Ильин Роман. Автобиография

Еще Торгова порадовала знанием моего раннего детства, тогда неизвестно для меня откуда полученного, – кроме рассказа про люк, показала на вторую возможную квартиру для переезда из Китайской стены, – когда выбирали с матерью, около стадиона Арсенал, – сказала, это ее первый дом после поступления и переезда в Тулу.

Говорила и натурально плакала, что ее мать, тоже Нина (может, и Михайловна) сильно пьет. Вот только из-за чего, не помню. Из-за дочери. наверно. Дочь пила еще классически и в «Грифе», однажды приехав к Боронину, – к его новой 21 этажке. Вызвав меня, сказав что ее снова сильно напоили, – и указав на совенка у себя на животе, – на зеленом балахоне.

Пила вся эта компания недалеко от жилья Боронина, – место называлось «Индастриал» и представляло из себя пустырь за гаражами с остовом старого то-ли завода, то-ли чего-то похожего. Единственное, что могу сказать об этом месте, – только то, что залезшая на второй этаж кострукции Ларина чудом не упала в дыру в полу и не окончила свой век. Очень сильно за нее переживал, но девка оказалась ловкой.

Торгова же, продуманно психанув, решила демонстративно уйти, ожидая, что пойду за ней. Выждав время, – пошел, – и был ей пойман около трамвайной остановки, – и с этого началось долгое расставание. После этого были игры в «кварталы» одинодин, результатом были слова : «Я от тебя уйду через две недели» Ответом было стандартное «Уходи сейчас, если так». Ушла. До следующей пьянки.

Один раз, всей этой новой компанией, – за исключением Степана и включая Наталью Ходакову, – ходили дважды в лес. Первый раз закончился и проходил спокойно, – я пытался уйти поглубже и дать ногам отдых, – и, вместе с тем, не дать никому себя трогать. Нашли, вернули. По дороге обратно Торгова решила гадать на ромашке – любит или нет. Кто? Купили по дороге пельменей, готовила пельмени она хорошо и на предоставленной Борониным квартире я их ел.

Второй поход туда же Торгова начала с призыва дождя, – и как начинающая ведьма (свои опыты, видимо она ставить не прекратила), – вызвала через какое-то время ливень. Мы стояли, в потоке воды – были и Степан, и его товарищ, – вот был ли Боронин с Аней, не помню, – жались друг к другу и пытались развести костер. Торгова поинтересовалась, все ли будет хорошо с моими легкими. С утра, проснувшись у Ани дома – без Ани, Сережи и ее Матери, – но с Торговой и котом на постели, – понял, что задыхаюсь. Вытерпел. Торгова смотрела «Доктора Хауса» и была мерзка.

Одной из последних встреч был поход в больницу по направлению Аниной матери, работавшей в каком-то диспансере – к ее подруге, оператору КТ. КТ рассеяный склероз не показывает, – только МРТ, – и Торгова, довольная издевательством, поехала в «Гриф», – а я еще два года был без диагноза и лечения.

Появлялась часто и дома.

Сначала трезвая, – познакомил с матерью, – та хотела подарить ей серебряный браслет на ногу, – наотрез отказалась. Надо было дарить крестик.

Потом уже, – после «Либры», пьяная до не состояния ходить. Приходилось почти таскать. Не только, конечно, пьяная. Но трезвая она только злилась и была абсолютно неприятна. К постели сразу трезвела и придумывала различные эмоциональные издевательства. Постель была с детства, односпальная, приходилось забиваться в щель между стеной и постелью, – чтобы дать «девушке» места для сна. Или спать, как в песне, на краю, – только волк спал на постели. Можно найти положение равновесия. Перекосив центры тяжести верхней части тела и нижней и висеть на самом краю – как флойд на натяжении пружин с одной стороны, – и струн – с другой.

Как в протоколе: просыпалась злая, шла мыться. Если не вставала, не давала вставать и мне. Но мне к девяти в либру, я не привык опаздывать, – и злилась она все равно. Была всегда вооружена энергетиками и кеторолом. Энергетики выглядели забавно в маленькой ручке – размером с предплечье.

И так разъезжались – она в «Гриф» (в «Либре» уже открылось турагенство), я – в «Либру».

