Резидент

– Собирайся, – надо мной стояла Вита и пыталась меня разбудить: – Конси, собирайся. Полетели.

Вита рассказывает про резидентов

Я никогда не рассматривал вблизи самолеты такого класса. Да и сейчас ожидал увидеть пассажирский боинг, поэтому мне сложно было скрыть удивление. Нас довезли до трапа, и я увидел бизнес-джет черного цвета с турбинами, расположенными вокруг хвоста. С другой стороны, в самом носу воздушного судна, сквозь угловатые иллюминаторы кабины можно было рассмотреть готовящегося ко взлету пилота. Внутри большая часть поверхностей была из лакированного темного дерева. Элементы интерьера из ткани были мягких бежевых оттенков с цветочным узором. В конце коридора начиналась изолированная комната с кроватью, край которой я видел через приоткрытую дверь. За креслами и парой диванов могло расположиться примерно десять человек. Но сейчас из пассажиров летели только мы с Витой. Стюардесса предложила напитки и порекомендовала во время взлета находиться в креслах и быть пристегнутыми. Только сейчас, видимо, окончательно проснувшись, я вспомнил о том, что боюсь летать. Правильнее сказать, я не помню, каково это – летать. Но даже обрывки воспоминаний юношества о полетах у меня были достаточно тревожными. Я сел в кресло и стал вслушиваться в усиливающийся гул наших двигателей, пока мы выкатывались на взлетную полосу. В нервозном ожидании я застегнул ремень, а потом затянул его еще туже. Но Вита проигнорировала предложение стюардессы и первые десять минут от начала разгона провела в телефоне, лежа на диване и закинув ноги выше головы на спинку. В это время в моем иллюминаторе пейзаж аэропорта сменился видом на ближайшие жилые кварталы, утопленные в деревьях, а позже и вовсе стал напоминать бескрайние полотно из белоснежной ваты. В один момент гул двигателей стал почти неслышным, и мы прекратили бесконечно ускоряться, отчего я почувствовал себя как при падении на американских горках. Яркие пятна облаков так ослепляли, что без боли можно было смотреть только на поверхность крыла. Разглядывая его несколько минут, я подумал, что его кончик стал трястись сильнее, и, чтобы не начать паниковать, я перевел глаза на Виту. Она, все в той же эксцентричной позе, без передышки печатала полотна сообщений. Мне хотелось отвлечься от страха полета, и я обратился к ней с давно назревшим вопросом:

– Вита.

– Да-да, – она отвлеклась от телефона и уставилась на меня.

– Сколько все это стоит? – в лоб спросил я.

– Чего? Ты про что спрашиваешь? – Вита нахмурилась.

– Вот этот самолет? Ты, наверное, часто летаешь премиальным классом.

– Ой, я не знаю. Я тебе что, пилот? Ты можешь подойти к ним, если так интересно, – огрызнулась Вита, будто не желая разговаривать. Мне это не понравилось, ведь это она меня взяла в поездку, и, мне кажется, она должна дружелюбнее относиться к моим вопросам.

– Ты же заплатила за перелет. Ты должна понимать хотя бы порядок расходов.

– Слушай, я, если честно, не знаю, что сколько стоит. Бухгалтерия и финансы мне вообще никогда не были близки. Если бы я была обычной, то в первый же день сошла бы с ума от шквала акций в магазине или от скачков стоимости бензина.

– Я вижу, что ты и Сентидо очень состоятельные. Я могу только догадываться о том, каким способом каждый из вас зарабатывает. Мне это не интересно, я знаю о существовании экстремально больших капиталов. Но я никогда раньше не контактировал с такими людьми и тем более не пользовался роскошью, буквально, как этот самолет.

– Сенти никогда не работал за деньги. Я тоже. Они нам не нужны. Не волнуйся по поводу зарплат. У тебя благородная профессия, – намеренно язвила Вита. Меня такое никогда не обижало, потому что я сам люблю так пошутить.

– Я все равно угощу тебя напитком, как и обещал. Несмотря на наличие у тебя самолета, – парировал я.

– Это не мой самолет. У меня вообще ничего нет. Поэтому мне очень приятно, что ты хочешь ухаживать за мной. Любое проявление внимания от тебя имеет для меня большое значение.

– Ты постоянно шутишь, и я не понимаю, где правда, а где – нет. Ты говоришь, что ничем не владеешь, но это не мешает тебе отправлять за мной лимузин.

– Майбах не лимузин. Лимузины до пошлости длинные и несуразные.

– Ты поняла, что я имею в виду.

