Ильин Роман. Автобиография

Начало года, с фоном из пыточной камеры, мать отметила походом в пиццерию. заставляя меня еще что-то к тому-же выбирать, – и говоря, что я ни о чем хорошем не мечтаю. Я мечтал, чтобы все кончилось. Теперь, – чтобы все отвечали. Или умерли. По выбору. Зачем-то настояла на фотографиовании меню, – вероятно собиралась поиграть готовящую, заботливую мать. Что без опыта, – да еще в ее исполнении, – было и не сделано, – и не возможно.

С начала же года появился Леша Авдеев, – уже женатый и с маленькой дочерью, – открывший новую строительную фирму «Арктика». Как потом оказалось, – выдуманную и неработающую, – а только изображающую деятельность в договоренности с матерью и черт его знает с кем еще. Но Леше самому это тоже не нравилось, и он предпочитал в офисе остсутствовать.

И снова все настаивали на выборе «стиорон» и друзей.

Мне поручили делать сайт, к которому было дано много указаний, примеров «Хочу такой», и описаний техники, – например, насоса Грундфос для туалетов на вторых этажах частных домов, – особенно рекламируемый лешей.

В офис возил меня он на своей «Волге», часто перед машиной ехал бак для отсасывания канализационной грязи, сам леша пытался серьезно, – в сторону, – говорить о проблемах дорожающего бензина и рассказывал о новом сотруднике из Криволучья, который все может, – но пьет, – и его надо заставлять. Может, и нашел он своего Батона – правда тот ничего не мог.

В офисе, пытаясь во всем этом дурдоме делать сайт, стал постепенно понимать, – что думая, – все вокруг замолкают. Поэтому старался там не появляться. На вешалке висело пальто матери.

Но иногда Леша вспоминал о сайте и привозил меня снова в офис, где появились уже новые сотрудники – бухгалтер, старавшийся выведать, лицензионная ли 1С-Бухгалтерия стояла в «Либре», или нет; кровельщик, хотевший себе отдельную страницу о крышах, и даже давший свой телефон, – крыша была нужна, потому что постепенно стали собираться вокруг лысые. Хотя и сам леша тоже был лысый. И я сам к середине года побрился налысо. В итоге в «Арктику» пришел Женя Авдеев, которого Леша как бы оформил, – и стал интересоваться как администрировать «джумлой» и делать сайт. После всего этого, – и предложения так же оформится, – там я больше не появлялся. Но сайт, – не полностью, – доделал, – сделал им и листовки, – но Тула была помойкой, – и листовки ей были не нужны. Зато возвращаясь домой, стало появляться большое число рекламных баннеров о строительстве. кровле и насосах.

Годом до этого, Ларина, с высоты своего положения, решила помочь мне, – сидящему дома, – и подбросила несколько фотографий с найденными ей кошками. Делать листовки.

В феврале вместе с ночными пытками съездил к ней на квартиру. Ларина была скрытна, о чем-то молчала, говорила загадками про то, что в феврале все кончится, – и рядом с ней услышал в голове слово «Пой». Даже если бы она лично мне это сказала, я еще бы подумал, – стоит или нет, – а в текущем положении и после подобной подсказки, – петь я точно не собирался.

Пару раз звонил Кузьмин, рассказывал о друге по игре в бильярд и его сестре, – и о том, что кто-то несет золотые яйца.

Ларина своими звонками применила все свои психологичес-кие умения по выворачиванию фраз смыслом наизнаку, оборачивание тобой сказанного в твою же сторону, нахождением своих недостатков и в лицо присваивавшихся тебе, переносе образов одних людей на других – да и просто навыки лжи обо всем что было в ее жизни, моей жизни и окружающем. Теми же способами пользовались и мать, и Боронин, и Кузьмин, – пока большинство из них еще редко присутствовало в жизни. От нее я узнал, что Торгова лежит в неврологии после тяжелой депрессии, и то, что «девушку» нужно оставить в покое в таком состоянии. Никто никого не трогал, Ларина говорила про себя, и вскоре ее действительно положили в клинику – но по алкоголизму. Там и тем же способом я услышал еще одну фразу, и не последнюю – «беги». А приехал к ней, настояв в термосе шиповник с лимоном и отдав последний мед.

