Салюки, Затерявшийся В Бордовом

– Нет, мой парень не любит тигров, – ответила она, швырнув мне пластиковый пакет с продуктами. Она постаралась сделать так, чтобы наши пальцы не соприкоснулись, когда я забирал пакет. Быстро повернувшись к следующему покупателю, девушка тут же забыла о нашем разговоре.

Я снова погрузился в глубокую депрессию, но направляясь к выходу, фланировал так, словно был самым счастливым человеком на свете. Я даже насвистывал отрывок из рапсодии Листа.

Гремлины разодрали пакет, когда я ставил его в машину, и продукты рассыпались по полу в разных направлениях. Не было никакого способа избавиться от этих вредных мелких ублюдков. Профессионалы пытались это сделать, но всё было зря.

Один консультант начертил круг, нарисовав внутри него точку, что обозначала «Я», и на протяжении двух месяцев десятками разных способов убеждал меня в том, что большинство «Я» людей по своей сути хорошие, и что проблемы происходят за пределами этого круга. Люди хорошие, просто они совершают плохие поступки.

Еще один психиатр прописал мне трициклический антидепрессант и «Паксил» от тревожности. Затем он выписал мне «Риталин» для компенсации энергетического истощения из-за «Паксила» и лечения побочного эффекта – синдрома дефицита внимания.

– Лучше жить на лекарствах, – говорил мне психиатр с довольной улыбкой на лице, выписывая рецепт.

Всё, что я пробовал, работало какое-то время, пока мой мозг не начал оказывать сопротивление каждому, кто пытался его починить. Я забыл, что люди по сути своей хорошие, и начал употреблять всё большие и большие дозы лекарств, чтобы справиться с тревожностью, апатией, гиперреактивностью, депрессией, СДВ. Это привело к тому, что я начал всё больше и больше путаться в собственных мыслях, пока летом 2009 не почувствовал себя так, словно теряю собственную личность и превращаюсь в жесткий диск.

Моей следующей остановкой было кафе и булочная «Мэллоу Граундс», расположенная в одном из этих современных зданий, что построены в таком стиле, словно им уже под сотню лет. На современных стенах – искусственно состаренная штукатурка, по которой расползлись трещинки, и отслаивающаяся местами краска. Однако стульям с прямыми спинками, возможно, уже лет семьдесят, а столы с грифельным покрытием выглядят так, словно когда-то давно их использовали в биологической лаборатории средней школы, где на них расчленяли лягушек. Людям нравилось это место, оно «напоминало» им о старых, добрых временах, в которые они никогда не жили.

Каждый раз, заходя туда, я начинал испытывать боль в правом плечевом суставе и ощущал приближение приступа гнева. Как и прачечная самообслуживания, кафе напоминало мне один неприятный инцидент, что произошел со мной летним утром 2008 года в кафе «Демоник Граундс Кофе Импориум», расположенном в другом конце города.

Тем утром я выпил свою обычную дозу «Риталина», трициклического антидепрессанта и «Паксила», и чувствовал себя так, словно балансировал на лезвии ножа между состоянием мрачной апатии и неукротимого бешенства.

Обнаружив, что с меня взяли плату за тройное латте, тогда как мне подали большую чашку обычного кофе, я потребовал разговора с менеджером. После короткой дискуссии, я окончательно остановился на стороне неукротимого бешенства и накинулся на менеджера с кулаками. Однако промахнулся и врезался в стену, ударившись о нее головой и плечом, следствием чего стал ушиб плечевого сустава и крах моего жесткого диска, так сказать.

Выйдя из тюрьмы следующим утром, я зашвырнул свой пузырек с таблетками в другой конец спальни и оставил непристойное голосовое сообщение своему психиатру, закончив таким образом наши отношения.

К осени 2009 года гремлины вышли из своей медикаментозной комы и снова принялись грызть мне мозг. Это вызывало во мне зудящее ощущение в области солнечного сплетения, которое я называл «мандраж». Жаль, что не было такой таблетки, которая могла бы очистить меня от этого «мандража». Если можно очистить кишечник, то почему нельзя очистить ум?

