Следующий день

– Хорошо! Я с тобой согласен. И даже больше того, лучше собаки, действительно, нет на белом свете. Однако, сейчас не об этом. Вспомни с самого начала, еще до того, как мы оба узнали, что лучшей собаки нет на свете. Вспомни, как ты ее выбрал? Как ты смог понять, что вот этот щенок и есть, та самая лучшая собака на свете?? Как ты смог рассмотреть в визжащем помете именно ее??

Луций Пизон задумался, кося выкаченным вперед, огромным глазом.

Я помню, как мы вместе смотрели на маленьких молокососов, ползающих вокруг ощенившейся суки, – продолжал Флавиан. – Тогда и намека не существовало на то, что Песта станет той самую Пестою. Так как же ты ее выбрал??

– Ну .. я …

– Мой друг, только не надо ничего выдумывать. Ты не разбираешься в собаках, так же хорошо, как, скажем, как твой псарь. Но выбор сделал именно ты. Так как это произошло?

Снова молчание. Снова ухмылка Луция Пизона.

– Я отвечу за тебя, на этот простой, но в тоже время очень серьезный вопрос, –вещал Флавиан. – Своё, мы чувствуем сердцем. Мы чувствуем его кожей, мы слышим его отголосками души. А точкой в этом выборе является взаимность, искрящаяся в противоположных глазах. Когда мы ощущаем эту взаимность, оставшиеся сомнения летят в тартар, оставляя нам в награду кого-то очень близкого, преданного и настоящего.

– Неправда!! Она проявила себя … так проявила .. – не унимался с веселою улыбкой Луций Пизон.

Флавиан в ответ лишь рассмеялся во весь голос. Уже через секунду, раскрасневшийся от натуги Луций Пизон, тоже захохотал. Ведь собака действительно ничем, себя не проявляла. Разве что поеданием, каких-нибудь вкусностей, которыми ее постоянно баловали.

– И все равно!! Собака!! Ну это неудачный пример, – никак не мог согласиться с поражением Луций Пизон.

– Что ж, будь, по-твоему. Давай я приведу другой пример. Более сложный, но от того, более правильный. Мы с тобой, – начал Флавиан, – никогда не скрывали взаимной симпатии друг к другу. Не только в Риме, но и за его пределами, люди знают про нашу дружбу, и ставят ее не только в пример, но и в науку молодым отраслям. Но посуди сам, как такое могло произойти?? Как ты, рода известного, идущего от богов, разрешаешь мне, обычному смертному, находится подле себя, и больше того, называть тебя другом. Как ты Луций Пизон, повелитель и наместник земель африканских, властитель народов, любимец солдатских когорт, даришь свое приятельство такому человеку как я. Мне, вышедшему из праха людского, не имевшего рода знатного и богатых земельных наделов. Но ведь оно так!!! Ведь я твой друг, а ты мой!!! Почему?? Почему так происходит?? Ведь я не хитер как Гермес, и уловкой какой-нибудь не заслуживал твоего расположения. Никогда ни о чем тебя не просил, разве что сражаться рядом, в самых немыслимых перипетиях. Можешь ли ты вспомнить случай, когда я выслуживался пред тобой?? Или, может быть, заискивал, поглядывая голодными глазами в твой рот?? Того никто никогда не вспомнит. Зато было наоборот. Я помню те дни в лагере, при отступлении, как ты чуть не зарезал меня обвиняя в измене, за то лишь, что я не соглашался с твоею стратегией. И в тот момент, когда палач уже занес свой карающий меч, я не отступился от мнения, объявленного тебе ранее. Я стоял на нем до конца, и в итоге, ты же и наградил меня. Те пять фалер, что ты мне подарил, и по сей день хранится у меня на самом видном месте. Ты в тот раз смог меня понять, услышать, принять и полюбить!!!! – Флавиан на секунду замолк, ибо чувства всколыхнули прошлое. Тот момент снова предстал перед глазами. Та честь, которой он удостоился, обняла за плечи старого солдата, позволив, заново насладится подвигом и великой победой, одержанной во славу Рима. Гордые слезы проступили в уголках глаз, а каменное лицо озарилось лучами солнца, однако, собравшись с силами, он продолжал:

– Вот, пожалуй, и всё, что я хотел сказать. Так как же ты понял, что я твой друг?? Чем же я заслужил твое расположение и доверие?