– Слушай. Такие, как я и Сенти, по-настоящему ничем не владеют. Но, когда нам что-то нужно, мы можем пользоваться всеми деньгами. Поэтому отпадает сама надобность обладать чем-то в привычном смысле этого слова. То есть копить деньги, использовать кредитку, вести учет трат. У нас всё по-другому.

– Объясни, насколько по-другому.

– Как бы проще-то сказать… Мы пользуемся всеми деньгами во всех банках.

– Я понял, что вы богатые и у вас есть счета по всему миру.

– Я говорю не про счета. Вообще все банки могут предоставить нам деньги.

– Вы фонд, или траст, или семейный офис – я в этом не разбираюсь.

– Я бы хотела тебе рассказать подробнее. Но я, честно, никогда не слушала папу, когда он заводил про это разговор.

– Твой отец хотел тебе раскрыть секреты семейного бизнеса?

– Нет, он архитектор, но никогда не брал деньги за работу.

– Ты меня держишь за дурака? Отец не получал зарплату, ты ничем не владеешь, Сентидо, наверное, такой же бедный: в своей машине живет. Я видел, как за ночь его спорткар из металлолома превратился в совершенно новый автомобиль.

– Ну это не удивительно. Сенти мог договориться с Центром.

– С центром чего?

– Мы просто заказываем там, что нам надо. Нам это доставляют. Либо мы просим у них об услуге, и они всегда ее оказывают.

– Ваши консьержи? Мальчики на побегушках?

– Ты очень грубый. Зачем обижать людей, которых даже не знаешь. Они организовали твой полет и много чего еще, вот ты сейчас в командировке – это тоже их заслуга.

Я вспомнил про билеты на фестиваль и бронь самолета, которые я заказал от имени Сентидо. Нужно было выбрать момент после посадки и отлучиться в туалет, чтобы с его телефона отправить отказ. Жалко, я забыл это сделать еще в отеле.

– Я уважаю все профессии, – сказал я, – ни в коем случае не хотел кого-то оскорбить. Но ты же говоришь про безликий сервис, который живет на ваши деньги. А за такие деньги – любой каприз.

– Мне неприятно слышать твои оскорбления, – Вита встала с дивана и ушла в конец самолета. Через минуту она вернулась с банкой колы. Догнавшая ее стюардесса из-за спины предложила Вите перелить напиток в стакан, но та отказались. Я избегал зрительного контакта, потому что не знал, насколько сильно мои слова задели Виту. Хороший момент, чтобы отлучиться в туалет по-настоящему и, заодно, обследовать самолет. Я уже оперся руками о подлокотники, чтобы встать с кресла, как Вита сама продолжила беседу: – Ты не понимаешь концепцию резидентов, так?

– Видимо, так. Если я даже твой вопрос сейчас не понимаю, – ответил я, передумав вставать с места.

– Мы – я, Сенти и много-много людей на Земле – являемся резидентами. И мы очень давно договорились о том, чтобы владеть всем миром. Не мы, конечно, а наши прадеды, они были самыми влиятельными людьми сто лет назад. Или двести. Я еще раз говорю. Я всегда плохо слушала отца, когда он начинал свою лекцию… В общем, человечество, с его финансовой системой, нам подчиняется.

– Ты сейчас поведала мне о конспирологической теории про мировое правительство, – ухмыльнулся я и с недоверием поинтересовался: – И где вы живете и руководите всей планетой?

– Резиденты живут во всех странах, даже самых отстойных. Но есть еще специальные закрытые города. Один из них – недалеко от Барселоны, куда мы сейчас и летим.

– Ты хочешь сказать, что ты и Сентидо – члены некой организации, которая управляет миром?

– Нет. Управляет всем Центр, «мозг» планеты. А мы просто избранные, кого он оберегает и слушает, и кому подчиняется.

– То есть все-таки вы управляете планетой? – когда я это говорил, мне вспомнился психиатрический термин «вовлекаться в бред».

– Ты слишком много хочешь понять. Я тебе коротко пытаюсь объяснить, что не знаю, сколько стоит полет на этом самолете. Потому что не платила за него. Потому что и так все принадлежит резидентам.

– Вы можете тратить, сколько вздумается?

– Наконец-то.

– И деньги у тебя не кончатся никогда?

– Представь все богатство мира. Представил? Так вот, оно – моё. И одновременно – Сенти. Резиденты, чтобы не ссориться, не делят деньги между собой. А еще их так много, что да – они никогда не кончатся.

– Это, конечно, хорошо. Вы заключили паритет. Но в мире полно преступников, всегда готовых поживиться любым состоянием.

– У нас никто не ворует деньги. Это невозможно.