Этим вечером в «Меллоу Граундс» я применил всю свою силу воли, чтобы не взорваться после фиаско с Лилли, но бармен встал на сторону моих гремлинов. Он разговаривал одновременно и со мной, и с кем-то за окном выдачи через один из этих подвесных микрофонов, торчащих из уха. Он выглядел так, словно в любом командно-диспетчерском пункте страны он чувствовал бы себя как дома. После обычной путаницы по поводу того, к кому он обращается, – к раздраженному водителю за окном выдачи или страдающему от мандража клиенту, стоящему прямо перед его носом, – я получил свой кофе и сел за ближайший секционный столик. Бармен, казалось, испытал облегчение.

Как обычно, я был ужасно одинок, и испытывал смутное, нереалистичное желание пообщаться с кем-нибудь этим вечером. Но, казалось, что все 20 или около того посетителей кафе писали сообщения, разговаривали по мобильным телефонам, слушали свои айподы, работали на ноутбуках или читали электронные книги. Все были на связи, кроме меня.

Я осушил залпом свой «Гросс Суд Американер Каффе», что в переводе на английский 20-го века означало «большая чашка кофе». Возможно, чашка оказалась слишком большой, потому как встав из-за стола, я почувствовал себя так, словно в затылке что-то взорвалось, стремясь вырваться наружу, и это что-то понесло меня к выходу из кафе на невероятной скорости. И в тоже время скорость моего восприятия замедлилась настолько, что я мог рассмотреть каждую фальшивую трещинку в штукатурке стены до мельчайших подробностей. Мышление начало расползаться на кусочки, как эта штукатурка, только в моем случае речь не шла ни о какой имитации.

Поездка домой сквозь мрачную, неровную дымку уличных фонарей и проносящихся мимо теней заняла десять минут. Заехав в парк трейлеров, я увидел, как единственная работающая фара машины осветила неестественным светом мой миниатюрный палисадник, изменив потускневший зеленый цвет моего трейлера на белый, как мел. Телевизионная антенна на крыше выглядела, как искореженный крендель из-за шторма, обрушившегося на нас десять лет назад, а опора почтового ящика, в которую я врезался на машине в прошлом году, отбрасывала на землю неровную тень. В свете фары я увидел, что весь фасад трейлера утратил свой изначальный цвет, чего раньше я не замечал.

Выпрыгнув из машины, я прижал очки плотнее к носу, чтобы лучше видеть, и заметил, что вся боковая стена трейлера отслаивается от рамы. Мне нужно срочно что-то с этим делать, – думал я, – трейлер разваливается на части, и если присмотреться внимательнее, со мной происходит то же самое.

Глава II

Следующим утром я проснулся в полдень, страдая от последствий употребления чрезмерного количества кофе, и несколько секунд думал, что это худшая из моих проблем. Но протерев глаза, я почувствовал, что умеренная тревожность, что уже давно подспудно присутствовала в моей жизни, словно подводное течение, быстро увеличилась до полноценной атаки мандража.

Я потерял работу.

В тот же миг гремлины ухватились за паутину моих нервов, окружающих сердце, заставив меня вскочить на ноги. Я побежал в кухню к единственному ящику в трейлере, в котором поддерживал порядок, и вытащил из него лист бумаги, ручку и авокадо, что пропало летом. Я выкинул авокадо в переполненное мусорное ведро у мойки и одним широким движением руки смахнул на пол весь хлам с кухонного стола.

В искусном письме, что я написал в «Тестинг Анлимитед», я поставил под сомнение мудрость правительства штата, заставившего первоклассников проходить стандартизированные тесты. И всё это только для того, чтобы показать, как умны эти дети и получить еще больше федеральных денег... для проведения большего количества тестов. Я также считал пустой тратой денег платить десять долларов в час людям с университетским образованием, чтобы те проверяли правописание слова «кот». И в самом конце, уже почти совсем неразборчиво, я написал браное слово, предложив, чтобы один из их докторов наук со ставкой 13 долларов в час прочитал это слово совету директоров и проверил, сумеют ли они написать его правильно. Подписав письмо закорючкой, я запихнул его в конверт, написал адрес, приклеил три или четыре марки и вышел с ним к почтовому ящику.