Луций Пизон поднялся с кресла и молча подошел к Флавиану. Так же, не говоря не слова, он обнял за плечи старого друга, и сказал громко, чтобы услышал весь дом:

– Тем заслужил, что никогда не отворачивался от меня, не в дни поражений, когда мое имя поносили, ни в дни радости. Тем, что никогда не завидовал, а правду говорил в глаза, не пряча за сердцем камень. Тем, что в бою не прятался за солдатами, а летел в самую гущу сражения, – он умолк, видимо что-то вспоминая, – я очень дорожу нашей дружбой – добавил он после, хлюпая носом. Видимо тоже расчувствовавшись.

– Ты веришь в меня, а я верю в тебя. Нам ничего больше не надо. – Флавиан крепко стиснул в своих объятиях Луция Пизона, да так, что у того кости затрещали. – Все очень, очень просто!!!

– Ты доверяешь этой девушке?? Сына доверяешь?? – Луция Пизон пальцем показал на Авелию.

Флавиан не спешил отвечать. Он сжался сам в себя, как пружина готовая распрямиться. Вздохнул. Глаза старого солдата уставились на Эмилию. В них не читалось просьб, укоров или упреков. Он просто смотрел на нее. Он ждал, когда она, среди гостей, челяди, мебели сможет видеть только его. И, наконец, поймав её чистый, сосредоточенный взгляд начал:

– Мой друг, мы только что говорили про собаку, про нашу дружбу. В этих бескорыстных помыслах, мы с тобой схожи как братья. Наши мысли льются из одного истока, впадая в один и тот же океан. Наши сердца стучат в унисон, слыша звук горна, ведущего в бой. Однако, есть небольшое различие промеж нас. Небольшое, но есть!! Это моя слабость!! Хотя может и наоборот сила. Я, признаться, до сих пор в этом не разобрался. Да и не так важен это. Сейчас я говорю про свою женщину. Про Эмилию. Ведь кто я без неё? Козявка!! И думаю, она без меня не сильно больше. Но посмотри на нашу семью!! Это след нашей совместной жизни. Я без своей женщины, без своей Эмилии, половина того, кого ты знаешь!!! И Луцию я того же самого желаю. А кто она рабыня или матрона, это неважно. Главное, кто они вместе!!! – Флавиан вздохнул. Впервые в жизни, старый воин, признался в любви жене. После, перевел взгляд на Луция и Авелию, еще раз осмотрел их и продолжил:

– В нее верит сын, а она верит в него. Эти чувства нельзя предавать. Подобные союзы благословляет отец наш небесный Юпитер, ибо в этих узах есть настоящее, неподдельное, непорочное. В них нет расчета, нет корыстей, нет фальши – в них поет сердце, так как оно умет петь. Я не знаю как будет наперед, но имею права верить в них, и верю!!!

– Тогда я благословляю этот брак. А теперь, давайте-ка, как следует, это дело отметим. – при этом Луций Пизон так хлопнул Флавиана по плечу, что тот чуть не упал.

– Ну держите меня!! И Родные и рабы этого дома!!! А еще держите моего друга!!! Сейчас мы будем так гулять, как давненько не гуляли!!! – вскричал взволнованный и растроганный Флавиан.