Самое страшное произошло после такого-же вечера. Мы вышли из восемнадцатого автобуса, и пошли почему-то к подъезду барматиной, – где в моей голове прозвучал толчок, – и я спросил: «Ты за меня выйдешь». Не поняв сам вопроса и ответа «Да», – уточнил, сколько еще было передо мной таких предложений, – мне соврали что не было. Пошли вниз ко мне домой. Торгова сказала что против красивой свадьбы, только штамп, – и сказала нести ее домой на руках. В качестве эксперимента взял на руки пятьдесят килограмм и пронес целых пять метров. Потом поставил на место.

И еще. Единажды – я всегда, каждый вечер был дома – она никогда не проявляла интереса к встречам (один звонок по пути из Новомосковска «Пойдем гулять» – «Я заболела) – Торгова позвонила сама и сказала, что ей нужно идти в клуб «Виноград», находившийся уже на новом месте (и без группы «Империя»), – и сказала приезжать. Позвонил в такси, приехала «Нива» (Торгова до этого говорила, что хочет купить «Ниву»), и приехал к ней. Торгова была уже пьяной, – и сразу, – не доходя до клуба и не отходя от находящейся через дорогу церкви, пошла писать на магазин. Закончив и подтянув штаны, пошла в клуб. И я с ней, – что делать. В клубе был драм-н-басс, – самый наитупейший, – а за годы «Сферы» даже я, металлист, стал в курсе хорошего драм-н-басса, – но Торгова стала судорожно поднимать попеременно ноги и согнутые в локтях руки. От такого я быстро ушел в зону со столиками, где обнаружил мастеровцев Панина и еще кого-то, выпил водки и сел за свободный столик. Устав сидеть, пошел к барной стойке, – где обнаружил Торгову почти в засос с Гошей Сурманидзе. Разошлись быстро, я не удивился знакомству (уже было ясно, что это за «Торгова»), – и почти не общаясь с Гошей, – пошел к выходу. Она пошла туда же. В вызванном такси опять прозвучало «Что тебе от меня нужно». Что дальше, – не помню. Знаю только, что тогда украла Торгова мой любимый кулон.

Прокладывая сеть для турагенства, чувствовал, что все в теле отключается через двадцать минут работы. Но компьютеры им поставил. Как и Лариной выполнял ее редкие поручения. Да и сама она в Либре появлялась редко. Зато был уже задуман магазин в Новомосковске, – и когда меня привезли туда на казенной машине с книгами, – он работал, был отремонтирован и ассортимент, – бедный, – но стоящий, – был. И Ларина в присутствии Боронина, спросила, – а не хочет ли кто нибудь поездить сюда и поработать, – поскольку самой ей не в пору ездить через день в другой город. Все уже было продумано. Стал ездить я, поначалу с Борониным, не интересовавшимся ничем, – пившим свои ягуары и хваставшимся крепнувшими отношениями с Анной – она дала ему прочитать свою книгу «Москва-петушки» Ерофеева.

Меня Торгова наградила страницей в контакте, который я считал детской отупляющей игрушкой, и не собирался никогда им пользоваться. Оказалось, контакт – серьезное оружие асихологической борьбы. И не только.

И каждый день, – с утра на вокзал, – сорок минут до Ново– московска, – и сидеть на кассе весь день. Не было ни сменщиков, ни покупателей, – Ларина быстро потеряла интерес к развитию магазина, – сначала привозя стеллажи и приезжая сама и расставляя альбомы художников или публицистику. Потом все делал я, и двигал стеллажи, и переставлял книги и проводил ревизии и впоследствии собирал весь зал для DVD-фильмов и музыки. Замерив, посчитав, заказал стеллажи, – потом ползал и собирал их. Отдел получился хороший, – но непосещаемый, – как и сам магазин. Реклама не проводилась, витринное стекло разбили, – и сам он находился в проезде. Ларина нашла продавщицу из новомосковска, которая переехала в тулу, и, будучи, как все, – дизайнером, – разукрашивала стены тульской «Либры» и ее мать, ставшую моей сменщицей. Потом, медленно и мне нашли замену. Новомосковск проверял мой склероз разобранными полами – приходилось, как по канату, выходить из магазина, – там же было еще серьезное обострение, после которого когнитивные функции почти совсем отказали и пришлось долгое время учиться заново говорить с двумя и более людьми и ориентироваться в пространстве. Ларина хотела подсунуть еще какую-то идею верстать каталог подарочных изданий, но идея осталась только высказанной в автобусе.

