действительно не желал. Так получилось.

– Про перстень, точнее про то, что его украли, мне рассказали, – Гами усмехнулся, каким-то корявым смешком, – Она обещала, что когда я явлю дому правду, обличу вора, меня наградят и разрешат жениться на Деи. Наверное, потому я и решился. Я не хотел оклеветать Луция или Авелию. Я действительно верил в то, что украли перстень. Мне хотелось награды, и мчась излагать правду, я больше переживал, что кто-нибудь обгонит меня, и я не успею стать первоисточником. Ведь если не успею, то и не наградят. Про то, что будет с Луцием и Авелией я не очень-то думал. Ведь кольцо действительно находилось у них. Воров надо наказывать!! Ведь это так??

Гами замолк. В его голове крутились разные мысли, однако особняком стояла одна новая, только что пришедшая на ум. Сейчас он понял, что события, с ним произошедшие, не случайны. Что это не «так вышло», что ему дали информацию не чтобы обличить воровство. Им воспользовались. Только сейчас он увидел конечную цель предприятия, где ценой оказалась его жизнь. Раб закрыл лицо руками. Тем не менее, у остальных не было времени и настроения смотреть на раскаявшегося Гами.

– Кто тебе сказал про перстень??? Кто тебя надоумил?? – вскричала Жания в нервном исступлении. Вместо ответа он уставился на нее, и принялся молча разглядывать, но движение Армона в его сторону, снова пробудило желание говорить.

– Я прошу вас, позаботьтесь о Деи. Она велела мне молчать. Сказала, если открою рот, Дею завтра же отдадут остальным на забаву. Прошу вас, – начал он. Однако его мольбы грубо прервали.

– Если ты сейчас же не расскажешь, то о чем тебя спросили, я лично прослежу, чтобы Дея попала в клетку в животным, вместе с тобой. – процедила Муция.

– Асо. Мне рассказала об этом Асо, – без запинки, практически выпалил Гами.

Тишина сотрясла кубикулум. Именно сотрясла, потому что только на Асо и можно было подумать, и не ведомо почему, этого никто не сделал. Буквально весь дом знал о её противостоянии с иудейкой, знали, что она проиграла Ревекке в чистую, но и предположить не могли, чтобы египтянка сможет выкинуть такой вот фортель. К тому же Асо никогда не считалась коварной. Её прямота одновременно подкупала и бесила. Египтянку считали тем человеком, который не умел действовать исподтишка. А тут вот так. И тем не менее, Асо являлась единственным человеком, с каким-никаким, а мотивом. Поэтому спустя несколько мгновений, окружающие смогли воспринять эту новость, переварить и продолжить.

– Асо сказала тебе, что Луций украл перстень?? – спросила Муция, изрядно раздраженная.

– Да, она сказала ровно то, что я выдал за свои слова.

– Повтори, – потребовала Муция.

– Она сказала, что видела, как вовремя ужина, Луций и Авелия, таясь ото всех, разглядывали перстень. Видела, как он одевал этот перстень ей на палец, как она хохотала, и как радовалась такому подарку.

– А ты сам ничего такого не видел, – еще раз переспросила Муция.

Гами обреченно покачал головой.

– Она сказала, что отравит Дею, если я кому-нибудь расскажу, как было на самом деле. Я испугался. А когда кольцо, действительно, оказалось у Авелии, тогда и сам уверовал, что слова Асо правда.

Однако, никто и не собирался слушать исповедь повинившегося раба. Счет времени исчислялся секундами или уже мгновеньями. Вранье Гами стоило очень дорого, и слушать его, а тем более жалеть, намерений не было. Тем не менее, раздосадованная Жания, все-таки ответила глупцу:

– Если бы ты пришел к Луцию Пизону, и передал бы слово в слово, то что нашептала тебе Асо, то получил бы и Дею и уважение с почетом, – но закончить ей оказалось не суждено. Начала руководить Муция:

– Глаз не спускать с Гами!! – приказывала она Энею, – смотри, чтобы он оставался здоров и в сознании, я хочу, чтобы этот ничтожный раб, повторил рассказанное отцу.

