Созвездие разбитых сердец

– У ней татуировки на руках

И губы, губы алые, как маки.

И огненную джигу в кабаках

Танцует девушка из Нагасаки. – продолжал петь Минаев.

На этом куплете Павлу будто бы надоела вся эта суета «официантки» вокруг его стола, и он, пружинисто вскочив с места, отобрал у нее поднос, зашвырнул его в кулису…. А девушку потянул за собой, как будто танцевать ту самую джигу, но на деле – заданную Войновским «контактную импровизацию».

И вот тут-то в зале воцарилась подозрительная мертвая тишина… Никто не смеялся, не хлопал, но все смотрели на сцену как завороженные, включая Димона, который, по счастью, продолжал петь, но сам отошел ближе к краю и тоже с любопытством следил за танцором и его неожиданной партнершей.

Павел вышел из амплуа матроса и в следующий миг преобразился в байлаора, телом приглашая Марию показать, на что они оба способны, танцуя фламенко. Пусть ритм старинной морской баллады не очень походил на настоящее канте хондо, но песня была столь же эмоциональна, и глубокий бас Минаева придавал нужный колорит, а в импровизации допускалось любое смешение жанров и стилей. Антон требовал только одного – сильных чувств, пропущенных через тело и преобразованных в ядерную энергию…

«Будьте радиоактивными!» – наставлял он актеров. – «Излучение должно жечь, слепить зрителя… обращать в пепел… только тогда возможен катарсис!»

Руки Бердянского взлетели вверх, закручиваясь кистями в неистовом флореос, ноги поймали ритм, а глаза – взгляд Марии, сердце билось сильно и стремительно, тело превратилось в натянутую тетиву лука или гитарную струну, и он двинулся к ней, отбивая сапатеадо, вызывая, настаивая, признаваясь… Она метнулась к нему, гибкой пантерой обтекла вокруг, едва касаясь, но каждое касание словно создавало электрическую вспышку между телами любовников.

Не сговариваясь заранее, не видя друг друга, они танцевали как единое целое, разделенное лишь на время танца, они тянулись друг к другу, словно капли ртути, и расходились лишь за тем, чтобы вновь устремляться навстречу, сплетать пальцы, смешивать дыхание и проникать, ласкать полными страсти взглядами…

Они явили пару. Пару любовников, пару танцоров, пару актеров – пару сердец, предназначенных друг другу… Они сотворили Пару, взяв в свидетели всю труппу. Никто не смог бы теперь этого отрицать, даже слепец, даже самый злобный завистник.

Павел и Мария стали Парой, и это видели все.

Глава 11. Приворотное зелье

Нина вошла в кафе и сразу же увидела Бердянского – вопреки обыкновению, он сидел не за своим любимым столиком, а у окна, и с крайне хмурым и недовольным видом допивал кофе. Куда только делся тот счастливый принц с сияющими глазами, что пару часов назад на репетиции потрясал труппу и режиссера новыми гранями своего таланта… и выставленными напоказ отношениями с очередной любовницей, принцессой швабр.

Самой Швабры нигде не было видно, и грех было не воспользоваться ее отсутствием: в конце концов, чем раньше она поговорит с Павлом начистоту, тем лучше… и сперва имело смысл поступить, как российское правительство – начать переговоры с шахтерами о возможности проведения переговоров.

Нина натянула на губы беспечную улыбку и направилась к своему ветреному любовнику, чтобы подсесть за столик, но маневр не удался. Едва она подошла и положила руку на спинку стула, Бердянский вскочил, и вовсе не затем, чтобы отодвинуть для нее этот самый стул… просто решил сбежать.

Она все-таки не сдалась сразу и сделала еще одну попытку:

– Павлуш, постой! Хочу потрещать кое о чем…

– Мне некогда, трещотка, опаздываю на съемки. Пока! – скомканно попрощался Бердянский – и был таков! Нину только ветерком обдуло…

«Съемки у него… реклама трусов… тоже мне, Брэд Питт нашелся…»

Тогда она подошла к Илоне, сосредоточенно засыпавшей кофе в кофемашину, и без обиняков спросила:

– Что это с нашей примадонной? Сэндвич был с душком… или опять с твоей новенькой поцапались?

Илона неохотно подняла глаза и пожала плечами:

– Мне-то откуда знать? За Бердянским я не слежу, а Машка сегодня опять отгул взяла, коза ленивая. Эдик сказал, что ее сам «примадонна» у него отпрашивал.

– Да ладно притворяться – знаешь ты все… – вдруг подала голос Алла Мерцалова, белокурая и синеглазая эротическая греза доброй половины мужской части труппы. Она сидела не за столиком, а у барной стойки, на высоком стуле, позволяя всем желающим любоваться своими стройными ногами и бедром, мелькавшем в разрезе длинной юбки. Перед ней стояли чашка с кофе, стакан с минеральной водой и тарелка с салатом «Цезарь».