Этот трейлерный парк выглядел прилично, когда я въехал сюда в 1989-м. Но теперь траву косили нерегулярно, бордюрные камни подъездной аллеи куда-то исчезли, и мусорный контейнер ломился от пакетов с мусором. А многие жильцы выглядели как измученные люди, что работают за низкую ставку полный рабочий день, после чего идут на дополнительную низкооплачиваемую работу, чтобы позволить себе заплатить 600 долларов в месяц за аренду места и купить бензин для 15-летней машины.

В почтовом ящике возвышалась кипа рекламной рассылки, а сверху лежало письмо от родителей. Я стянул очки к кончику носа, чтобы прочитать письмо. Оказалось, что отцу с матерью пришлось потратить несколько тысяч долларов, чтобы замостить палисадник и избавиться от газона. Но это сэкономит им кучу денег на будущих счетах за воду. Кажется, Лос-Анджелес снова оказался в эпицентре очередной засухи.

Под письмом от родителей лежал счет от Гарри Мортона, врача. При обычных обстоятельствах я даже не стал бы открывать этот счет, но извращенное желание испытать неприятные эмоции – гремлины терпеть не могли скуку – заставило меня распечатать этот конверт.

Первым, что я увидел, оказалась сумма в 4 579, 92 долларов, – стоимость компьютерной томографии, которую я прошел полгода назад. Мой терапевт решил, что мне нужно сделать рентген грудной клетки из-за хронического кашля и отправил меня к кардиологу. Тот, в свою очередь, послал меня на компьютерную томографию, потому что у меня было умеренно высокое кровяное давление, которое мне лечили ингибитором АПФ.

Я пытался объяснить всем, что причиной кашля был этот ингибитор, который я прекратил принимать. После чего кашель тоже прекратился. Но терапевт настаивал на необходимости рентгена грудной клетки, а кардиолог на компьютерной томографии, несмотря на то что стресс-тест, электрокардиограмма и другие анализы оказались в норме.

– Вы не можете прикрепить ценник к вашему здоровью, – предостерегал меня кардиолог с улыбкой торговца подержанными автомобилями.

– Успокойтесь, я только что звонил в вашу страховую компанию. Они покроют эти расходы! – сказал мне помощник врача.

Моя страховка покрыла 77, 64 доллара.

И какой результат? Высокое кровяное давление, поддерживаемое в норме лекарством, вызывающим кашель стоимостью в 4 502,28 долларов.

Прижав почту к груди, я прошел по извилистой дорожке к двери своего трейлера и швырнул всё на пол к остальному хламу. Стремясь снова приласкать покусавшего меня пса, я открыл буфет, распугал тараканов, открыл новую банку кофе с цикорием и заварил себе кружку черного, как уголь, кофе. Как раз, как я люблю. Оставаться дома, выжидать, пить кофе и избегать любой стимуляции нервной системы. Это было то, что нужно.

Но я продолжил рассматривать почту. Следующим в пачке оказалось еще одно письмо, которому я совсем не обрадовался. Оно было от Марты, студентки-хиппи, с которой я познакомился много лет назад во время учебы в университете SIU.

Нежданно-негаданно, по прошествии почти 40 лет, этим летом стали приходить письма от Марты. Я ни разу не ответил ни на одно из них. Эти письма приводили меня в полное недоумение, но я все равно читал их, потому что они были такие... интересные. Как раз это оказалось совершенно восхитительным:

Дорогой Питер,

Надеюсь, у тебя всё круто. Полагаю, тебя осенило прозрение насчет того инструмента, и жизнь твоя теперь в полном порядке.

