Принцесса из борделя

– Ваше величество, думаю, если бы вы когда-нибудь захотели провести ночь с пиратом Ангельдом Черным, то я бы всенепременно отыскал бы для вас такую возможность.

Мадам Кардамон вспыхнула и буквально еле сдержалась, мне аж показалось, что я услышала захрустевшие от напряжения грудей монеты в ее бюстгальтере.

– Но позвольте, господа. В моем борделе действительно представлено лучшее, что есть в Кардском королевстве, да и, вероятно, в целом Эвеноре. Требуйте – и получите, чего же вы, в самом деле, хотите?

Я аж подалась вперед, лишь бы не упустить детали, а король Розамундский Генрих Третий незамедлительно произнес:

– Хочу девственницу. Чистую, непорочную и прекрасную, как свежий снег у незамерзшей реки.

Я не сдержавшись прыснула – ха! Девственницу? В самом известном в мире борделе и девственницу? Вот смеху-то! Но вдруг наткнулась на пронзительный и жесткий взгляд. Колдун Луций по-прежнему расслабленно восседая в мягком кресле, смотрел теперь прямо на меня. Вот так вот, несмотря на всю маскировку, разглядел-таки мой любопытный кривой глаз из-под самой ступеньки!

Собрав будто бы расплескавшиеся потроха во внутренний кулак, я подобрала юбку и как могла быстро помчалась обратно на кухню.

Ой, что-то буде-ет…

2. Красота во мне

– Что же будет, ой, что же будет! – Причитала мадам Кардамон, сложив голову на руки, сидя на своей-моей кухне. – Валериану, цветочек мой, мужиком обозвал! Ох уж этот колдун… и зачем только его величество с собой такую мерзость таскает. Уж не иначе он его достоинство укрепляет, чтоб перед девками не стыдиться!

С тех пор как женщина вбежала в кухню пять минут назад, все не переставала причитать и жаловаться на седовласого смутьяна, который ей «все дело испортил». Поскольку был вечер, наши горничные и помощницы уже были в своих постелях, а следовательно, и стратегический запас девственниц в доме утех отсутствовал.

Но делать-то все равно было нечего – пришлось будить! Короли – это вам не богатые забулдыги, их гурманские аппетиты вином с возбуждающим порошочком не заткнешь. Протрезвеют, все поймут, и сровняют наш бордель с землей в порыве праведного гнева, это как пить дать.

Потому мадам послала Амаранта стучаться в двери и «заглядывать под юбки». Его задача была в том, чтобы найти недурственную барышню, посулить золотые горы и привести сюда пока не передумала. А тут уже не передумает, чай не шнырь портовый, а король Розамундский, да при том еще и ладный собой.

Арсенал для превращения в «свежую, как первый снег у незамершей реки» у мадам тоже имелся. В чем – в чем, а в макияжах и волшебных притираниях она смыслила, как никто другой. Даже по доброте душевной вывела у меня прыщи в юности. Хотя, может и не по доброте, а просто смотреть на меня прыщавую ей было еще противнее.

В любом случае, часики тикали, гости развлекавшиеся талантами отвергнутых куртизанок, нервничали. Чего там, Жоржетт Второй нервничал – что было еще хуже, а значит и время на поиск подходящей девственницы было почти на исходе.

– Вернулся! – Всплеснула руками мадам. – Ну, где ж тебя так долго носило! – Это был не вопрос, а просто показательный укор. Мол, мог бы и побыстрее ножками своими худыми перебирать.

Амарант стоял на пороге черного хода, крепко держа под локоть смущенную, потупившую взор девицу в платке, простом платьице и дешевых кожаных башмачках – то была наша прачка, Гурьяна. Парень широко улыбался, довольный тем, что выполнил сложное задание для мадам.