Наместник щелкнул пальцами, и в ту же секунду воздух сотрясли басы тимпанов. Следом, наполняя барабанный бой мелодией, к ним присоединились ласковые кифары и раззадоривающие авлосы. Откуда-то сбоку, удивительно попадая в такт, забренчали систры, обычно не вписывающиеся в домашние ансамбли, но не сейчас. Сегодня всё звучало ко двору, всё радовало слух и взор!! Сегодня быть празднику!! В перистиль вбежали молоденькие девчушки с причудливыми корзинками, доверху насыпанными лепестками роз. Одетые в полупрозрачные туники, они кружились вокруг гостей, и на каждый сильный удар тимпана, в воздух взмывали разноцветные лепестки. Цветы, выращенные в садах именья, были настолько свежими, что казались воздушными, потому лепестки подброшенные вверх, не спешили падать обратно, задерживаясь у потолка на какое-то мгновенье. Затем, нависевшись там сколько им того хотелось, эти маленькие лодочки, опускались по воздуху вниз, мерно раскачиваясь из стороны в сторону, будто бы дрейфуя по невидимым волнам. Тему моря усиливали курильни, вовремя зажжённые, и наполняющие беседку легкими, мягкими клубами дыма, по которым эти лодочки и парили. Вдоль колон, быстро перебирая ногами, засеменили рабы, втаскивающие словно силачи -муравьи, кратеры и амфоры с вином. Следом, появлялись блюда с едой. Некоторые подносы оказались такой величины, что их приходилось втаскивать вчетвером. Пир должен был разгореться на славу. А пока рабы занимались сервировкой стола и переменой блюд, вниманье гостей услаждали борцы. Как и положено, это вызвало особенный интерес у мужской половины пирующих и уже через мгновенье, веселая тройка: Луций Пизон, Флавиан и юный Луций, переместились к мнимому рингу. Стоит признаться, им было на что посмотреть!! Борцы заслуживали внимания и восхищения. Оба крупные, крепкие словно дубы, смотрели один на другого, алкающим взглядом. Страшнейшее напряжение чувствовалось в каждом из воинов. Видимо что-то старинное, никому за столом неизвестное, подзадоривало их. Умащенные маслом, так чтобы каждая жилка отражалась в свете зажжённых фонарей, готовились они к поединку. Крупные мышцы, напрягались и демонстрировали сопернику и зрителям страшенную силищу в них заключенную. Но хватит приготовлений!! Флавиан дал знак к началу и поединщики, словно некормленые собаки, сшиблись друг с другом в сумасшедшем экстазе. Столкновение оказалось таким мощным, что борцы отпрянули один от другого, но уже спустя секунду заново оказались в объятиях друг друга. Кости трещали, вены на руках и ногах взбухли, и казалось вот-вот взорвутся от чрезмерного напряжения, но уступать не один не собирался. Каждый душил соперника, скручивая того в железных объятиях. Ставка борцов считалось очень высокой!!! Победа в поединке, перед самим Луцием Пизоном, могла сделать победителю головокружительную карьеру. В вечерней тишине, слышалось лишь мерное дыхание атлетов, да похрустывание их членов, под жутким давлением друг друга. Первым не выдержал Флавиан. Будучи старым солдатом обожающим поединки, он принялся раздавать ценные советы:

– Выдерни его на себя галл, и сразу же скручивай, иначе тебе несдобровать.

– Нубиец, нажми сильнее. Он вот-вот испустит дух. – орал во все горло Луций Пизон.

Рабов, прислуживающих у стола, тоже захватил дух поединка. Искоса наблюдая за происходящим, они фактически остановились, бросив работу и топорща глаза в тот угол, где происходила схватка. Юный Луций, так же захваченный происходящим, не смог усидеть на месте. Словно ужаленный, он подпрыгнул с ложа, и приблизился к бойцам на несколько шагов. Находиться на ложе он больше не мог, ибо накал борьбы полностью овладел его сознанием. Глаза расширились, ноздри раздувались как у буйвола, а лицо раскраснелось так сильно, будто бы он принимал участие в поединке, а не рабы.

