Принцесса из борделя

Вид обнаженного мужского тела меня воодушевил. Он был такой стройный, выпуклый где надо, его хотелось трогать… ну и что, что глаза не серые! Так тоже красавец. Я спустилась взглядом ниже его отчетливых кубиков пресса и замерла. Там, между его ног, среди густой темной растительности в меня целился здоровенный мужской орган. Не ожидая от себя, я стыдливо прикрыла руками лицо. Срамота-то какая… нет, я видела много мужских причинных мест, взять хоть оргии Жоржетта Третьего, когда его верные слуги ни в чем себе не отказывая, заходили ко мне на кухню в чем мать родила, чтобы потребовать срочно чего-то состряпать. Были у них и большие и маленькие, но я никогда не рассматривала эдакий агрегат для проникновения в себя.

Видимо, удовлетворенный произведенным впечатлением, Генрих прошептал, накрывая меня своим телом.

– Не бойся Лобелия, я буду очень нежен и аккуратен, срывая твой цветок.

Ой, как это пафасно прозвучало! Знал бы он, чей цветок на самом деле собрался сорвать…

Розамундский мужчина приподнял меня, чтобы развязать на девичьей спине корсет и сделал это так быстро и умело, что вот теперь я действительно поверила, что он опытный любовник. Освободившись от платья, я почувствовала озноб, но Генрих вдохновенно начал согревать меня своими поцелуями – шею, плечи, маленькую упругую грудь, бедра… стоп… куда это он?

Аккурано разведя мои ноги, король начал с энтузиазмом прикасаться губами и языком к внутренним поверхностям моих бедер. Я посмотрела вниз, вид у него был такой, словно он сейчас вкушал божественную амброзию, не иначе – глаза прикрыл, лицо расслабленное, влажное, веки подрагивают, руки дрожат, сжимая мою попу. Кажется, я поняла, что он собирался делать.

Девушки рассказывали, что некоторым гостям это нравится и они даже сами просят пустить их поцеловать там, под юбкой… ой!

Его горячие влажные губы коснулись моих складочек, и он принялся делать с ними примерно то же, что и недавно с моим ртом… ой! Он неожиданно проник языком туда и что-то будто щёлкнуло у меня в голове, будто взорвался маленький фейерверк… а потом еще и еще! Я застонала, и он ускорил свои движения. Это было так интересно, словно внизу живота стягивался и расслаблялся какой-то узел, но мне не хотелось, чтобы он был развязан. Наоборот, я хотела, чтобы он натянулся настолько, чтобы лопнул, разметав ошметки клятой веревки по всей комнате!

И происходило именно это! Горячие губы короля целовали меня там, его язык скользил вверх и вниз, проникая внутрь или задевая чувственный бугорок, о магической силе которого столько раз было рассказано девушками в борделе. Он покусывал меня томно, посасывал, а потом я почувствовала, что он добавил к своим играм палец, и я сжалась, сминая в своих руках простынь и подушки, как только он ввел его в меня достаточно глубоко.

Это был взрыв эмоций! Я словно на мгновение поднялась до самых небес и от наслаждения закричала так томно, что аж самой не поверилось, что так могу. Вот, учись Валериана, как оно на самом-то деле звучит.

Но король вовсе не собирался давать мне передышку, теперь он поднялся выше и довольно изучал мое расслабленное лицо в разметавшихся по синему атласу светлых волосах.

– Лобелия… ты такая сладкая… – шептал он, растягивая фразы, – разреши мне слиться с тобой воедино. Я подарю тебе еще большее наслаждение, обещаю.

И я почувствовала, как он направил в меня свою твердую плоть и уперся ей прямо в мои разгоряченные влажные складочки.

«А что, можно еще добавки?» – подумала я про себя, а вслух простонала:

– Да, мой король… – Хотя король в общем-то был не мой.

Его глаза влажно блеснули, и красивый мужчина обворожительно улыбнулся мне, заключив наши губы в страстном поцелуе. Одновременно я почувствовала, как он начал давить на меня сильнее и не сказать, что это было не больно.

О таком я тоже была предупреждена. Девушки часто обсуждали «свой первый раз», для каждой куртизанки он все равно был особенным – они мерились в том, что касалось количества денег, уплаченных им господами за невинность, и безумно радовались, когда оказывались в комнате самыми дорогими. Говорили, что боль лучше перетерпеть и расслабиться, тогда потом можно будет ощутить нечто приятное. Я сделала все, как советовали – расслабилась и терпела.