Помнишь, о чем мы с тобой разговаривали, когда учились в SIU? О том, что твои проблемы решит наука. Ладно, если не наука, тогда, возможно, магия!

Ха-ха-ха.

Если твоя жизнь изменилась, ты поймешь, о чём я. Но если нет, тогда ты не будешь знать, о чем, бл..., я с тобой разговариваю. В любом случае, напиши мне. Я хотела бы получить весточку от самого вменяемого из всех парней, что я встречала.

Твой друг,

Марта.

Я не помнил, чтобы когда-либо разговаривал с Мартой больше, чем пару секунд. Только слова «Привет» и «Пока» в кафетерии колледжа сорок лет назад. Это был первый раз, когда я вообще взглянул на ее обратный адрес. Почерк был неразборчив. Кроме слова «Карбондейль» и первой буквы ее фамилии, начинающейся с «М», ничего нельзя было разобрать. Я взял ее загадочное письмо и бросил его в свой новый ящик для почты – на пол. К тому времени я уже утратил всё терпение, распечатывая конверты, поэтому остальные тоже швырнул на пол, оставив их нераспечатанными.

Я проверил, закрыта ли входная дверь. Несмотря на то, что я с трудом терпел действовать по распорядку, сюрпризы я не переносил вообще. Я никогда не открывал дверь, если никого не ждал, поэтому убедился, что я точно никого не жду. То же самое касалось ответов на телефонные звонки и электронную почту. Я вычислил, что, если не буду читать, видеть или слышать плохие новости, тогда у гремлинов не будет чем меня мучить.

Я также предпочел обойтись без принятия решений, даже небольших, таких, например, как относительно того, каким образом сделать уборку в трейлере, что по мнению психиатров, вводило меня в состояние «внутреннего конфликта». Щетка стояла у стены в спальне уже больше года, потому что, я, хоть тресни, не мог решить, с чего начать свой уборочный проект.

Должен ли я сначала пропылесосить ковер? Ковер был покрыт пятнами, кофейными зернами, яичной скорлупой, грязной бумагой и чем-то еще, что выглядело как засохшие оливки. Но чтобы добраться до чистки ковра, мне нужно было сначала поднять всю одежду с пола, а ее нужно будет постирать, ведь так? Но если я брошу их в машину, они смешаются с чистой одеждой на заднем сиденье. Поэтому, чтобы обойти этот вопрос, я решил оставить вещи там, где они были, и стирать их по очереди в ванной по мере необходимости.

А что насчет ванны? Я не чистил ее с тех пор, как прошлой зимой сломался бойлер. Возможно, если я постираю в ней вещи, она станет чище, но раковина и туалет все равно останутся грязными. В каком порядке чистить их? Пока я не решу эту задачу, им придется оставаться грязными. Хорошо, что печка с духовкой были настолько грязными, что помыть их просто не представлялось возможным, так что мне не пришлось решать, с чего начинать. И холодильник тоже не нужно было мыть, так как он сломался три года назад, и что бы там ни пряталась внутри, скрытое от моих глаз, ему ничто не угрожало, до тех пор, пока дверца оставалась закрытой.

Вопрос о том, чтобы нанять кого-то, чтобы привести мое жилище в порядок, я даже не рассматривал. И не только потому, что не мог себе этого позволить. Просто, если бы кто-то еще увидел всю убогость моего существования, игла изматывающей меня тревожности вонзилась бы в мои нервы еще на метр глубже.

Пять лет мое жилище и мой мозг постепенно изнашивались, приходя в упадок, пока не достигли нынешнего состояния. Сейчас мой образ мыслей и стиль жизни были как у бездомного.

Тем не менее, на протяжении всего этого периода моих проблем с собственным мышлением я смутно осознавал, что человеческие взаимоотношения помогают человеку сохранять рассудок. Но всё зависит от людей, с которыми человек взаимодействует. За исключением Рональда, мои «друзья» были на короткой ноге со своими собственными гремлинами.