– Ну, давай посмотрим, чего у тебя тут… – потянулась она и стянула платок с девушки. – Тьфу ты, демон тебя подери! Это же Гурьяна, остолоп ты напомаженный! Она же всей нашей охране уже дала, ее разве что по кругу еще не пустили.

– Так я же… так я же спросил! – Опешил цветочек. – Девушка говорю ты или нет? «Девушка – говорит, – как есть, девушка, господин мой!»

– А ты и купился? Эх ты ж, молодость-глупость, кто так девушку проверяет? Да так тебе любая женщина ответит, чтобы интересней казаться. Ну-ка! Иди отсюда, вертихвостка… и чтоб завтра вовремя была, а не как всегда!

Мадам села обратно за стол, и гортанно простонав от невыносимости потери кучи денежных средств, снова уронила голову на руки.

– Что ж делать-то, Либи… ну, где я ему красивую девственницу среди ночи найду…

– И то правда, мадам, чего уж тут стенать – дело то уже решенное. – Попыталась я ее поддержать, тем временем сосредоточенно натирая посуду. – Не мучайте вы себя так, пойдите и скажите уже все как есть.

Мадам Кардамон ничего не ответила, и я подняла на нее взгляд своих косых синеватых глаз.

Женщина смотрела на меня неотрывно, не мигая, словно прямо сейчас её посетила грандиозная по своей выгодности мысль.

– Либи, дорогая… а твой-то цветок уже сорвали?

Кухню наполнила звенящая тишина… а потом мы с Амарантом рассмеялись так громко, что лично я аж захрюкала. Бывало со мной такое из-за вывернутости правой ноздри. Но вот на лице нашей мадам почему-то не проскользнуло ни тени улыбки.

– Либи, цветочек мой, помоги не попасть впросак! – Запричитала эта сумасшедшая и, обогнув стол, принялась наглаживать мою руку. – Это ведь все не просто так! Жоржетт с Генрихом никак торговый договор не заключит и если этот эстет заграничный своего не получит, то и не быть тому договору. А дальше уж сама подумай, ты же умненькая у меня, что с нами сам наш король-то сделает? Ведь, по миру пойдем, дорогая! Кто же о тебе, Амариллис и Валериане тогда позаботиться, я же не смогу свой долг перед вашей матерью исполнять, если у меня на то средств никаких не будет…

– Да как же я вам помогу-то, – сказала я уже больше растерянно, чем в корне не рассматривая такую возможность, – на меня же без страха не взглянуть. Я вон, одна через Кривой проулок срезаю, когда ночью вам надо какой аптечной мази. И хоть бы кто юбку задрал, я бы может и рада была. А вы меня к королю положить хотите!?

– Об этом не беспокойся совершенно, дорогая! Есть у меня один зачарованный амулет, он одноразовый правда, но на краткое время сделает из тебя форменную красавицу. Ты подумай, ведь то и для тебя хорошо. Когда бы ты мечтать смогла, что свой цветок любви подаришь настоящему королю, да еще и такому красивому?

Я задумалась.

А потом передумала, потому что вспомнила про колдуна – этот упырь за версту почует, что от свежей, как снег красавицы магией несет. Если уж меня, слабенькую чаровницу учуял, то что говорить о такой сильной магии, что из кошмарной уродины сможет сотворить неземную богиню.

– И за это ты тоже не переживай! – Продолжала гнуть свое воодушевившаяся мадам. – Колдуна этого мы отвлечем, это в самом деле наша забота. Да тебе даже и в постели ничего делать не придется, сказал же он, что нужна невинная и белая, вот и будь такой!

Сказать по-честному, мне безумно хотелось хоть на день стать пусть даже и не красивой, но хоть не такой страшной, что аж малые дети шарахаются, едва завидев и начинают биться в истерике. И тем более мне хотелось «подарить свой цветок» кому-то приятному мне, а не вусмерть упившемуся забулдыге, который еще потом и всем рассказывать будет, как намедни поимел целого демона.

Я согласилась.