В тульской «Либре» на фоне отсутствия поставок любой литературы, кроме заказов с сайта «Озон» (новомосковская выручка большей частью состояла из таких же заказов), начатый с малого отдел хэнд-мейд бижутерии разросся на пол-магазина, и все стало медленно умирать.

Вывески для этой либры «рисовала» уже Торгова, – не Брич, – поэтому в ней не было ни стиля, ни информативности. Огромный квадратный баннер на входе был выполнен Анной и несмотря на его художественность. попахивал коллажом и кислотой.

Один раз, по старой памяти, Охр из сферы организовал встречу всех сферовцев, совмещенную с «Либрой», результатом которой стала кража Батоном моего нового телевона Philips, подаренного мне Кузьминым. К слову.

У Лариной в новой «Либре» (Проспект ленина, 103а), тоже был день рождения, – где, кроме меня, Саши Волобуева (ее парня), Боронина и какой-то бабы, – никого не было. И все бы как всегда, если бы не фото лариной, сжимающей уши какой-то плюшевой игрушке. До этого Ларина, прямо как Ушан из поъезда. стала ходить в ушанке, – а Шумахер, – приехавши в гости в «Либру», сжимал так-же уши Кенни из Южого парка. Тогда я даже не подозревал, что со мной происходило всю жизнь. Теперь не подозреваю, как все эти уроды могли в лицо молчать. Только одна Торгова встала как-то спиной к стене магазина, двинула мне костяшкой ладони в лоб и сказала: «Ты что, ничего не видишь?» Нет. Я на тебя уже устал смотреть.

В Торговой ничего необычного не было – все было погано. Вокруг тоже все было как всегда. Только от начала проспекта пешком, – до магазина, – дойти я уже не мог. Тула свую вонючую изнанку стала показывать примерно к 2013 году.

А пока Торговой воровались деньги из кассы, Борониным из турагенства – и все под контролем Лариной, – чтобы проверить и повесить это на меня. Может возьмет ответственность?

Надеюсь, ей еще придется ее взять.

Носила Торгова женственные берцы, одевалась в пальто цвета «хаки» и любила лилии.

Расстование Торговой было намечено на 13 ноября, когда для этого была организована стандартная пьянка и я закрылся от всех в маленькой раздевалке, – и разложил там два стула, – чтобы спать. Но проснулся на диване в турагенстве с торговой и пустым магазином. Она молча встала, собралась и ушла в неизвестином направлении. Несколькими днями до этого пыталась меня задеть тремя своими парнями, – рассказом о том, что ей с ними было хорошо, – и послала на «хй». Ничего из этого не удивило, а только заставило перетерпеть момент общения.

Но Торгова, через контакт, даже извинилась, – и пригласила на встречу, – куда, придя, опоздав, – с огромными кольцами в ушах (до этого были дешовые железные черепушки), – самодовольно сказала: «Говори. Хотя бы о фильмах». Сказать я ей ничего не смог вообще, и она, допив кофе. так же пафосно ушла.

Зато шумахер соизволил пригласить меня на свою вечеринку в Щекино, где жила некая Винокурова, – а приглашение Шумахера было довольно лестным, – так как он казался известным музыкантом. Программа вечера состояла в стрижке налысо в исполнении Винокуровой и ужина из суши, разложенных в виде свастики. На что было обращено не много внимания. зато фотографии остались. А дети веселились. Потом позвонила девушка Шумахера и спросила, где он. Шумахер лежал на полу попой кверху, и фамилия принимающей ей обо всем сказала. Уезжали мы по жаре, и обращал внимание я, – что до, что после этого, – на то, как менялось мое состояние. Голова была мутной и в глазах было серо – и я не вполне понимал, где нахожусь.

Смены в Новомосковске продолжались, и под новый год Волобуев предложил ехать в Петербург. В Петербурге я до этого был еще в четырехлетнем возрасте с бабкой Анной Кузьмничерй, – поэтому согласился. Ехали через Москву, сев там на поезд. Жили в хостеле на одноэтажных краватях в одном номере. Никого, кроме двух человек, я не знал. Зима была под 30 градусов, все соседи сразу расходились, я же дальше канала Грибоедова по причине болезни дойти не мог, поэтому основное впремя сидел в хотеле. Волобуев, любитель абсента, остановился на текиле, которую вечером, молча, все пили. Через пять дней, посетив Шумахера в его магазине, и оказавшись надутыми питерской травой, мы благополучно уехали. В Москве я купил себе штаны с застежками и кеды, в которых проходил не один год. Гадская мать их выьросила. На штанах был ремень на двух колцах, – но понял его смысл я только лет через пять. В москве же, покупая еще одни штаны, -первый раз почувствовал, – что такое жара для склерозника. Теперь летом стараюсь не находиться под солнцем.