– Армон, – теперь она обращалась к рабу-амбалу. – Где хочешь, найди Асо и приведи ко мне живой. Слышишь?! Непременно живой. Мы все хотим знать, что расскажет нам эта змея.

Солнце, наконец-то, покатилось за горизонт. Этот безумный день можно сравнить с прожитым годом, и посему, его завершения люди ждали с каким-то особенным нетерпением. Небо обагрилось причудливыми узорами, как бы намекая, что окончание уже близко, но вечер, это еще не конец. Теплый и душный вечер, это еще не конец. Хотя, все-таки, дышалось легче. Воздух успел потерять свою послеполуденную знойность, и стал заново прозрачным. Откуда-то принесло прохладу, и живое смогло наконец-то ее вдохнуть. Впереди была ночь. Однако, мало кому, даже тем кто убивался в полях, эта ночь принесла бы покой. Матери не укладывают детей, ибо сегодня ночью, что-то должно произойти. Это что-то изменит всё. Ровным счетом, всё. Больше не будет, так как прежде. Сегодня закончится самая красивая рабская сказка. Хотя, не только рабская. Ведь и господа жили счастливыми, ведь и господа гордились этою любовью. Гори оно всё огнем!! Последние лучи солнца, поднимаясь с земли в верхотуру неба, забирали с собою и последнюю надежду. Весь мир, вся теперешняя жизнь, с грохотом возвращалась обратно туда, откуда она вышла. В пепел мироздания!! Однако, пока этого не произошло, в воздухе носилась энергия предчувствия. Ведь казнь только должна произойти, ведь она еще не произошла. И именно свершения этой казни, взорвет энергию на полную катушку. Вокруг, в буквальном смысле, чувствовалась наэлектризованность. Арена для осужденной, прям-таки источала какое-то неведомое давление. Рабы, разравнивавшие на ней песок, никак не могли справиться с этой задачей, переделывая работу снова и снова. Песок словно заколдованный, скатывался в комочки и не слушался граблей работяг. Казалось, все живое и не живое замерло в предвкушении ночных событий. Сегодня должна произойти одна казнь, но какая!!!! Несчастная девушка, так полюбившаяся всем, сгинет на глазах у всей челяди в пасти зверя. Да, её сочли виноватой, но теперь это уже не имело, никакого значения. Все потому, что даже самое справедливое решение, может казаться нечестным, ибо речь идет о дорогом сердцу человеке. Вот именно так сейчас и чувствовали люди. Никто не отрицал вину Авелии, но даже самое жесткое сердце, с многолетними рубцами нанесенным на него рабством, сжимались при мысли, о ее гибели. Ту доброту и сердечность, которую они с матерью успели привнести в дом, не возможно было забыть или на что-нибудь променять. Эти ростки добра успели прорасти тонкими лозами, сквозь измученные тела рабов, сквозь души сегодняшних господ. И все-таки закон есть закон. Не выполнять его, решительно, невозможно. Где-то внутри Флавиан и Луций Пизон жалели бедную девочку и не хотели этой казни, однако, это никак не могло повлиять на сегодняшнюю ночь.