Встретил меня Саша Волобуев со словами – «Пост здал, пост принял». Ларина от отвара отказалась, палата у нее была на одного человека, с ноутбуком, – и когда ей принесли капельницу с желтой жидкостью – я ушел.

Но рассказ о больнице – рассказ о том, что было в 14 году. До больницы Тула протащила ее и по психиатрам и наркодиспансерам.

Мне она хвасталась походной аптечкой с колесиками. кучей успокоительных и антидепрессантов и рассказом, что однажды ее так «накрыло», – что впоследствии панической атаки пришлось вызывать знакомого врача с капельницами на дом. Нина Михайловна пила. Наверно поэтому Даша нервничала так сильно.

Единственный раз с 2009 года был в «Либре», – Ларина, сидевшая на кассе, показала мне фигурку Бетмена, рвущего на себе цепи, – и услышав, что я предполагаю (мысленно. конечно) нахождение в либре Торговой, начала намекать на маленькую раздевалку. Но шутка не прошла, – я заказал у нее книгу про общение (поскольку, – как уже говорил, – восстанавливать, несмотря ни на что, когнитивные функции все равно приходилось), – и уехал. Книгой она тоже поиздевалась. «Игры, в которые играют люди» – полностью объясняющее их поведение в мою сторону, название. Убрана подальше.

Зачем-то, – по чьей-то идее, – заказал книги по музыкальной теории, и достают меня люди до сих пор. Всю весну пятнадцатого года, – ровно до восьмого марта, – котда на вновь открытой странице задачника по гармонии Римского-Корсакова, – был найден засушенный цветок, – решал задачи. После восьмого марта мать решила купить! за 30000 р. цифровое пианино, – в которое ушли и еще деньги из моей пенсии (замечательный подарок), – и так и не узнав, чья это была идея, – и что этот ктото от меня хотел, – пианино стоит. Рядом с настоящим, на котором, после покупки, пропало желание заниматься, – я и не собираюсь, как раньше, – находить поводы и заставлять себя. Так же в 2016 после курса преднизолона, в октябре! была навязчивая идея, – и купил себе велосипед!, – на котором, хотя и проездил до сега, – но как подарок, по такой – изнутри – подсказке, да еще и на свою пенсию – 7000 р., – был воспринят, как издевательство. Теперь все это стоит, а от меня потребовалось только умение не замечать чужое подсунутое мне барахло.

К конце года, после долгой болезни, начавшейся со стуком и прочими действиями соседей, умерла моя кошка Ася, с которой, – еще котенком, в эту гвартиру и переехали. Кошка изменилась в поведении, отказывалась есть, – с ней не ел и я, – и потом, после недолгих уколов, ее усыпили. Уколы делал я, – мать не проявила интереса, – хотя кошка жила с ней в комнате, – сильно похудела и под рассказ о больных почках была убита ветеренаром из поселка Шварц, – с помощью, конечно, – Лариной. Мать положила кошку в коробку от моих ботинок, я отнес ее в тот самый парк, и через промерзшую почву закопал. Через год на этом месте построили теннисный корт!, превратившийся в классическое заброшенное «советское» здание, с рваным полиэтиленом на окнах и отгороженным забором.

Умер и попугай, переставший летать и однажды найденный лежащим на дне клетки. Мать положила его в банку из-под чипсов «Лейз» и отнесла на помойку. Провожала нас соседка, лопатой что-то копавшая около полъезда.