Приехав, продолжился все тот же магазин, – ходили с Лариной на день рождения к Гоше, которому нарисовал и напечатал замечательную открытку, – заставил, кого смог в ней расписаться, – но Гоша, укуреный и упитый, – не оценил. Зато первый раз я увидел быт тульских реперов.

Был еще один день встречи с Торговой, когда все в магазине, – как встречая звезду, вышли на ружу, – и проплыла она, в компании двухметрового парня, улыбаясь во все стороны и всем кланяясь. Мне кто-то опять сказал плакать, – и я пошел в свой офис изображать горе. Но пришел Боронин, и горе кончилось. Успокаивал, как друг. Полный бред.

Вскоре Ларина, под предлогом отъезда опять же с Сашей в Питер, позвала меня себе на квартиру смотреть за ее кошками – сиамской, и белым глухим котенком. У лариной была современная квартира-студия с унитазом на ступеньке. чтобы Нина Михайловна чевствовала себя на нем, как королева. В этом доме Ларина провела детство – там была и ее комната, в которой запирались кошки, когда накладывалась еда, – и комната Нины михайловны, – которая приходила поздно, если вообще приходила. Ларина угощала сигаретами с ментолом и просила купить соленых палок, но не до того было. На столе у нее стояла игра из двух кубиков. на одном – фаллические символы, на другом – что с ними делать. Идти на х., как говорится. И они уехали в Санкт-Петербург, оставив меня наедине с кошками и иногда с ее матерью. Спать приходилось под кондиционером. поэтому за 2 недели не мог избавиться от приступов астмы. Но кошек кормил, фотографировал а недавно купленный телефон. Приходил и уходил Боронин. Потом Нина Михайловна сказала, что кто-то украл ее золото и была очная ставка. Боронина я не здал – хотя кто знает, – может, – и украл. Может, просто Нина Михайловна веселилась. Привез туда свои драгоценные колонки соло-1 и миди-клавиатуру – надо было записывать вариации на Tool. Осталась от Торговой такая просьба. Как и шлейф информации о себе в блоге, который еще долго тянул душу и испортил всю жизнь.

Как и подпортили ее друзья мелкого Паши – Гаврила и прочее тульское отродье, приглашая на свою базу в заброшенном трехэтажном здании под мостом в заречье. Первый этаж здания был отдан на разрисовку реперам, на втором этаже панки-бомжи устроили себе квартиры и курильные. Играли в пинбол травматиками. В одном из пустовавших залов на пол-стены было нарисованное лицо Торговой. Мерзкий момент жизни.

Посещения были еще до квартиры Лариной – как бы подброс Торговой на прощание, – несколько раз присутствовал, – осматривал одно из ее мест обитания и ее друзей из нарко-меньшинств.

Неприятнее было ранее, когда, после очередного обострения, записывая все в тетрадку – память не работала, логические цепочки не строились, – приходилось рисовать и блок-схемы для обычных зависимостей вещей и ассоциативные ряды понятий. Почти учить себя заново думать. И Торговой понадобилось кольцо. Но в губу – она вся была в пирсинге. И я, цепляя носками пороги магазина, кое-как купил ей, по совету продавца, набор колец. И пополз в сторону заречья, – полтора километра до типографии. По пути встретил расставленных, как в игре по углам, – то карандуха Павлика, то Гаврилу с пивом, то еще когото. Прошел мимо, дошел до типографии. отдал кольца – Торгова сказала, что ей не подходят и вышла со мной на задний двор, к мусорным бакам, – курить. Покурила, пошла «работать».

После квартиры лариной, кузьмин пригласил меня жить к себе в Москву. И в сочетании с публикациями в блоге, – пока вполне безвредном, – и окончанием работы новомосковской «Либры», – я согласился.

Зарплата либры с плеча Лариной была 10000 р., – как подготовка к будующей пенсии. О болезни в городе знали все, кроме меня – за неколько лет до ее неизлечимой стадии. На зарплату смог купить себе только меленький плеер Сони, с которым, – слава Богу, – не слыша ничего вокруг, проходил до самого конца – и, почему-то, с Аукционом, «Девушки поют». С детства ненавидел аукцион. Потом плеер сгорел. До этого был другой плеер Сони, дорогой, – украден Гошей Сурманидзе после визита к Лариной в гости. И будующий мент Колос в подтверждение.

