Трехликая сторона

– Я видел шестнадцать Листопадов.

– А-а, – протянула я, делая вид, что ничуть не удивлена высчитыванию по каким-то там Листопадам. – Шестнадцать… ученики всегда становятся полноправными ассасинами в этом возрасте?

– Необязательно. Проведение финального испытания можно потребовать в любое время, если чувствуешь себя готовым. Нодред, например, получил черную мантию в тринадцать, а Лись только в девятнадцать, но он обучаться начал позже…

– Вот как. И кто сейчас самый молодой среди ассасинов?

– В нашей крепости? Брокан, – Диника, не стесняясь, указал пальцем через стол на очередную черную мантию. – Он закончил обучение три месяца назад. Ему сейчас восемнадцать.

– А много у вас крепостей?

Мальчик в который раз изумленно моргнул, и я с запоздалым сожалением подумала, что не стоило показывать ему свою полную неосведомленность в жизнедеятельности их мира.

– Больше сотни, миледи.

– Кира, меня зовут Кира, Диня. Твой наставник разочаруется, продолжи ты называть меня миледи, – с минуту посомневавшись, я сочла, что уже достаточно скомпрометировала себя, чтобы останавливаться, и продолжила допрос. – Не слишком ли вас мало, чтобы защитить замок от нападения армии рыцарей в кольчугах и с копьями?

– Вовсе нет! – красные щеки выдали Динику вновь – он оскорбился. – Один ассасин стоит сотни из клана рыцарей!

– Извини, я не хотела тебя обидеть.

Мы замолчали, размышляя каждый о своем. Он закинул за щеку нечто плоское, коричневое и хрустящее – сушеную рыбу? Местную разновидность чипсов?

Внезапно в зале появился человек без мантии. Он торопился к королю, бесшумно обходя длинный стол, выстеленный багровой скатертью, и трапезничающих за ним ассасинов. Я быстро обличила в нем человека из той самой четверки, дежурившей у ворот с мачете в руках, и нагнулась к уху Диники, заранее понимая, что снова выставлю себя в подозрительном свете.

– Кто это?

– Стражник.

На сей раз мальчик удержался от изумленного взгляда, который явно считал неучтивым по отношению к гостье короля. Он мог считать ее темнейшей невеждой, однако не должен был этого показывать. Варго обеспокоенно поднялся навстречу стражнику. До меня добрался его взволнованный голос, пробивающийся сквозь обеденный гул:

– Опять?

– Я отвел его превосходительство к лекарю, он обещал сварить облегчающую боли мазь.

– Хорошо.

Я дождалась, пока стражник выполнит глубокий поклон и двинется прочь из зала, и лишь тогда направилась к королю. Он обеспокоенно хмурился в свой кубок.

– У вашего сына какие-то неприятности?

– Иногда его мучает сильная мигрень, – кивнул Варго. – Примочки Юну помогают, но не сразу и не полностью.

– У меня в рюкзаке лежат таблетки анальгина. Их передали вашему лекарю вместе с другими нашими вещами. Может, Антею выпить одну?

– Спасибо, Кира, – поколебавшись, согласился Варго. – Пусть тебя проводят. Скажешь, я распорядился вернуть тебе все твои вещи. И, кстати, – он заговорщически подмигнул мне буро-зеленым глазом. – Я все равно собирался пристроить тебя к какой-нибудь работе. В замке гораздо скучнее жить, чем тебе кажется, поэтому попросись в помощницы к Юну. Он очень умный человек, и к тебе отнесется без лишних подозрений.

Диника провел меня по винтовой лестнице в холодный подвал, и всю дорогу я придерживала юбку, выучившись на горьком опыте спотыканий. Лекарь Танатра оказался пожилым мужчиной лет шестидесяти-семидесяти, чуть сутулым и полностью седым; его рыхлое тело оборачивал болотного цвета балахон, а костлявые ноги – серые штаны, напоминающие спортивки школьного физрука. Крючковатый нос пытливо уставился в мою сторону. Его рабочий стол с глубокими и не очень мисками, полными разнообразных трав, порошков и жидкостей, находился по центру, а за ним висела соломенная ширма, отгораживающая ряд кушеток с протертыми одеялами. На одной из таких кушеток с закрытыми глазами лежал принц Антей.