В четырнадцатом году, я, насмотревшись Торговских постов про то, как она «купит себе черепаху, наклеет шерсть и будет гладить против ворса», – думая, что это некий способ общения, заказал себе сухопутную черепаху. Привезли ее весной, откудато с юга, – трехлетнюю. Довез в коробке до дома, – из другой, большой коробки склеил ей дом с норкой, – заполнил днище галькой и она в таком виде прожила год, и зиму даже спала в спячке. Выпускал ее, учил ползать по кровати. находить спуск, общался – черепаха оказалась умной, как человек, – отвечала поворотами головы на фразы, и все запоминала, но только не ориентацию в пространстве. Что не важно, – черепаху, ко времени своих будующих относительно длительных отъездов, я отдал матери – и с ней уже четвертый или пятый год занимается она.

События в квартире, – как и мои прочие заметки, – были записаны, и с некоторыми книгами о психологии семьи и вещами были упакованы в коробку, опечатаны, – и, так как вартира постоянно посещалась неизвестно кем, – встала необходимость коробку поместить в сохранное место. Кузьмин. будучи вором и идей, и вещней, – не подходил. Второй квартиры вне Тулы у меня не было, – поэтому я остановился на камерах длительно хранения в Москве. Поездка по первому адресу закончилась буквальным тупиком и разговорами левых людей, – в слух и как всегда как-бы мимо, – о прокуратуре, судах и т. п. Под дождем я дошел обратно на метро и поехал в хостел, потом по новому адресу, педварительно купив телевон с картами, – поскольку до этого ориентировался по записям. В новом складе камер не оказалось, – и я нашел последний, – до которого от метро еще надо было дойти полтора километра, – но коробку там оставил, и пролежала она год по 900 р месяц. Иногда приезжал, и сам платил, перезаключал договор, – но все остальные разы удаленно.

С 2014 года начал вести нерегулярные дневники. в основном заполненные, к сожалению, своими стихами и рассуждениями, – но события тоже описаны. Сдесь же описываю все неподробно, – останавливаясь на основном, – наблюдения каждодневные, – может, опубликую потом. Первый сборник стихов, написанных, правда, – уже в 2017 году, – вышел в печать тогда же. Огромным тиражом в три экземпляра и оплеванный всеми. Теперь «Автобиография».

Однажды, к лету, позвонил Кузьмин, – и дал прямой приказ «Делай что-нибудь». И я, – основное время живший как ивалид и лежавший, – слушавший, что творят вокруг, и иногда выходивший по прстым делам – в магазин или аптеку, – стал готовить заявление в суд на соседей с относительно полным описанием того. что происходило квартирой в мое и вне моего присетствия, с компьютерной техникой (ноутбук сам включался и выключался, к нему удаленно подсоединялись, – уверен, ни одного файла в сохранности у меня не осталось, были серии DDos-атак и т.д), с электроннойм техникой – часами на кухне. показывающими стандартно n:13, или зацикленное время, переключавшееся хаотично, сгоревшими десятками лампочек (напряжение медленно, аккуратно, поднимается, – и у лампочки от взрыва отрывает стеклянную ножку с нитью накаливания), и описанием всего, что делали люди с моей психикой и головой.

Перед этим сходив, конечно, к юисту, посоветовавшему предварительно обратиться в полицию и прокуратуру. Как и заявление, – еще и поданное не с первого раза, – ни одно из заявлений в полицию, прокуратуру, управу, приемную перезидента, – не принесло ничего кроме стопки отписок с выдуманными фамилиями типа Дятлова или Яценко с Ниценко. На Украине в тот момент Путин разиграл первую серию своей войны и переворота, отделив «мирным» путем Крым и Донбасс в пользу России. И премьером Украины на тот момент стал странный тип Яценко.

Вообще, с 13-го года, люди с верху до низу превратили свою жизнь от магазинов – до министра иностранных дел в пародию. На заявление в Стратсбургский суд по правам человека, – куда было отослано три заявления, – отвечал то референт, – тот-же Яценко, – то мне присылали конвенцию и просили написать заявление не русским, а английским языком, – но отвечая, что судья заявление рассмотрел и ни под одну статью оно не поддошло.