– Дожимай нубиец, или я скормлю тебя крокодилам, – вырвалось каким-то шипением изо рта молодого юноши.

Луций Пизон хлопал от веселья в ладоши. Ему развеселило, что сын выбрал себе в фавориты нубийца, а не галла, как его отец. Однако исход битвы оказался решенным в ту же секунду. Галл воспользовался советом Флавиана, и когда нубиец еще поднажал, извернулся будто змея, и захватив шею соперника, с такой силой бросил его оземь, что тот, потеряв сознание, не смог подняться, распластавшись на траве.

– Тьфу на тебя, безмозглый кусок мяса, – громко выругался веселый Луций Пизон и подмигнул молодому Луцию. Тот лишь улыбнувшись в ответ, перемещаясь на свое ложе, поближе к невесте.

Авелия не любила гладиаторских боев и подобных тому зверств. Вот и в этот раз поединок не доставил ей радости. Больше того, она с ужасом смотрела на Луция, так гипнотически завороженного этим варварским зрелищем. Где-то далеко, внутри себя, она знала, что сможет отучить его от подобной грязи, но будучи девушкой умной знала еще и то, что делать это нужно не сейчас. Поэтому, как только юноша вернулся обратно, она, будто кошка, прильнула к нему, обвивая шею, уже не таясь и не страшась чужих взглядов, светясь подлинным, неподдельным счастьем.

Стоило закончиться поединку, как гостям явился юноша в образе Вакха увитого виноградной лозой, и сопровождаемого сатирами. Он начал весело бранить гостей, за то, что те мало пьют вина. Сатиры тоже напускали ужаса, громко топая, мастерски сделанными копытами, и бодаясь головами, искусно увитые рогами. Пирушка набирала обороты. Не желая расстраивать богов, кубки начали осушаться веселее.

– А теперь неси Цекубского вина, которое я приказывал подготовить!! – прокричал Флавиан, уже заплетающимся голосом.

Луций Пизон, покачивающейся походкой, перекочевал к Флавиану на ложе. Добравшись, он обняв друга и завел разговор:

– Ты же знаешь, я верю тебе как себе. Но не спросить про состояние наших хищников не могу. Готовы ли они к играм?

Флавиан перевел перекошенный взгляд на него, сделал несколько попыток сфокусировать взгляд, и сообразив, что сегодня это сделать невозможно, глупо улыбнулся в ответ. Однако, он не считался бы воином, если бы не победил хмеля. Спустя мгновенье старый воин энергично встал, и не устояв вертикально и секунды, плюхнулся обратно.

– Мой друг, – он уже обнимал в ответ Луция Пизона, – пойдем, я покажу тебе зверинец и зверей. Хочу, чтобы ты сам всё увидел, и сделал выводы. Рассказывать я отказываюсь ..

Пизон утвердительно кивнул в ответ, и залпом осушил очередной кубок, подсунутый хитрым сатиром. После, перевел взгляд на Флавиана, и поняв, что своими ногами он точно не дойдет, распорядился подготовить лектики к входу. Уже через минуту пьяное, разобранное тело Флавиана, находилось в носилках. Рабы понесли его к зверинцу, а Луций Пизон, прихватив к себе в товарищи молодого Луция и его невесту, двинулись за ними следом. Вклинившись между молодыми, словно огромный айсберг промеж льдинок, он обнял их пухлыми, розовыми от вина руками, и прижал к себе поближе.

– Знаете, что я ваш хочу сказать? – спросил он, дыхнув вперед свежим перегаром. Язык его заплетался, а в глазах ходила пелена.

Луций и Авелия молча покачали головами.