Зато Боронин украл из «Либры» ненужный дизайнерский компьютер, который потом, с разрешения Лариной, я забрал себе домой – и который потом, с намеками на меня, когда я уже был в москве, был у меня забран. Своих колонок я уже не видел.

Глава восьмая

Ильин. Р. Автобиография. Глава восьмая

Кузьмин уже несколько лет «служил» в Министерстве Обороны – настраивал сервера. А на сухую – настраивать сервера скушно. И, вероятно, министр обороны своим высочайшим указом разрешил всей его смене пить круглосуточно водку, – а лично Кузьмину – дуть не переставая. За запасами чего, как я говорил, он приезжал в Тулу. Но не только Тулой, как оказалось, живет Москва, – и в Москве Пашин донор тоже был. Меня он коснулся, – снова, – в контексте подставы, – после чего донору пришлось менять паспорта и уезжать в Индию.

Но это уже история Кузьмина, – к нему и вопросы.

Я же приехал за Торговой, привез с собой комбик, гитару и музыкальную литературу, благополучно потом Кузьминым украденную, – и заставил его же, Кузьмина, купить себе мидиклавиатуру. Хотя и раньше поездки.

Жили мы сначала с его сослуживцем, служившим не в его части, потом с каким-то учителем математики, гонявшем шары в теннис. Спали на одной кравати – благо двуспальной, – и никаких вопросов по этому поводу, вроде, не было.

Первый месяц был занят наблюдениями за блого, в котором Торгова попеременно признаваясь в любви и мажа дерьмом, публиковала фоторграфии. С Кузьминым обычно пили, если не получалось привести ему из Тулы появившийся в Туле в открытой продаже химический заменитель травы, который Кузьмин употреблял раз и до конца. Поэтому в основном пили вермут и, поскольку кругом была Москва и свет был высший, – а Кузьмин был ковбоем, – то и виски «White horse». Прямо как в любимой Боронинской песне. Сам Боронин звонил пару раз, – интересовался не о делах, – а ехидно о поисках. Потом почти выяснилось, что Торгова никуда не уезжала, – а уехала потом, – история запутанная для меня.

С июля, через месяц, начал искать работу, но в Москву пришли пожары, – воздух был сизым и температура была 40 градусов. Поэтому я большее время лежал, пока Кузьмин «служил». Уже почти не ходил, и когда в первый раз пригласили на собеседование, дошел только до здания с офисом.

Кузьмин часто возил меня к своим друзьям, друзья были уже с детьми, остальные друзья, – один, – просто барыжили и дули. Ходили в парк Измайлово, – и через какое-то время в торговском блоге появился велосипедный «трек» на два велосипеда, проделанный ей по парку. Публиковала свои рисунки, какая она в различных ролях, – то-ли девку заставили, то-ли сама любила, – как оказалось, – в контексте ночных игр, менять различные роли. Но все рисунки, – а рисовала она плохо, – сводились к перебору образов женских персонажей, проэцируемых на себя. Себя же она представила в качестве фотографа, пытаясь фотографиями с намеками прокомпостировать мозги. Готорые от склероза и жары и так плохо работали.

Но самое странное то, что в голове начинали звучать слышимые и воспринимаемые слова, – и слова были неприятные – «оля, оля, оля» и так далее.

У Кузьмина, как оказалось, – была девушка, – от которой он не знал, как отделаться (все старались что-то скопироовать из моей жизни – боронин купил плеер, поступил на филологию и так далее) и однажды, в отсутствие соседа, лег спать в его комнате, подложив девушку вместо себя. Девушка вела себя спокойно, – ни мне, ни ей, ни изменять, – если и было кому, – то уж точно просто «трахаться», – не хотелось. Утром или вечером она сварила огромную кастрюлю военного пустого супа с кусками куриных костей и больше я ее видел. Хотя видел, уже приезжая к кузьмину гораздо позже и из Тулы – в 2012 году – она как-бы случайно села напротив на сидение метро, – и Кузьмин как-бы ее не заметил.

Торговой писал несколько раз. даже получил ответ, не логически не сходившийся с ее публикациями – «Что тебе от меня надо». Объяснил развернуто, что, – начиная от семьи, кончая будующим и т.д., – но ответ не получил.