Тульский судья, назначенный на мое дело, назывался Натальей Николаевной, осмотрел меня презрительно с головы до ног, – и заявление вернул, – до педоставления доказательств происшедшего. Плохо было то, что Путин выпустил указ, позволяющий учитывать аудио-визуальные свидетельства полноценными доказательствами годом позже. Зато в суде я видел настояющую шлюху – прокурора, о которой сразу же написал композицию. Они получались короткими, – и в тех условиях, – странно, что я этим еще занимался.

Результатом действительным стали отключения воды, отопления зимой, электричества. И даже глава района, – Могильников, – не помог.

В июле, – сразу после суда, поехал в Десногорск, поздравить «торгову» с «дем рождения». Но не найдя сначала расположения ее дома, отправился за водохранилище на дачу. Таксист сделал вид, что не понимает, о каких дачах я говорю. Телефон за полчаса сел (перед и после этого на нем сами переключались mp-3композиции, менялась настройка экранов и т. п.), и я через лес, – ориентируясь по звукам шоссе и детского лагеря, – пошел в сторону водохранилища. Сначала собрав цветов, – но через нес– колько сот метров лесного вала, сменив их на добавочную к моей палке опору, – березовый дубец, – прошел еще пару сот метров, – и упал, – а оставшуюся дорогу уже полз, – и так дополз до водохранилища, ориентируясь по атомной станции на другом берегу, – и полулег на пень, – пока не начали есть муравьи. С муравьями в рюкзаке и приехал обратно.

Когда ноги кое-как стали снова двигаться. – уже расставшись

с идеей поздравить торгову, – пошел в обратную предполагаемой сторону – к шоссе. Преодолел, – как Принц Персии, – болото (с потерями), влип в смолу в дереве, прошел мимо леса мертвых деревьев с ветками-колючками. На обрыве, прыгая с дерева на дерево, прошел часть водохранилища и надолго упал на протоптанной дороге, с которой сполз в заросли молодого клена, где лежал, пел песни, – и плакал. Но снова ноги, – ближе к вечеру, – стали меня носить, и через сосновый лес, – в горку и цепляя корни сосен, – вышел на трассу. И сел в остановке. Одетый в белую рубашку, как на праздник. А рядом села баба в белом вечернем платье. Но я выбрал черный бумер, – на котором, – бесплатно, парни привезли меня обратно в город. Где я дополз до пиццерии, оборачиваясь на центральную городскую церковь. Поел, и пошел к похожему на знакомую мне «Семейную копилку» магазину. Снарядил себя фасолью и бейсболкой. И сел надолго на лавке. К ночи снова поехал в сторону водохраилища, попал на фестиваль с блэк– и подобной музыкой, – послушал группу «ТТ-34», – и пошел назад. Лег спать во дворе на стол, замерз и пошел в сторону станции, с которой уехал обратно. Соседи по автобусу были туристы, спорившие о том, кто круче играет на гитаре, – и о чем то еще.

И приехав в Москву, то-ли сразу, то-ли из Тулы, – с заездом навестить свою коробку, – сразу уехал в Санкт-Петербург.

На вокзале узнал из «Новой газеты» о сбитом украинцами малазийском лайнере и надеялся на свойственную Петербургу аполитическую настроенность. Оказалось, зря.

Петербург был жарким, полным чурок, – и хостел оказался грязным, без столов и стульев на кухне, без посуды, – и кровать мне сзади заклеили клеенкой, – чтобы было как в парнике. В туалете было нарисовано приветствие. Около метро «Василеостровская» бабки продавали ромашки. Когда пришла идея искать работу, – и я даже съездил на собеседование, приведшее по карте к тупику, тюрьме и матизу, – бабки уже стали раздавать газеты с объявлениями про работу. До этого, еще в Туле, все считали меня то рыбой, которую надо вытащить, – то зайцем из шляпы, – и Шумахер, которому назначил встречу сразу после «собеседования», сказал, что доедает свое суши, – и готов к встрече на метро «Владимирская». Город не уважал ни своего прошлого. ни настоящего. Памятник Достоевскому стоял, хоть и огороженный забором и площадью, но ни одной лавки, чтобы сесть ним, – и так-же, как и он – задуматься, – хотя-бы о толпах ментов вокруг, – возможности не было.