Время шло. Его течения невозможно остановить, даже если того желают, сильнейшие представители мира сего. Малая арена зверинца начала заполняться. Причем наполнение это смотрелось весь необычно. Диковиной было то, как зрители приходили на трибуну. Обычно веселые, возбужденные, ожидающие призов, угощений и зрелищ. Сегодня их практически вталкивались на места, надсмотрщики. Рабы!! Те, кто привык подчиняться, не скрывали своего настроения. Их лица выглядели понурыми, разбитыми и откровенно злыми. Складывалось впечатление, что рабов привели для участия в играх, а не для просмотра зрелища. Однако, вышколенные «железным кулаком» Флавиана, они не смели противиться более, чем показывать обиду своим видом. Обычно жужжащая арена, сейчас казалась похожей на кладбище, жуткое, молчаливое и какое-то мистически страшное. Публика удрученная предстоящим, не перемигивалась между собой, не приветствовала друг друга, а лишь покорно смотрела туда, где вот-вот начнется действо. Местные «букмекеры» молчали, не произнося не слова. Не существовало даже намека на желание поставить ставку, или на то, сколько продлится казнь, или как ее убьет Лост. Тишина!!! Зловещая, режущая уши тишина, весела над малой ареной зверинца. Обычно расторопные торговцы напитками и угощеньями, казалось, вовсе не появлялись на трибунах. Признаться честно, такого не помнил даже Луций Пизон, посмотревший не одни игры и не одну казнь. Чтобы рабы бунтовали вот так, чтобы эта голь не приветствовала его аплодисментами и радостными возгласами. Это действительно удивительно. Хотя, что лукавить. Подсознательно он подчинялся настроению толпы. Больше того, он справедливо считал себя виноватым. Вот во что вылилась его глупая шутка, или как он считал изначально, веселая хохма. Да если б даже знал, что девочка похитила перстень, ни за чтоб не сказал!!! Ей бы объяснил, но до семьи ничего не довел бы!!! Он перевел взгляд на своего друга. Вместо него сидел кто-то другой. Кто-то потемневший, посеревший, с потухшим взглядом и чудовищно покалеченный жизнью. Флавиана было не узнать.

Два почётных патриция заняли свои места на верхних ложах. На небольшом пьедестале уже блистал изобилием, накрытый стол. Кубки разлиты и Флавиан, видимо сильно переживающий сегодняшнюю трагедию, без приглашения и возлияния богам, залпом опорожнил свою чашу. Оторвав кубок от губ, он виновато уставился на Луция Пизона, однако последний сделал вид, что того не заметил, и собственноручно наполнил пустую чашу товарища. После, сел рядом на застеленное пурпуром ложе и мрачно уставился куда-то вперед.

– Достопочтенные патриции, – послышался голос вилика откуда-то сбоку, – начинать??

Флавиан повернул голову на зов. Из-за ложа в пол оборота высовывался Палла. Оглядев его с ног до головы и отметив, что тот волнуется, также как и он, Флавиан молча кивнул в ответ.

Авелия стояла посредине сколоченного на скорую руку, туннеля. Садящееся закатное солнце, мутными полосками, пролезало сквозь плохо сбитые доски, на влажный песок. Ей почему-то казалось, что вокруг пахнет морем, и эта мысль приободряла ее. Полностью готовая к сегодняшней смерти, она перестала бояться, и даже пребывала в состоянии нервного ожидания своей казни. Девушка успела попрощаться с жизнью, со всеми друзьями и родственниками, успела примириться с собой, и простить тех, кто когда-нибудь причинил ей зло. Душа, казалось, пела и рвалась навстречу с богом, и ничто не могло ее удержать. Туннель примыкал одной стороной к арене, и казалось удивительным, что люди, заполняющие её, оставались практически не слышимыми. Авелия, хотя и не любила казни и игры, однако, на подобных событиях приходилось бывать достаточно часто. Каждый раз, занимая места на трибуне, её удивляло количество народа и желание людей смотреть на страдания своих братьев. Сейчас, когда до начала казни оставалось совсем немного времени, вокруг стояла гробовая тишина. Лишь изредка, кто-то что-то выкрикивал и сразу же замолкал.

А может быть никто не пришел? – спрашивала себя девушка, и сразу же отвечала себе на этот странный вопрос: «такого не может быть, хозяева подобного не допустят».

Неожиданный скрип, с противоположной стороны тоннеля прервал ее размышления. Она отчетливо слышала звук засовов, но света, который должен был ворваться при открывании двери со стороны улицы, не вливался в её коридор. Хотя нет. Мутные желтые лучи, тонкими полосками, выползли из-под длинной стены, точнее из ее щелей, снизу и сверху. Только сейчас Авелия поняла, что тоннель разделен на две длинные части, и во вторую часть кто-то вошел и остановился. Створки захлопнулись и помещение наполнилось ощущением страха. Авелия сделала несколько шагов вперед, чтобы сквозь щелочки в стене рассмотреть своего нового гостя. Возможно, это еще один бедолага, обречённый на казнь, так же, как и она ожидающий своей минуты. Ей захотелось поддержать его, успокоить, объяснить, что смерть бывает только раз, что бывает обязательно у всех, и бояться ее не стоит. С легким сердцем она прошла этот маленький путь к щёлочкам в стене.