– Такого отца как Флавиан, не сыскать нигде в мире!! – при этом он многозначительно поднял вверх указательный палец. – Только он, единственный на всем свете, клянусь Зевсом громовержцем это так, мог решиться на подобную свадьбу. Вот я бы, не позволил. А он позволяет!! И знаете!!?? Смотрю я на вас, и думаю, неужели он прав??!! Ничего не понимаю, но люблю его и вас от всего сердца. – Луций Пизон обнял обоих так крепко, что Авелия даже взвизгнула от боли. Однако проконсул этого не заметил. Теперь он размышлял:

– Вот мне мой отец, ничего кроме тумаков не давал. Любить, я его может и не любил, но уважать – уважал всегда. Хотя стойте!! Он подарил мне вот этот перстень, – при этом Луций Пизон вытянул вперед руку, на которой среди других более мелких колец, выделялся своей массивностью и убранством один. Перстень был выполнен в виде золотой гориллы, у которой из открытой пасти торчал гладко обработанный алмаз, таких огромных размеров, что в ночи в нем отражались блики луны.

– Вот единственное, что отец подарил мне, и я дорожу этим перстнем больше всего на свете, в память о нём, – закончив фразу Луций Пизон всхлипнув, показывая, как его это трогает.

– Это очень красивый перстень. Я никогда, даже похожих не видела, – тоненьким голосом пропищала Авелия.

– Не будем о грустном. Сегодня не тот вечер, чтобы придаваться унынию. Скажите мне, вы счастливы? – проконсула как будто подменили, он снова развеселился.

Луций выпалил «да» так бодро и звонко, будто учавствовал в каком-нибудь конкурсе, где от скорости ответа, зависело всё дальнейшее. А Авелия лишь покраснела слегка, и окутала счастливым любящим взглядом избранника и Луция Пизона, поддержавшего их брак.

Немного погуляв по зверинцу, и ничего толком не увидев, хотя бы, потому что вино заволокло глаза гуляльщиков, компания направилась в обратно дом, продолжать пирушку. Пришедши, друзья обнаружили заново накрытый стол, полные кратеры вина и дам, успевших за это время, поменять наряды. Душа требовала веселья, но на всеобщую беду Флавиан совсем расклеился. Богатые дары Диониса, наполнили его тело усталостью, и опытный воин уснул так крепко, что разбудить его не представлялось возможности. Хотя веселая публика и пыталась это сделать. В ход шли и студеная вода, выливаемая перепуганным рабом на голову патриция, и душистый перец, подносимый ему под нос. Флавиан, вместо того чтобы проснуться, захрапел так громко, что оркестр едва ли справлялся c обязанностью – играть веселее и громче!! Когда ж, наконец, достойная публика сообразила, что Флавиана не поднять, Луций Пизон предложил устроить великую битву между самцом гориллы и львом. Исход ее, если честно, никого не интересовал, тут больше внимания уделялось, тому кто прав в завязавшемся споре!!! Луций Пизон убеждал, что в данном противостоянии, исход ясен. Только горилла сможет выбраться живой!!! Тогда как его молодой теска, дерзнул предположить обратное. Юный Луций верил исключительно в льва. Тоже поднабравшись горячительного зелья, юноша провозгласил, что льва может победить только лев, и что если все-таки выиграет обезьяна, то он, немедля, пустит в дело Лоста. На том и порешили. Однако задуманному не суждено было сбыться. Луций Пизон, не предававший эстафету Диониса, и выпивающий кубок за кубком на протяжении всей дистанции, почувствовал усталость, и по примеру своего друга, тоже свалился почивать. Однако, просто так лечь и угомониться, он не мог. Оглядев, прищуренным от пьянства глазом, окружающих, в поисках наложницы на ночь, выбор старого солдата остановился, совершенно неожиданно, на Асо. При этом надо отметить, что последняя к этому оказалась совершенно не готова и предстала к ужину, неприлично причесанная и неопрятная. Не понятно, толи ради шутки, толи с перепоя, но Луций Пизон начал оказывать ей такие почести, что у любой дамы закружилась бы голова. Асо, в свою очередь, не стала разбираться, что там, как, и почему, а с удовольствием приняла ухаживания знаменитого кавалера. Для неё это считалось особым шиком, ведь от глаз всевидящей египтянки не укрылись попытки Эмилии, подтолкнуть к обществу Луция Пизона именно Ревекку. Но он предпочел её. Сам!! Без всякого протектората с чьей-нибудь стороны!!! Вот она первая виктория!! Всего хорошего Ревекка!! Всего наилучшего Эмилия!!! Этот факт особенно согревал египтянку, ведь обойти свою заклятую соперницу, до этой секунды не уступающей, а даже превосходящую её во всем, особенно ободрял душу. Поэтому, приняв надменный вид, будто бы по-другому и быть не может, Асо продефилировала пред двумя подругами, практически таща на себе, засыпающего Луция Пизона. Тот что-то весело крикнул напоследок, почему-то подмигнув Эмилии, схватил за зад Асо, вдобавок укусив её за шею, и только после этого, окончательно повис на тонкой египтянке, не в состоянии передвигать ноги. В ту же секунду рабы, шедшие рядом и готовые поддержать патрона в любой момент, исполнили миссию, не дав властителю Африки распластаться на узорчатой мозаике. С их уходом пир можно смело считать законченным. Юный Луций, прилично нахлебавшийся даров Диониса, практически спал. Веселый вечер не оставил сил и дамам, трущим глаза и внутренне готовым придаться в руки Морфея. Публика разошлась, оставляя рабам на пирушку, приличное количество блюд и выпивки, чем, разумеется, обрадовали вечно голодное большинство.