Но доковыляв еще пару сотен метров, лавка нашлась, – и сидевший на ней чурка подвинулся. Жара уже разгоралась, – и Шумахер приехал на велосипеде, отогнав чурку. Мы пересели под навес, – и как будто ничего не происходило, по старой памяти, – поболтали. Потом он пригласил есть «фалафели» с супом из чечевицы, что вместе с жарой и температурой супа сделало мою голову очень мутной. Шумахер замолк, и озираясь по сторонам. посторался побыстрее закончить встречу.

В метро на лавке я поплакал и поехал в хостел, лежать.

Но, – несмотря на жару, – все-таки получилось очень много ходить. В основном, в посках моря, – ориентируясь по бумажной карте, – и всегда приходя или к стройке (теперь стадион), или просто к забору.

В этом же году, – а может, и с прошлого, – начались посещения всех вышепечисленных исполнителей, – и из-за моего интереса к их творчеству, – и из-за нездорового их интереса к моей жизни.

Первый был Федоров Евгений с группой «Зорге», которого я, с подачи Шумахера, слушал еще с первой больницы. Концерт был в Москве, в маленьком забитом клубе, где я снял столик, – и не напрягая себя лишний раз, сидя, – прослушал и пропел с ним всю, уже наизусть знакомую, программу. Главное в этом было то, что я впервые вырвался из камеры 113, – и рад был еще и этому. А Федоров, – почему-то после концерта психанув, – кинул свой бас на стойку и ушел со сцены. Еще предлагалось вступить в профсоюз, и как недостойный. я этого делать не стал.

Был через год на открытом фестивале «Все живое» в городе Электроуглях, на которых Федеоров, – исключительно для меня и какой-то бабы, – с путым полем. отыграл программу. Что потом было, – звучало не интересно, – приехала Сафатова в платье с красной крапинкой, указывала мне на украинские фургоны, – и я вскоре уехал в Москву, в хостел.

Второй концерт был Федорова Леонида, в клубе «Март» в марте же соответственно, может и уже 15-го года. В первый раз из двух посещенных, Федоров пел стараясь, и после концерта я, – как слушатель, – к нему подошел, подарил ему книжку Хлебникова «Доски судьбы», – и он, посоветовав мне не обращать ни на что внимания, пожал руку.

Второй концерт, – через год, – он уже, как и все, – спел в виде издевательства, – не исполняя свои песни со сцены, – а оря за столом под водку соответственный репертуар. Гитару слышно не было, режиссер постарался все сделать в каше, – и Федоров, проарав все песни, решил все закончить перегрузом с бесконечным эхо, – бросив гитару на стул и усевшись рядом за стол, – пить водку. Перед этим, – как поклонник, – я пытался найти его страницу в «Facebook», но нашел страницу его, как потом оказалось, жены, – которая проявляла в мою сторону нездоровый интерес, – хотя-бы тем, что постила, – и потом на концерте прошла на виду мимо, – ожидая, что я буду как-то реагировать. Узнал. Но это было похоже на шизофрению больше, чем на обычное общение звезда-поклонник. Тем более, ненормально было внимание жены Федорова, – а не его самого. Но, учитывая его прошлое, – аукцион 90-х, – он был в своем образе, – а к нему я приближаться не собирался. И к этому времени, «дома», потихоньку стал играть на гитаре, – а играл я либо свой металл, – либо отрывки из сочинений Вая, – и Федоров, наверно, обиделся. Может, у них был какой-то план относительно меня, – и они чего-то ожидали, – но получилось только меня унизить, – и испортить свою дискографию.