Ну, такое… не думаю, что решилась бы такое повторить. Хорошо, наверно, что я всё-таки уродина и когда чары сойдут, на меня больше никто не взглянет. Ну, если какой сумасшедший некромант опять не прибьется к нашему борделю.

Я аж потерялась от несовпадения ожиданий и впечатлений. Это было сравнимо с тем, как лекарь однажды раздвигал мне рану на пятке, которая загноилась, чтобы насыпать туда червей, которые должны были объесть всю гадость и дать ему ее обработать. Да, не лучшее сравнение, но все же было очень больно. Я чувствовала, как он продвигается в меня, раздвигает миллиметр за миллиметром, втискиваясь в сокровенное пространство. От того, что его орудие было к середине шире, чем в начале, легче не становилось и я начала тихонько беззвучно плакать. Увидев мои слезы, король погрустнел, но делать свое дело не перестал. Он целовал мое лицо, собирая слезинки и шептал:

– Это ничего, Лобелия, знала бы ты, какое наслаждение будет ждать тебя после…

Наконец, он медленно, но верно достиг предела, заполнив меня так, что я мне стало непривычно тесно внутри. Затем, начал двигаться, медленно, протяжно, выходя до середины и входя снова, насколько позволяла моя глубина. Это тоже было не очень приятно, еще бы, бередить свежие раны.

– Какая же ты тугая, какая же сладкая, Лобелия… – Продолжал шептать он свои пошлости. А я уже не хотела ждать какое-то там наслаждение в конце, мне вообще теперь казалось, что нет там никакого наслаждения и все обман. Сказать честно, его поцелуи там были не в пример лучше. И язык. И палец.

Но король продолжал и продолжал, на лице его при этом появилось совершенно блаженное выражение непрекращающегося удовольствия. Ну, а мне осталось только расслабиться и ждать.

Но я рано поторопилась, потому что буквально несколько мгновений спустя определенно начала ощущать что-то приятное. Да, все по-прежнему болело, но все это натяжение, то как туго он в меня входил и протяжно выходил… толстый канат наслаждения снова начал завязываться внизу живота. И словно почувствовав это, он начал двигаться быстрее, а может и ему просто стало очень хорошо.

Я обвила руками шею Генриха и притянула его к себе, ощущая всю мощь мужского тела надо мной. Он так восхитительно пах, его руки так приятно сжимали меня и это его возбуждение, скользившее во мне, доставая, словно до самого центра моего существа.

Следуя внезапно нахлынувшему порыву, я обхватила своими изящными ножками его бедра и настойчиво оттолкнулась, заставив его перевернуться и оказаться подо мной. Так было еще глубже, еще ближе к той части меня, которая жаждала чтобы ее касались чаще, сильнее.

Он сладко застонал и положил руки мне на бедра, помог задать темп. Теперь я управляла своим удовольствием, я скользила по нему назад и вперед, томно растворяясь в ощущениях чего-то большого и теснящего меня внутри. Мой маленький чувственный бугорок теперь терся о него, и это сводило узел внутри меня с ума. Он сжимался и разжимался в том же бешеном темпе, в котором я скользила по бедрам короля.

И в момент, когда мне самой стало тяжело дышать, я почувствовала, как мужчина подо мной напрягся всем телом и его внушительная часть, словно еще больше наполнила меня. В ушах зашумело, и я одновременно почувствовала, как внутри рвется узел, а из чужой плоти во мне вырывается толчками поток чего-то густого и тягучего. Я снова застонала так, что всем бы в этом доме утех послушать и поучиться.

На этот крик, на этот выброс эмоций, казалось, ушли все мои силы! Я буквально чувствовала, как мои эмоции превращаются в невидимые электрические разряды и заполняют все вокруг. А затем, упала на простыни, прохладные нежные простыни и просто тяжело дышала, не в силах даже думать. Король лежал рядом и тоже восстанавливал дыхание. Я не видела, но чувствовала, что ему так же хорошо, как и мне, а может и лучше. Ну, в конце-то концов у него там ничего не болело.