Гул за дверьми кубикулума разбудил Авелию. Шум то нарастал, то удалялся, словно назойливое насекомое, жаждущее напиться крови, но боящееся подлететь поближе, дабы не прихлопнули. Этот гомон людских голосов и топота, словно морской вал набирал разбег и разбивался о двери, ведущие в покои молодых людей. Видимо кто-то порывался войти, но почему-то останавливался, в нерешительной попытке. Авелия села на кровати. Заснуть еще раз, она решительно не могла, ибо шум за дверью не давал покоя. Она посмотрела на будущего супруга. Луций, после вчерашнего возлияния, спал как младенец, мерно посапывая, и то и дело топорща брови вверх, видимо с кем-то споря во сне. Её внимание снова привлекла возня снаружи. Этот гул, казался каким-то необычным, каким-то напряженным. По обрывкам фраз, доносившихся из-за стен, становилось ясно, что рабы носятся туда и обратно в поисках чего-то особенного, но чего конкретно, Авелия разобрать не могла. Неподдельный интерес, тот, что был присущ ей с самого детства, взял верх. Укутавшись в простыню, девушка тихонько высунулась за дверь, чтобы разведать, в чем же дело. Свежий воздух, бурным потоком ввалился в отворенный проем. Веселое солнце, яркими брызгами окатило привыкшие к темноте глаза и ослепило на долю секунды. Авелия поморщилась, но попытки разобраться не оставила. Стоило ее носу показаться в проеме, рабыня по имени Жания, числившаяся теперь её личной девушкой, торопливым кивком головы показала ей, чтобы та скрылась обратно. Авелия, еще не отвыкшая подчинятся, послушалась. Аккуратно затворив за собой дверь, девушка замерла, не осознавая, что она делает, просто выполняя распоряжение. Как только шум немного поутих, и группа галдящих переместилась в другую часть дома, Жания подошла к двери и скороговоркой заговорила:

– Беда госпожа!

– Что случилось? – тихим голосом вопросила Авелия.

– Вчера, после веселого пира, пропал перстень Луция Пизона, тот, который за всю жизнь он никогда не снимал.

– Так чего же здесь страшного? – заулыбавшись, ответила Авелия, – сейчас я накину тунику, и мы вместе поищем его, да и найдем. Ведь подеваться ему ровным счетом некуда. В доме нет сумасшедших, кто не посмеет его взять.