Потом были концерты аукцыона в клубе «М1», – где я отстоял не больше получаса, – а он пел песню «внутри собаки пусота и мрак». И последний его концерт – проэкт «Федоров и Крузенштерн», где он, – в составе бассиста и довольно металлического барабанщика, – под мощную ритм-секцию, – пел свои невнятные песни. И потом так же на виду, глядя в глаза прошел мимо.

Считаю его должным мне 4500 рублей за зря потраченные на него деньги. Что и как он играет сейчас, – я уже не знаю, – так как все уже посланы. Но были еще альбомы «Мотыльки» с котрабасистом Волковым, где они, – на обложке, – спинами к камере, – подпригивали, держась за руки. Потом у него были все те же фотографии с сигаретами, – и исключая его намеки, – можно было с точностю определить происхождение его музыки.

На жизнь, – кроме негативного влияния, – «звезды» не повлияли никак.

В 13-м году, осенью, меня положили на дневной стационар, – но уже не в старое отделение, – а в корпус с отделением пульманологическим, где до этого лежал с астмой, – и куда неврология переехала на время. На этот раз меня всего лишь встретила картинка стилизованного японского флага на двери, – и приходилось терпеть мать, – что стало невыносимо трудно (и из-за ее псевдозаботы. и из-за ее присутствия). Остальное прошло, как и должно было всегда проходить в больнице. Капельницы на этот раз отменили, – были внутривенные уколы, – от которых чернело в глазах и долго не пог встать, – но больница прошла спокойно. Возможно. потому что приходил туда на пол-часа каждый день.

И потом сделал себе подарок на день рождения, – уехал на серию концертов в москву. Об этом позже.

А пока, в том же 13-м году, «Либра» снова переехала в новое здание. Магазин стал еще меньше, – и вскоре сдеградировал до коробки с книгами в парке Белоусова. Помещение находилось напротив математического корпуса Политеха, все в «Либре» говорили – «такая математика», – и открыли ее грустными полуздутыми ораньжевыми шариками, – любимым цветом Кузьмина. Я приезжал в «Либру» несколько раз до ее закрытия, – встречали меня иногда Мария из старой «Либры», иногда и сама Ларина, – рядом с которой у меня в голове звучало «тебе не будет лучше», белые голуби в клетке, потом, – новая продавщица и закрытый магазин. Книги подбирались только из старого оставшегося ассортимента – ничего нового с 2009 года не привозилось, – и только с говорящими про меня обложками и корешками. Все было заставлено букинистикой. Батон на одной из встреч говорил о том, что избавился от своих старых книг. У него же на двери подъезда появилась нарисованная кошка, – а потом поставили синий матиз. Матизами Тула достает меня с 13 года и до сих пор.

Кузьмин, вероятно, часто приезжал туда после карандуха Паши, – один, – но пару раз приезжал или звонил мне, – и мы ехали в «Либру». В автобусе говорились фразы обо мне в воздух, – всем зрителям, – с Лариной он обсуждал меня в моем присутствии вопросами «Кто он? Гопник? Голубой?» и т. д. Ларина была с Кузьминым. Их одних один раз и оставил в двоем – не шла беседа, – нужно было избавиться от лишнего.

В помещении старой «Либры» открыли т. н. «антикафе» «Кот Шредингера», – и потом Ларина, предполагая, что я не знаю о чем речь, просила Кузьмина объяснить в чем заключался эксперимент. В моем случае, – я вроде выжил. А девочки неплохо посмеялись.

Брич спрашивал, – а понимаю ли я, что нарисовани на картинах Дали. Непонятно было только то, для чего он это спрашивает.

В «Либре» проводилась литературная встреча с «писательницей», написавшей путевые заметки по какому-то острову, – проделывая которые, она решала свои психологические проблемы. Брич в это время показывал, как легко взламывается замок в помещение турагенства. И рассказывал про свои многочисленные железные кости.