– В замок нельзя попасть по воздуху!
– Семь лет слышу эту чушь! – взревел дядя. – Ненавижу очереди!
– Придётся потерпеть, – давясь от смеха, ответил боцман. – Гости короля равны, никто не попадёт на день рождения раньше других.
Оливье ругался, а я таращился на гостей. Так много летучих обезьян я ещё не видел. В мире Изумрудного острова модники рядились в длинные камзолы бананового и лимонного цветов, которые тащились по пыли за спиной, и длиннополые шляпы с огромными пёстрыми перьями. Забавно, конечно, но в Черногорске и не такое увидишь. А вот лохматые серые звери с длинными ногами и отвисшей, торчащей даже из-под длинной чёлки, вывернутой губой, меня заинтересовали.
– Это чючюники, – отмахнулся от моих вопросов Чича. – Безобидные, но лучше к ним не лезь, залижут до омерзения.
Я даже пригнулся, надеясь разглядеть слюнявый язык, но между нами и повозкой, запряженной чючюниками, вклинились трое магов в высоких фиолетовых колпаках. Их мантии украшали знаки гильдии Иллюзий – белая бабочка, которая на самом деле не бабочка, а два упиравшихся лбами черепа. У каждого по одному глазу, синий и красный, и по одной ноздре, а рот, как бы один на двоих. Хотя если не приглядываться, очень печальная седая бабочка. Жуть, одним словом.
– Не пялься на гостей, регламент не дозволяет! – одёрнул Чича.
Я вздохнул, уставившись на собственные ноги. Не знаю, кто этот регламент, но теперь мной командует даже он.
Мы вклинились в процессию и ползли вместе со всеми. Слава источнику магии, до ворот оставалось шагов четыреста.
Невидимое солнце вовсю жарило, и через десять минут я запарился и за глоток воды побежал бы на перегонки с поглотителем. Да и смотреть на собственные ноги, не так интересно, как по сторонам. Оливье, не замолкая на все лады склонял причуды короля Дарвина, но скоро тоже запыхался и обмахивался шляпой, бурча себе под нос.
Когда мы добрались до стражи и вошли под арку крепостной стены, текло в три ручья, и я еле шевелился.
– Нам сюда, – подсказал боцман, свернув за ворота.
– Ползите, кильки горемычные, – злорадно бросил дядя в сторону по-черепашьи бредущих гостей и, нахлобучив шляпу, засеменил вверх по лестнице.
Мы поднялись на стену. Минули два лестничных марша и, через приворотную башню, спустились в тупик к сверкающему во всю стену полупрозрачному порталу.
– Строго по одному! – наказал Чича и первым исчез сквозь сиянии.
Дядя юркнул за ним. Я пропустил фею, с поникшими крыльями.
– Надо её подбодрить, – потребовал Евлампий.
– Точно, – пробормотал я. – Скажи, что её запекут в торте, поэтому беспокоится больше не о чем.
– Ты бесчувственный мерзавец, – прошипел голем.
– Мерзавец Оливье, а я бессовестный себялюбец.
– Точно подмечено.
– Да? Жаль, не я придумал, – дурашливо признался я. – Меня так в академии прозвали. Говорили, что меня волнует только мусор, а на достопочтенных магов наплевать.
Фея исчезла в портале, и я хотел пуститься следом, но голем дёрнул за цепочку.
– Что ещё? – разозлился я.
– Надо её предупредить, – закричал Евлампий.
– Мы же договорились! – напомнил я.
– О чём? Подождать и подумать? Да! Мы не договаривались смотреть, как Оливье приготовит из неё торт!
– Но…
– Никаких но! – завопил голем. – Мы не можем так поступить! Да, она не идеальная. Скорее, наоборот, но мы все равно…
– Постараемся её спасти, – сдался я.
Я так не думал, но спорить с големом, особенно когда он такой накрученный, бесполезно.
– Нам нужен план, – яростно крикнул Евлампий.
– Согласен, но пока его нет…
– У меня есть, – возразил голем. – Во-первых, переодеть, в пижаме бежать только позориться…
Я не стал слушать его заумь и бросился в портал, надеясь попасть в беснующуюся толпу, чтобы зануду не было слышно.
Иногда мечты сбываются! На кухне, в которую нас занесло, я не услышал бы Евлампия ори он во всю каменную глотку. Огромная, даже больше, чем в академии. Чистая, блестящая и звонкая, как гигантское ведро. От воплей сотен поваров, шипения огня, лопанья кипящей воды, стука ножей по разделочным доскам, топота и песен закладывало уши. Да, повара пели. Страшно фальшивили, и всё время поминали Мировой ураган, который дал летучим обезьянам всё что им нужно, а королю ещё больше.
Оливье спорил с рыжей обезьяной в белоснежном колпаке, вытесняя её из-за стола.
– Самый большой огневой пенёк мой! – кричал он, закинув холщовый мешок на стол. – Да, кишкодёр! Скажи это министру. Королю! Его летающей бабушке! Что пасть раззявил, быстро ко мне!
Последние слова предназначались мне.
– Просей муку! – рявкнул дядя, когда я подбежал, и сунул пачку.
Я не мог найти боцмана и фею и глупо оглядывался.
– Куда пропала Людмила? – опередив меня, уточнил Евлампий.
– Ты ещё понаглей, валун, я из тебя надгробие сделаю! – заорал Оливье. – Наряжается она!
Голем надувшись умолк, а я раздобыл сито и протряхивал муку, озираясь. Кухня скворчала, кипела, пузырилась и била в нос миллиардом манящих запахов. А повара и подмастерья, не глядя, виртуозно разламывали, распиливали, разрезали, чистили, мыли, жарили и парили. Да ещё и пели, а самые шустрые даже пританцовывали. Клянусь, они бы и с закрытыми глазами справлялись точно так же. Меня бы заставили петь, сразу отрезал бы себе пару пальцев на руках, а если бы танцевал так ещё и на ногах. Я ещё тот виртуоз!
Не успел я просеять муку, как Оливье заставил отделять желтки от белков. Пришлось броситься в бой, с венчиком наперевес, и взбивать, взбивать, взбивать и взбивать.
– Как только фея вернётся, мы ей всё расскажем, – забубнил Евлампий.
– Прямо всё? – уточнил я, орудуя венчиком.
– Иначе будет слишком поздно. Она же умеет летать!
– На этих прозрачных крылышках? – ужаснулся я, иногда так и подмывает над ним поиздеваться. – Может наперегонки с летучими обезьянами покружить!
– Опять шутка? Неужели тебе её не жалко? – рассвирепел голем.