И сразу же пожалела.

Пожалела потому что к каким-либо моим чувствам мадам Кардамон сразу же потеряла всякий интерес. Она велела Амаранту согреть мне воды, да снести в ее опочивальню и там тщательно меня отскрести в медной ванне, при том со всех сторон. И это было жутко стыдно, ведь скрести-то нужно было меня голенькой!

Показаться мужчине без одежды вот так, пусть и цветочку, которого женское тело не интересует… хотя кого я обманываю, мое женское тело до сих пор интересовало только некроманта и какого-то одержимого чернокнижника.

С выражением безразличия на лице, я стоически вытерпела интенсивное отскребание жесткой щеткой и даже потом умасливание волос, которые у меня были весьма жиденькие, но все же белокурые, как у почившей матушки. Затем он высушил меня, укутал и отправил сидеть на кровать.

Из положительных моментов было то, что теперь хоть был нормально оттерт мой горб – до его вершины я вечно не доставала.

Вскоре вернулась мадам, веселая и окрыленная. Она уже успела сообщить гостям, что нужная девушка найдена и в данный момент проходит необходимую подготовку к свиданию с его величеством.

Взяв мое кривое и изможденное лицо в свои холодные ладошки, Кардамон так счастливо вздохнула, словно я была малышкой на миллион золотых делариев, и ей должны были их вот-вот отдать. Но я-то знала, что мое лицо не стоит больше двадцати, которые я заплатила бы за него сама из собственных сбережений. Потому что только мне дорого мое лицо.

Покружив по комнате, мадам Кардамон подвела меня к своему сейфу, который запирался магическим образом, на ее поцелуй. Я увидела в нем деньги… много денег… стопки бумаг и шкатулки, некоторые из которых буквально ломились от украшений. Женщина достала одну, самую скромную, из лазурита и аккуратно извлекла из нее круглый медальон, на котором красиво поигрывали ограненные голубые сапфиры, вплетенные в таинственную пентаграмму.

– Вот, – сказала она с гордостью, – когда-то давно его сделала для меня твоя мать. Она сказала, что с его помощью я смогу охмурить совершенно любого мужчину, на короткое время превратившись в совершенную красавицу. Нет, ну, я, разумеется и так была не дурна собой, но с твоей матушкой не сравнить… Ах, но что ж мы о былом! В общем, этот зачарованный амулет исправит все недостатки и превратит их в достоинства. – Женщина положила его в мои протянутые ладони, и я почувствовала, до чего он был тяжелым и теплым, а еще, от прикосновения с моей кожей, будто начал легонько подрагивать, трепетать. – К сожалению, или к счастью, но он мне так и не пригодился, а продать рука не поднялась. Ну, что ж. Тебе осталось только надеть его себе на шею.

Добавила Кардамон и сделала шаг назад, будто подозревая, что после долгого лежания в сейфе он может сработать не так и, например, взорваться.

Что ж, если бы за такие чары взялась такая неумеха, как я – то наверняка. Но этот амулет зачаровывала моя мать и я надела его, не испытывая при том ни малейшего сомнения.

И… ничего не произошло.

Я стояла, растерянно глядя то в зеркало сбоку от себя, то на мадам, но и она, казалось, уже начала сомневаться в том, что что-то изменится в моей внешности, как вдруг амулет на груди начал отчетливо и быстро вибрировать, пока не превратился в расплывчатое пятно. И вот уже начала вибрировать и я, все быстрее и быстрее, так, что мне пришлось закрыть глаза, чтобы не вывернуть то, что еще осталось в моем желудке с плотного ужина. И вдруг все стихло.

Я стояла на том же месте, меня ощутимо потряхивало и все еще тошнило, но что-то изменилось.

Во-первых, лицо мадам Кардамон – она смотрела на меня расширившимися от ужаса глазами и не отнимала рук от лица, видимо, чтобы не закричать.