– Ей, есть там кто? – тихоньким голоском прошептала она.

Ей никто не ответил. Тот, кто находился за стеной, отказывался говорить, и стоял неподвижно.

– Не надо меня бояться!! Я такая же, как и ты!! Возможно, мы вместе встретим смерть на арене, но я не страшусь её.

За стеной кто-то пошевелился и сделал несколько грузных шагов навстречу к Авелии, чтобы послушать девушку. Но отвечать – не отвечал.

– Я лишь хочу сказать, что как бы не было страшно, уже скоро мы предстанем пред богом. Не бойся. Спаситель ждет нас наверху. Давай покаемся вместе пред ним, чтобы с чистыми душами подняться в его обитель.

Она встала на колени, сложила руки ладонями друг к другу и уже хотела начать молитву, как из-за стены послышался глубокий резкий выдох, похожий на фырчанье. Этот звук, был не человеческого происхождения. Холодок пробежал по спине девушке от внезапной догадки. Все же надеясь, что может быть, ей показалось, что за стеной такой же бедолага, как и она, Авелия прильнула к щели в стене, пытаясь во мраке темного тоннеля, различить хотя бы что-нибудь. Тьма не давала этого сделать, как вдруг, прямо мимо ее лица, прошло что-то огромное, темно-желтого цвета. Сделав полукруг, это что-то село прямо против Авелии и на секунду замерло, наблюдая за девушкой. Время текло, и этот кто-то от девушки прятаться не собирался. Еще мгновение, и из темноты вынырнула огненно-рыжая голова Лоста, с горящими как угли глазами, и растопыренными ушами. Лев специально сел так, чтобы будущая жертва смогла различить его. Он сидел не двигаясь, смотря в ту же щель, что и Авелия, будто пытаясь угадать, кто же ждет его там, в будущем, на арене. Оба смотрели, не отводя друг от друга глаз, как будто играя в игру, где проигравший тот, кто первый отвернется. Тем не менее причины смотреть, у обоих были разные: льва дразнил спортивный интерес, будущая жертва будоражила кровь, и он жадно втягивал воздух, пропитанный запахом Авелии. Девушка же наоборот, смотрела на льва как в первый раз. Его размеры с новой силой ужасали ее. Его мощь, прорисованная по всему телу, будто бы подчеркнутая умелым скульптором, приводила ее в ледяной трепет. Он уже играл с нею, давая разглядеть себя, заставляя обливаться холодным потом заранее, еще до начала представления. Его взгляд, казалось, сосредоточен на той щели, в которую смотрела девушка. Он чувствовал ее, сгорал от нетерпения встречи. Каждый мускул на желтом теле прорисовывался напряжением. Наверное, если бы Лост того захотел, он мог бы с легкостью разнести стену, разделяющую их. Однако, это был опытный убийца, воспитанный в лучших традициях Рима, умеющий ждать, умеющий не торопиться, когда это необходимо. Авелия же, не могла оторвать глаз ото льва. Она чувствовала себя мышью, наблюдающая за змеёю, уже знавшая, что ее пожрут, но все равно питающая какую-то глупую надежду на спасение. При страхе, колотившим её тело, она поймала себя на мысли, что смотрит на льва не только с ужасом, но и с каким-то восхищением, потому что не отметить стать и мощь зверя было делом, решительно невозможным. Лязг засова заставил оторваться ее от созерцания Лоста. Открылась дверь со стороны арены и навстречу ей, вместе с разлившимся по песку светом факелов, вошли двое солдат, с пристегнутыми гладиусами на ремнях. Авелия почувствовала слабость в ногах и во всем остальном организме. Она находилась в готовности к смерти вообще, но не прямо сейчас. В эту минуту невыносимый страх овладел телом девушки. Ноги затряслись, как после изнуряющего марафона. Дыхание, ровное еще мгновение назад, сперло. В глазах побелело и позеленело одновременно. Жуткое делание жизнь закричало изнутри. Она отступала от солдат вглубь коридора, и может быть совсем бы убежала, если бы не запертые ворота. Как загнанная лань, девушка забилась в дальний угол, уперлась спиной в стену, но будто в бреду продолжала совершать ползущие, отталкивающие движения. Солдаты молча подошли ближе и остановились. Обоим сегодняшняя работа не доставляла удовольствия, ведь не преступника они вытаскивали на песок, а Авелию. Как и весь дом, эти два война прониклись к девушке особыми чувствами. Будь трижды проклята эта работа!!! Каждый желал бы вынести ее на руках из этого тоннеля, а вместо этого, получалось соучастие в казни. Тот, что смотрелся пошире отошел в сторонку, отвернулся, давая другому остаться с Авелией наедине. Второй приблизился, присел на одно колено и вытащил из-за пазухи маленькую амфору.