– Олег Евг… в смысле Варго убедительно просил вас вернуть мне вещи. Пожалуйста. То есть король Варго, я его гостья, и… – осознав бестолковость уточнения, я вздохнула. – Мои вещи у вас, да?

Перед каждым новым обитателем Трехлистного мира я по-новому терялась, ковыряясь в безуспешных попытках верно угадать необходимую интонацию и обращение. Мое стремление облегчить собственные слова, сделать их доступнее для понимания любого, даже очень странного человека, неизменно оборачивалось их превращением в чертовски неровные и скомканные. Отчаянное желание не отличаться, наверное, только сильнее выделяло меня среди жителей Танатра.

Юну молча указал на валяющиеся неопрятной кучкой походные рюкзаки. С ними он явно еще не разбирался, строгим голосом велев Райлону бросить их там, где они не помешают ему заниматься более нужными делами. Я выпотрошила свой рюкзак, сокращая таким образом время поисков косметички в дебрях наспех рассованных вещей, и извлекла из нее упаковку нужного лекарства. Две пары пристальных глаз следили за каждым моим действием: Диника смотрел с любопытством, а лекарь – изучающе-недоверчиво.

– Принц Антей, – позвала я, осторожно приблизившись к больному. – Принц, проглотите это и запейте водой. Вам очень быстро полегчает.

Он сощурился, приоткрыв стеклянные глаза. Видимо, сделать это ему стоило немалых трудов.

– Ваш отец послал меня. Я знаю, о чем говорю. Выпейте.

Юну деловито вынырнул из-за моего плеча и протянул Антею глиняную кружку, полную воды. Я пропустила его вперед и скромно присела на свободный стульчик, приютившийся между кроватями. Лекарь ободряюще кивнул принцу, когда тот закончил крутить в руках маленькую белую таблетку, и Антей с опаской поднес ее ко рту. Затем он вновь уронил веки, заполняя подземный госпиталь своим прерывистым дыханием. Юну долго стоял над ним, минут десять, никак не меньше; наконец принц задремал, и лекарь, удостоверившись в стабильности его состояния, опять уставился на меня. Он боком обошел свой кабинет, косясь через плечо, велел Дине выйти и лишь тогда заговорил:

– То, что ты дала ему, состоит из соединений, о которых я ничего не знаю, – голос у него оказался громким и мелодичным, как у юнца. Ожидавшая старческого сипения, я вся оробела от внезапности. – И все равно я уверен на сто девятнадцать процентов: вы не маги. Вы вообще не принадлежите ни одному Листу, – продолжал поражать меня Юну. – На ум приходит единственный вывод: вы – чужаки, может, даже не люди.

– Мы – люди, – тихо произнесла я, не оспаривая между тем первое предположение. – Я бы хотела помогать вам. Король Варго тоже очень хотел бы этого.

Лекарь неопределенно хмыкнул.

– Ты знакома с моим ремеслом, девочка?

– Очень приблизительно.

– Разбираешься в травах?

– К сожалению, нет.

– И все же король направил тебя ко мне.

– Надеюсь, окажусь для вас полезной хотя бы в чем-то.

Юну многозначительно прищурился. Ощущая себя, точно на нервном собеседовании при суровом начальнике, я боролась с желанием досрочно отказаться от должности, на которую пришла пробоваться. Наверняка ведь Олег Евгеньевич сможет найти мне и другую работу… нет, король Варго. Нужно научиться даже думать о нем, как о короле, чтобы не ошибаться и дальше.

– Вы осматривали моего друга Егора? – я сменила тему, решив, что лекарь удержался от слов отказа из чувства такта. – Утром он потерял сознание.

– Да, у мальчика было давление. Внутри головы, – странно добавил Юну. – Трава римминь прекрасно борется с этим недугом, я уже часа два как отпустил его, – он покопался у себя под столом и вытащил грузный бумажный альбом с кучей записей и с вклеенными меж страниц засохшими растениями – их стебельки торчали снизу и сбоку от обложки. – Травник моего личного сочинения. Я писал его всю сознательную часть жизни и иногда по-прежнему дополняю. Тебе придется выучить его наизусть.

