Диана видела, что он прав: палатки на склонах окружали пещеру и город. Запасы свинцовой руды иссякли, и шахты в пустошах теперь были заброшены и закрыты бетонными плитами. Поэтому сейчас Мунвелл выживал за счет туристов.
Тропинка вела назад к краю вересковой пустоши, и внезапно в поле зрения возник город, расположенный между часовней и церковью. Ряды террасных домов из известняка напоминали античный амфитеатр. Послышался тихий гул автомобилей. Диана перевела класс через ближайший пешеходный переход, и они пошли вдоль Хай-Стрит, мимо горожан, которые отвлекались от сплетен, чтобы поприветствовать детей и их учительницу. Когда они дошли до школьного двора, выложенного каменными плитами, класс замолчал. До последнего звонка оставалось несколько минут.
Мистер Скрэгг в своем кабинете избивал тростью мальчика, который был выше, чем он сам. Кое-кто из детей нервно захихикал при виде директора, стоявшего на стуле. Матери Салли и Джейн остались за школьными воротами и отвернулись. Диана привела детей в класс перед самым звонком.
– Теперь не шумите, пока не выйдете из школы, – сказала она и отправилась в учительскую.
Воздух в маленькой темной комнатке был пропитан застоявшимся сигаретным дымом. Миссис Скрэгг сидела в своем кресле, которое казалось слишком маленьким для ее ширококостной фигуры. Она повернула к Диане свое широкое красное лицо, верхняя губа которого была еще краснее из-за выщипывания усов, и в своей агрессивной манере, которая часто доводила детей до слез, спросила:
– Нашли дорогу назад, не так ли, мисс Крамер? Вы же знакомы с нашей посетительницей?
– Надеюсь, ученики не совсем отбились от рук, – сказала женщина в другом кресле, запихивая бутылочку в рот младенцу. – Уж я им спуску не давала.
– Уверена, мисс Крамер уже поняла, что от нее требуется, миссис Халливелл.
– Конечно, – подтвердила Диана и подошла к своему шкафчику.
По-видимому, рождение ребенка не повлияло на отношение миссис Халливелл к детям. «Лучше уйти, пока не сболтнула лишнего», – подумала Диана, и закрыла свой шкафчик. В этот момент в учительскую вошел мистер Скрэгг.
Его лицо раскраснелось после порки. Он пинком захлопнул дверь и помахал перед женщинами журналом, свирепо глядя на него из-под своих щетинистых седых бровей.
– Только поглядите на это непотребство, которое я нашел в столе Кокса. Сегодня он уже ничего в руки взять не сможет, поверьте мне на слово.
– Из того книжного магазина, полагаю, – сказала миссис Скрэгг не глядя.
– Чего еще ожидать от людей, торгующих книгами в церкви? Жаль, горожане не прислушались ко мне. Теперь многие сожалеют, что позволили этим торгашам въехать туда. Но слишком поздно.
– По мне так к нам приехало слишком много чужаков, – пожаловалась миссис Халливелл, и Диана спиной почувствовала ее испепеляющий взгляд. – Не удивительно, что количество краж и актов вандализма увеличилось. А еще эти хиппи, захватившие летние коттеджи. Грязные твари. Прости господи, но лучше бы они подохли от своих наркотиков.
С таким ирландским акцентом вас трудно принять за местную, хотела сказать Диана про миссис Скрэгг, но сдержалась и попыталась пошутить:
– Современная цивилизация добирается до самых затерянных уголков.
– Только не до нашего города. К счастью, мы далеко и будем готовы к ее приходу. Вот, сейчас покажу, что мы думаем об этой «современной цивилизации».
Миссис Скрэгг взяла журнал у своего мужа с таким видом, словно это был грязный подгузник. Диана увидела надпись на обложке – «Чудо-женщина». Этот комикс она читала в детстве. Миссис Скрэгг приложила сигарету к лицу женщины на обложке и медленно провела раскаленным концом по глянцевой бумаге, начертив крест на откровенно одетой героине.
– Надеюсь, доходчиво? Скажите своим друзьям в книжном магазине, что мы думаем о тех, кто продает непотребства невинным детям.
– Не уверена, что у Бутов можно купить комиксы, – сказала Диана. Но с тем же успехом она могла и промолчать. – Теперь я пойду, с вашего позволения.
Она поспешно вышла из затхлой комнаты и пошла вдоль блестящего пропитанного желчью коридора, мимо своего пустого класса. От нее требовалось не только учить детей, но укрепить их выносливость, подготовить к нескольким годам наедине с супругами Скрэгг. Но как подготовить к этому таких ребят, как Эндрю? Она вышла из школы и подставила лицо солнцу. С тех пор как Диана приехала в Мунвелл, она смутно чувствовала, что у нее есть какое-то предназначение, только не понимала, какое именно.
