Весна в душе

– Ха! – холодно усмехнулась Анжелина без тени весёлости.

Девушка подошла к окошку и, не обращая внимания на то, что оно открыто, уселась на подоконник.

– «Я прославляю весь Ваш род!» Какой безумец это написал? Да я ежедневно проклинаю своих родственничков! И всех живых, и некоторых мёртвых.

Вдруг испуганный крик вырвался из уст красавицы – в раму окна с противоположной от неё стороны вонзился кинжал. Маркиза отпрыгнула от подоконника и проворчала, чуть успокоившись: «Так и убить можно!»

На кинжал был наколот листок бумаги. Осторожно взявшись за рукоять, девушка вынула оружие из дерева и, сняв листок, прочла следующее:

О, ангел мой! Любовь моя!
Люблю сильней день ото дня!
Вы краше всех, стройнее всех
И не любить Вас – просто грех!
И больше жизни я люблю Вас,
Сильнее власти и злата?,
И об одном я лишь молю Вас:
Приди ко мне, моя звезда!
О, я забылся, заболтался:
Звезде на небе суждено
Прожить сияющий свой век,
Сиять везде, где человек
Её увидеть только может!..
Но снизойти не суждено
Ей до земли. И невозможно
Ему подняться к небесам,
Чтобы любоваться ею там.

Анжелина отложила листок и задумалась: «Судя по тексту, писал не лорд, а человек, который никак не близок по происхождению к моему положению при дворе. И уж точно никто из дюжины на такие жесты не способен…» По привычке она слегка закусила губу и медленно прошлась по комнате.

«Но кто же тогда? Раньше я стихоплётов не замечала в своём окружении… Кто этот трубадур?» Словно отыскивая ответ в своей комнате, маркиза медленно повела головой влево, потом вправо, и тут её осенило: «Джим!» В ту же секунду через распахнутое окно в комнату влетел булыжник, и девушка вскрикнула от неожиданности:

– О Господи, что это?!

Едва перепуганная и отскочившая к самой стене красавица пришла в себя, она заметила, что булыжник замотан в бумагу. Подняв его, девушка развернула очередной лист со стихами:

Маркиза, госпожа, прошу:
Позвольте, леди Анжелина,
Роман о Вас я напишу,
В стихах своих прославлю милой!
Позволь назвать тебя своей
Богиней, нимфой, королевой!
Велю для радости твоей
Внести букетик красный в белом…

– «Тебя»? «Твоей»? – возмутилась красавица. – Что за хамство!

В следующую же секунду из уборной раздался голос Сары:

– Госпожа, позвольте войти!

– А постучать ты не можешь?

– Нет, миледи, у меня руки заняты…

– Входи уже, – махнула рукой маркиза.

Отпирая дверь ногой, в комнату ступила мулатка, неся в руках огромное серебряное кашпо с кустом цветущих алых роз.

– Это ещё что?

– Цветы, миледи, – едва выглядывая из-за растения, ответила камеристка.

– Я без тебя вижу, дура, – крикнула Анжелина.

– Позвольте поставить, госпожа, уж больно они тяжёлые…

– Ставь, – растерянно ответила маркиза, начиная понимать последние строки предыдущего послания.

Сара опустила кашпо на низкий чайный столик.

– И откуда только в апреле взялись эти розы? Какая Вы счастливая, миледи!.. Мужчины на такое идут, чтобы угодить вам.

– Пошла вон, – только и ответила красавица, правда, мягко и без злости.

Мулатка пожала плечами и вышла из комнаты.

Леди Линкольн приблизилась к цветам, выискивая ожидаемую записку. Внезапно она поймала себя на том, что стоит над розами и улыбается. Звучно выдохнув от нервного напряжения и благодаря Бога, что её никто не видит, красавица повела головой и аккуратно опустила руку в зелень, минуя колючки. Уже без удивления она довольно и утвердительно покачала головой – перед ней были очередные стихи и, конечно, с извинениями:

Я знаю, Вы заметили,
Что я сказал Вам «ты».
И что мне делать с этим?
Прости меня, прости!
Ах, снова я забылся…
Вот вылетят цветы…
Но – нет… цветов не вижу,
И не гневитесь Вы…
А коль Вы не хотите
Их выбросить в окно,
Подарочек примите –
Лежит он под кашпо.

– Под кашпо? – вслух спросила Анжелина и с интересом нагнулась.

Действительно, подставка была полая, и в ней покоился длинный футляр. Вынув его и открыв, Анжелина ахнула – внутри оказалось бриллиантовое колье. В маленьких серебряных чашечках лежали красиво огранённые голубые камни. Слабость к драгоценностям девушка питала с детства, хоть и заставляла себя в память о смерти родителей носить в свете траур с малым количеством скромных украшений.