Внезапно он обернулся ко мне и притянул к себе сильной рукой, зарывшись лицом в мои шелковистые волосы.

– Как же ты прекрасна Лобелия и твой подарок… теперь каждый раз вспоминая об этой ночи я буду вынужден уединиться.

Он говорил и что-то еще, нежно терзая меня за ушко и целуя шею, но я так выбилась из сил… целый день драила полы и готовила, а потом еще и это…

Интересно, что же он со мной сделает, если проснется завтра в постели, а от маминых чар не останется и следа…

4. Учусь новому

«Когда от маминых чар не останется и следа, он наверно решит, что ночью в его постель забрался страшный демон и, сожрав его прекрасную деву, так и уснул на месте. Зарубит, как пить дать, на месте убьет!» – подумала я сквозь сон… и тут же вскочила, осознавая, что кожу уже прилично напекло солнцем и в окнах комнаты для королевских утех вовсю горит новый день.

Я оглянулась на оставленные в беспорядке простыни… вот, наглаживай их потом… и, охваченная тревожным предчувствием, потянулась к лицу…

Моя кожа была по-прежнему мягкой на ощупь, а губа не уползла вверх. Не было и вывернутой ноздри, мешавшей дышать, не было горба, не дававшего разогнуться. Я вспорхнула с кровати и устремилась к большому зеркалу в резной раме.

Пожалуй, лицо слегка припухло, после шампанского, выпитого на ночь, но кроме того ничего не изменилось с прошлой ночи… какой там! От меня даже не пахло потом и изо рта не несло кошачьим беспределом, только на внутренней стороне бедер обнаружилось немного смазанных кровавых следов. Какие же все-таки мощные чары творила моя матушка.

Я уже направилась к платью, брошенному у кровати, желая прикрыть хоть и прекрасную, но наготу, когда большая дверь в конце комнаты широко распахнулась, впустив мадам Кардамон и Амаранта. Они принесли таз для умывания, полотенце и поднос с завтраком – я аж смутилась от такой заботы о своей скромной персоне.

Из-за двери на меня сгрудившись в кучку смотрели одиннадцать пар заинтересованных глаз, но я не успела рассмотреть кто где, потому что мадам закончила представление, демонстративно ее захлопнув.

– Либи, солнышко наше, как спаслось тебе этой ночью? – пролепетала она, ставя возле меня таз с теплой водой и добавляя в него следом какие-то порошки. – Амарант, цветочек, подай настойку. Вот, девочка, выпей.

Женщина протянула мне продолговатый темный флакон с дурно пахнущей жижей. Внутри у меня от этого запаха все так и повело.

– Что это… фу, гадость какая!

– Гадость – не гадость, а королевских ублюдков носить – это тебе не сахар. Пей давай.

Так вот какая она, настойка из полыни и личинок жука-древолаза. Девушки называли ее «горькой участью шлюх», потому что пить такую дрянь нужно было всякий раз после ночи любви. Выпив ее ни в коем случае нельзя было забеременеть! Такое средство стоило дорого, но было намного надежнее, чем все эти новомодные настойки, которые нужно было употреблять, следуя женскому циклу.

– Умывайся и промежность не забудь хорошо помыть. Я тебе ромашку, перетертую с чертовым пальцем добавила, поможет все быстрее заживить и очистить. – Заботливо сказала она, подталкивая за плечо к тазу на полу.

Я послушно умылась, а перейдя ко второй части процедур, опасливо покосилась на Амаранта. Тот скабрезно ухмыльнулся и отвернулся, закатив глаза. Может и зря я, может ему и правда все равно до женской натуры? Но кто их, цветочков, разберет.

На моей груди не было амулета, должно быть, король сорвал его с меня еще тогда, вместе с платьем или тот, отработав свое, испарился сам, как иные зачарованные вещицы. Но он, в общем-то, был бесполезен, после активации чар, и все же… почему я все еще не выглядела, как прежде? Этот вопрос я не применила озвучить мадам Кардамон.

– Чары – сложная штука, Либи. Но будь уверена – все пройдет. Ты же и сама чаруешь предметы, может на тебя амулет подействовал так, потому что в тебе есть магическая сила, хоть и ее там со спичечную головку. У таких сильных воздействий всегда есть побочные эффекты. Согласись, твой совсем неплох!

И действительно, сложно было сказать что-то против.