Глава третья
Несмотря на то, что лето принесло в город множество незнакомых лиц, дела в «Бутс Букс» шли вяло, и Джеральдина решила заглянуть в магазин Биванов. Джун Биван пылесосила витрину с рюкзаками, примусами и альпинистским снаряжением, ее длинные каштановые волосы с проседью разметались по лицу. Она выпрямилась, все еще сутуля плечи.
– Джерри, вы зашли просто поболтать? Нельзя потакать капризам Эндрю.
– Я в любом случае собиралась прогуляться мимо школы, – солгала Джеральдина. – Так что мне не сложно зайти за ним.
– Что ж, очень мило с вашей стороны. Мы очень ценим то, что вы с мужем так к нему добры. Надеюсь, он говорит вам то же самое, если вообще говорит.
– Он становится общительным, когда привыкает к людям.
– Правда? Значит, ко мне он так и не привык, – маленькое пухлое личико Джун словно окаменело. – Хорошо, тогда не буду вас задерживать, или он так и останется стоять возле школы и люди подумают, что он никому не нужен.
Нет, нужен, подумала Джеральдина, и тебе он должен быть нужен – но не следует так поспешно судить о людях.
Биваны подружились с ней и Джереми, когда миссис Скрэгг из школы пыталась настроить людей против них, распространяя петицию против использования бывшей часовни в качестве книжного магазина. Некоторые из тех, кто не подписал тогда ту петицию, теперь чувствовали себя виноватыми, даже если не ходили в церковь. Особенно это касалось тех горожан, чьи дети учились в классе миссис Скрэгг. Джеральдине хотелось сказать этой женщине все, что она о ней думает, но не сейчас, не на глазах у Эндрю. Она пошла к школе по Хай-Стрит, мимо магазинов, торгующих одеждой и шерстью, картинами местных художников и окаменелостями, собранными на горных вершинах.
Эндрю прятался за каменным воротным столбом и грыз ногти. Он сунул руки в карманы своих длинных серых фланелевых шортов, отвел взгляд от Джеральдины и улыбнулся.
– Ты выглядишь хорошо, но немного неряшливо, – сказала она.
Он посмотрел на свои чумазые ноги и спущенные носки и, казалось, замкнулся в себе.
– Не переживай, умоешься, – сказала она и взяла его за руку.
Любой восьмилетка в конце дня должен быть чумазым, растрепанным и уставшим. Джонатан точно был бы таким. Но неправильно думать о нем при Эндрю.
– Ты со мной сегодня не разговариваешь? – спросила она.
– Нет, – сказал он со сдавленным смешком.
Они шли молча, пока не показался магазин его родителей. Время от времени он поглядывал на нее, когда думал, что она не видит, и заметил кучу лошадиного навоза на краю тротуара, только когда наступил на нее.
– Хрен по роже, – пробормотал он и машинально вздрогнул.
Джеральдина сделала вид, что ничего особенного не услышала. Она поддерживала его за локоть, пока он соскребал навоз с подошвы о бордюр. Потом отпустила, и он сбивчиво сказал:
– Мне нравится в классе мисс Крамер. Я хотел бы остаться в нем навсегда.
– Уверена, ей тоже этого хотелось бы, Эндрю, – ответила Джеральдина и не смогла придумать, что еще добавить.
Они вошли в магазин Биванов, и Джун приветствовала сына воплем:
– Только посмотри на себя! Где ты так вымазался?
Джеральдина красноречиво посмотрела на Джун и отправилась в книжный магазин.
Нонконформистская часовня семнадцатого века вышла из употребления двадцать лет назад, но лишь недавно была секуляризована. Она казалась идеальным местом для книжного магазина, который им с Джереми пришлось перевезти из Шеффилда, когда аренда стала для них неподъемной. Жилые помещения были пристроены к часовне, что оказалось очень удобно. Но, как будто им было мало праведников-горожан, с иронией подумала Джеральдина, для переоборудования часовни ей и Джереми пришлось нанять человека с благословенным именем Бенедикт Эддингс.
Джереми как раз безуспешно пытался связаться с Бенедиктом, когда Джеральдина вошла в комнату.
– Передайте ему, пожалуйста, что сигнализация опять сработала в три утра, – сказал он, почесывая черную бороду, покрывавшую нижнюю половину его лица. – Я буду благодарен, если он перезвонит нам, как только приедет.
Джереми положил трубку и широко улыбнулся Джеральдине. От его больших голубых глаз по всему квадратному лицу, увенчанному высоким лысеющим лбом, расползлись морщинки.