– Это яд. Он подействует уже спустя несколько минут, и мучения которые причинит тебе Лост, ты не почувствуешь.

Говоря эту речь, глаза его увлажнились, он действительно жалел девушку и пытался, по мере сил, помочь ей. Авелия видя в собеседнике теплоту, немного пришла в себя и уставилась на него в ответ, своими бесконечно чистыми глазами. Но стоите!! Черты его лица показались знакомыми девушке. В этом измученном страданиями челе, Авелия смогла разобрать знакомого. Но кто же он?? Память, в мгновение ока, возвратила в воспоминаниях тот момент, когда она спасла ему жизнь. Пред ней стоял тот самый охранник, посветивший Луцию в лицо факелом. Вот судьба, все-таки имеет фантазию!! Снова к Лосту, и опять он рядом.

– Не бойся, – продолжал солдат, – этот яд совершенно безболезненный. Ты даже не почувствуешь, как он овладеет твоим телом.

Он хотел продолжать и далее, но она не дала ему этого сделать. Легонько оттолкнув руку с амфорой, девочка лишь измученно улыбнулась и отрицательно покачала головой. Лев, как будто чуя неладное за стеной, издал громкий рык, и несколько раз, покарябал стену, разделяющую их. Это звучало так ужасно, что солдат вздрогнул, а Авелия лишь перевела взгляд на стену, и обреченно улыбнулась. Солдат снова протянул ей яд.

– Льва давно не выпускали на арену, прими яд, пожалуйста.

– Нам надо торопиться, – громко сказал первый солдат, стоявший к ним спиной.

Однако девушка молчала, не принимая снадобья из рук «избавителя». Солдат поставил пузырек рядом с ней и отошел на несколько шагов, повернувшись к ней спиной, и проговоря напоследок:

– У тебя есть несколько минут, чтобы попрощаться с жизнью, и поговорить с Богом. Я знаю, иудеи так делают.

Авелия еле заметно кивнула ему головой, точнее его спине. Встала на колени и начала молиться. Сейчас она делала это горячо, неистово и быстро, что некоторые ее предложения сплетались между собой в одно непонятное никому слово, но понятное ей. Сейчас скорость душевной молитвы казалась очень важной, и девушка торопилась. Та искренность, честность пред собою и богом, придавали ей сил. Страх льва за стеной, страх смерти, всё уходило, разрешая сознанию воспарить в небеса и взглянуть на сегодняшний день, как на еще один прожитый и законченный. Малодушие и робость таяли, укрепляя маленькое и хрупкое тело, железной верой, нечеловеческой силой и крепостью духа. Она еще раз вспомнила разгоряченного Луция, отправляющего охранника на смерть. Но если тогда, ей казалось это чем-то чудовищным, то теперь, оно стало приятным воспоминанием. Ведь она смогла его изменить. Что-то воздушно-легкое обняло девушку. Она была готова.