Учитель. Ну, ты ж у нас Папа Карло.
Тетка Наталья. Вань…
Дед Иван подходит к двери, растворяет ее. Дверь оказывается необычайно большой. Все всемером в ряд помещаются в дверной просвет.
Староста. Кто это?
Учитель. Единороги. Их много.
Тетка Наталья. Рай?
Учитель. Нет.
Партизан. Ад?
Учитель. Нет. Мне мудрец один рассказал, да жаль не поверил я ему тогда. Сказал он, что человек каждый вращается как белка в колесе жизни-смерти, но не вечно. Приходит время, выпрыгивает он из колеса этого неумолимого. И оказывается на лугу вечном-бесконечном, где принимает он образ единорога и пасется на том золотом лугу. И пребывает он на там во веки веков.
Староста. Навсегда, что ли?
Учитель. Да.
Марина Сергеевна. И что мы вот путь этот громадный прошли тысячелетний, в разных телах тут потаскались, намаялись, чтобы лошадями все оставшееся время на лугу пастись?
Катя. Мама, ты что? Посмотри, какие они прекрасные. И как там, в саду этом, красиво. Чувствуешь – запах, слышишь – ветер, видишь – свет?
Дед Иван. Это мы их так со своей колокольни, отсюда видим, единорогами. На самом деле перед нами Великий Источник Любви, с которым нам сейчас предстоит воссоединиться.
Тетка Наталья. Ваня, ты это откуда узнал?
Дед Иван. Помните, я вам рассказывал о моряках тибетских, которые меня в японскую-то спасли. Так вот капитан их напоследок сказал: «Держи курс на Великий Источник Любви, с которым тебе предстоит воссоединиться». Я спросил его: «А как я найду Источник Любви Этот»? Он ответил: «Огонь, тлеющий внутри тебя, разгорится очень ярко вблизи источника сего, излучающего сокровенный свет». И сейчас я чувствую, как разгорается огонь внутри меня.
Дверь со страшным звуком захлопывается, исчезает.
Марина Сергеевна. Как же так? Это все был обман? Игры перепугавшегося насмерть ума? Сейчас гореть?
Тетка Наталья. Дьявол путал напоследок.
Партизан. Никому верить в жизни нельзя, надо мне было, когда меня в плен брали чеку-то из гранаты вынуть. Испугался я тогда, смалодушничал.
Слышно, как амбар из канистр со всех сторон поливают бензином.
Учитель. (Ложится на пол). Вы единорогов видели? Все видели? Какой обман, люди? Придите в себя.
Слышно как снаружи зажгли факел. Хором пьяными голосами немцы начали орать: «Innominepatris, etfilii, etspiritussancti…”
Учитель. (Садится). Вспомните, почему мы опять здесь родились, вспомните, что мы не сделали тогда, в прошлый раз. Мы ведь в прошлый раз вплотную подошли к тому же самому месту. Ну почему вы все такие? Ну, за что мне это все?
Староста. Учитель, ты уж расскажи, только побыстрее, пожалуйста, а то боюсь у нас времени совсем не осталось.
Партизан. Да, учитель, пожалуйста. Я вот точно уже ничего не вспомню.
Дед Иван. Никто из нас кроме тебя не вспомнит. Ты уж не причитай, помоги всем…
Учитель. (Встает). Но… Это же так просто. Вы больше ведь никогда не увидите этот мир, не увидите эту планету, этих людей. Я не хочу сказать, что это плохо. И я не хочу сказать, что мир этот на самом деле существует. И я не хочу сказать, что место, куда мы сейчас с вами отправимся плохое. Нет. Место хорошее. И единственное, реально существующее. Но с тем, с чем вам больше никогда не встретиться на пути вечном, надо проститься. Причем проститься так, выразить эмоции так, как вы еще никогда ничего не делали до этого. Я вот знаю, что надо сделать, но не знаю как. В прошлый раз, кстати, это стало для нас большой проблемой.
Партизан. Меня, когда в армию родня провожала…
Староста. Ну, продолжай.
Партизан. Пели все и плясали. Почти два дня. Ну и самогон еще пили…
Учитель. То есть ты нам предлагаешь сейчас всем сплясать и спеть? Я правильно понимаю? Мы вот так со всеми простимся? Как настоящие советские люди? Самогона вот нет, извините. Не завезли. Есть еще какие-нибудь мысли?
Марина Сергеевна. Ну, когда с человеком если каким прощаешься, провожаешь его в последний путь. Все плачут, причитают. Оркестр похоронный играет марш Шопена.
Учитель. То есть Вы нам предлагаете всем поплакать, попричитать и дождаться похоронного оркестра. Боюсь, они не успеют приехать. Еще мысли есть?
Тетка Наталья. Я когда маленькой была, мы с весной прощались – хороводы в лесу водили.
Учитель. Вот оно. Молодец. Ну, наконец-то. Все поняли? Хоровод жизни. Вот что они имели в виду…
Староста. Кто?
Учитель. Да единороги эти. Они целый час мне в уши жужжали: «Станьте единым, ради бога, станьте единым…» И мы сейчас в хороводе этом станем едины, как планеты, вращающиеся вокруг Солнца, как мир, крутящийся вокруг центра Вселенной, как тело, путешествующее вокруг души, как разум, бредущий вокруг да около непостижимого, в конце концов, как Бог, творящий вокруг нас. Кстати, последнюю свою мысль я хотел бы чуть-чуть более широко объяснить…
Дед Иван. Ладно, Учитель, потом расскажешь. Времени будет много. Давайте, берите друг друга за руки.
Все берут друг друга за руки и начинают хороводить хоровод в полной тишине. Гаснет свет.
Голоса.
– Ну, вот видите. Вот видите. Все у нас с Вами получается, если захотим. Какое дело сделали – и это всего лишь за час с небольшим. Все спаслись. И окружающие ничего не заметили. Никаких странностей. Никаких следов.
– Я бы на Вашем месте не радовался так сильно. Все им объясни, по полочкам разложи, разжуй и в рот положи. А сами. Сами то что. Вообще ни до чего додуматься не могут? Тем более поняли все абсолютно неправильно. Разве вы этого не видите?
– Ну, поняли, конечно, все чуть-чуть неправильно. Но мысли работали в правильном направлении. Тем более, что сейчас наши с Вами коллеги все им объяснят.
– Наши с вами коллеги нам ничего объяснить не смогли, до всего своим умом доходить пришлось. Да ладно. Летать не разучились еще?
– Летать? Я же вроде не Пегас? А куда нам лететь?
– Тут самолет один южнокорейский в воздушном пространстве Советского Союза заблудился. Ну и как вы прекрасно понимаете, собьют его через пятнадцать минут или около того.
– Да, нарушать воздушное пространство… Это не хорошо. А пилоты куда смотрят?
– А пилоты умерли все. Так получилось.
– А как же самолет не падает.