– Илонка же хитрая, вечно делает вид, что ее хата с краю. – пояснила она как будто специально для Муравьевой.

Когда Нина, выдержав положенную паузу, удостоила Аллу взглядом, та показала в улыбке белые и острые зубы и пригласила по-свойски:

– Присаживайся, Ниночка, потрещи со мной, раз Павел и тебя тоже уже отфутболил. Илона, сделай ведущей актрисе кофейку со сливками… Или ты опять на диете?

Удар был ожидаем, и Муравьева не растерялась:

– Нет, что ты, мне никаких диет не надо; я ж не так легко вес набираю, как ты, и сгоняется все за пару недель… да еще столько танцев в спектаклях, лучше тренажерки.

– Хмммм… да, танцев у тебя много… пока… но скоро, думаю, станет поменьше.

– Это почему?

– Потому что кое-кто тоже очень хорошо танцует… и вертикально, и горизонтально. Как выяснилось на сегодняшнем прогоне.

– Аааа, вот ты о чем… – Нина не подала виду, что Алла ткнула прямо в больное, и снова попала. Она все же села на стул рядом с ней и огляделась в поисках второй официантки, раз уж первая примагнитилась к кофеварке…

– А Файка-то где? Тоже в отгуле? Я смотрю, персонал кафе не особо напрягается.

Илона вздохнула:

– Давай я заказ приму. Что будешь?

– Да как обычно… Впрочем, что-то я не голодная сегодня. Кофе латте мне приготовь, с корицей.

– У Файки-Фуфайки глаза второй день на мокром месте… рыдает, как неисправный кран, – доверительно сообщила Алла на ушко Нине. Она глубоко затянулась, держа в длинных ухоженных пальцах мундштук из черного дерева с золотым ободком, и с явным удовольствием продолжила:

– Похоже, Павлин вас обеих бортанул, как я и предполагала. Фая-то ладно, мотылек-однодневка, про ее шансы и так все было ясно, а вот ты, Ниночка, марьяжные планы имела. Жаль, я не сделала тогда ставку, что ты рядом с Бердянским и года не продержишься… сегодня бы кучу денег выиграла.

Алла снова глубоко затянулась и победно выпустила струю дыма вверх.

Нина скривила губы и косо посмотрела в сторону Мерцаловой… в свое время она увела у нее Бердянского самым наглым образом. Украла, если правду сказать. Теперь Аллочка, конечно, позлорадствует, вот только у Нины не было никакого желания оставаться в положении очередной безответной брошенки…

– Не стоит увлекаться тотализатором, так и по миру пойти недолго. И Бердянский – явно не тот приз, ради которого стоит идти ва-банк.

– Да-да, конечно, зелен виноград… это все мы уже проходили… ах, никакой интриги, даже скучно как-то. Нет, нет, что это я: интрига есть! Из Пашкиной постели эта ушлая дамочка тебя уже подвинула, теперь вопрос – как скоро она подвинет тебя в распределении ролей на «Кровавую свадьбу»?

– Чего?.. Алл, ты вообще думаешь, что несешь, или у тебя от радости мозги заклинило?

– Думаю-думаю… ты же сама все видела. И слышала месье Войновского: хорошо, чудесно, вот этого я и хотел, это мне и нужно, дуэнде-шмуэнде… а после репетиции он нашу новую приму по зимнему саду водил туда-сюда, и чуть не ручки ей целовал, все пел, что в роли Невесты видит только ее… ха-ха, Бердос от ревности из штанов выпрыгивал, ты бы видела это зрелище!.. Жаль, что Антон тебя выгнал с половины репетиции, ты все самое вкусное и не застала.

Нина все-таки пропустила новую шпильку, да что там – целый точный и безжалостный удар в спину – и нервно забарабанила идеально отполированными коготками по столешнице:

– Илон, ну где мой кофе? Сколько можно латте варить?

– Сейчас… уже почти готово, корицу ищу… – проворчала официантка из-за кофемашины, а когда подала ей высокий бокал, Нине стала кристально ясна причина задержки – на поверхности молочной пенки эта бесстыжая сука издевательски нарисовала корицей разбитое сердце.

Схватив длинную ложечку, Муравьева спешно перемешала напиток, но пить его ей совершенно расхотелось – с Илонки, мерзавки этакой, станется еще и плюнуть в пенку, она-то, похоже, за Швабру выступает горой! Покрывает всячески, выгораживает уже не в первый раз и вообще… и все потому, что ей самой Бердос даром не нужен, никогда она по нему не сохла. Файке вот только сочувствовала, а теперь, выходит, рада, что Пашечка себе новую пассию завел и отстал от бедной овечки? Лесба проклятая!..