Удивление сменилось благодарностью: меня взяли на работу! А затем, пока я листала толстенную рукописную книгу с бесчисленным разнообразием похожих друг на друга цветов и растений, переросло в тоску. Неужели все это реально запомнить? Почерк у Юну был мелким, с сильным наклоном, однако вполне читаемым; прописные буквы ничем не отличались от тех, которым нас обучали в первом классе.

– Ноги меня подводят в последнее время, – прежним неестественно бодрым для своего преклонного возраста голосом пробурчал лекарь. – Собирать травы придется тебе. Пожалуй, это наивысшая помощь, которую ты способна оказать. А теперь расскажи мне об этих беленьких козявках в серебристых упаковках…

Я отложила рукописный сборник, взяла в руки косметичку и принялась растолковывать ему предназначение каждой обитавшей в ней таблетки. Правда, когда мы добрались до углубленного разбора составов, я запнулась: для рассмотрения лекарств с химической точки зрения мне не хватало компетентности в фармацевтике. В конце концов Юну счел их за прессованный порошок, добытый из каких-нибудь минералов, и успокоился. Мы вскользь прошлись по сотовым телефонам и паспортам, и если с последними все было предельно ясно – идею удостоверения личности лекарь уловил с легкостью, наверняка что-то подобное использовалось и здесь, – то с первыми возникли сложности. Юну категорически отказался принимать стеклянно-металлические кирпичики за переносные устройства связи, постоянно сводя мои доводы на «чародейские замашки». Требовать от него чего-то иного было неправильно и бессмысленно, ведь он не знал даже слова «звонить», а я, выжатая за крайние сутки, как лимон, очень быстро провалилась в своей попытке доходчиво объяснить ему, что из себя представляют радиоволны, и впоследствии отложила мобильники в сторону, убедившись, что без прямой демонстрации мои слова лишены смысла. К сожалению, никто из нашей компании не удосужился захватить в подмосковный поход переносные зарядные устройства. А может, и к счастью: мало ли как отреагировали бы закаленные бойцы меча и топора на селфи, современную музыку и изобилие ярких электронных игр.

Антей проснулся через полтора часа, в самый разгар нашей беседы о том, как работает фонарик, выуженный из рюкзака Егора. Мне вновь не хватало словарного запаса и некоторых познаний, на этот раз, чтобы описать батарейки, а Юну по-прежнему был убежден, что где-то внутри пластмассового прибора запрятана свеча. Правда, как она включается и выключается по щелчку передвижной кнопки, он объяснить не мог. Антей, встав с постели, отметил полное исчезновение боли и поблагодарил меня вежливым кивком. Он ни о чем не спросил: ни об истерике на площади, где сквозь слезы я бормотала, что мы «из другого времени», ни о беседе с королем, ни о злосчастном фонарике. Скорее всего, Варго уже придумал для него какую-то историю, чтобы объяснить наше появление.

На следующий день он рассказал ее и нам. Я вошла в тронный зал последней из друзей, отоспавшись на неделю вперед. Мне казалось разумным провести в кровати как можно больше времени на случай, если вскоре придется вновь возвращаться в лес и ночевать там, разыскивая путь домой. Егор сидел на полу, отдохнувший, приободренный, выспавшийся не хуже меня. Он подогнул под себя длинные ноги и зачарованно наблюдал за королем. Тот рассказывал ему и Свете отрывки из своей ранней жизни в Трехлистном мире, когда он, Варго, еще только начинал тренироваться на ассасина. Девушка слушала историю вполуха: в противоположность Егору, ей было совсем не интересно. Заметив меня, она слабо улыбнулась.

– Кира, я решил обустроить ваше появление на границе с рыцарями следующим образом, – король поманил меня ближе, предлагая внимательно слушать. – Вы с Егором – племянники моего любезного друга из Низула, почтенного ассасина по имени Кригор, погибшего полгода назад, защищая крепость от рыцарей. Света тоже оттуда, дочь другого ассасина, Эльхея. Низул какое-то время был оккупирован рыцарями, и вас троих, якобы, взяли тогда в плен, увезли на вражескую территорию и держали в заточении. Недавно вам удалось сбежать. Родственников у вас не осталось: все умерли в осаде, – поэтому я разрешил вам остаться в Танатре.