Высокие ступени

вдруг он нападет на мой дворец, на меня;
вдруг его головорезы захотят мстить,
если он исчезнет…
Я раздражаюсь, когда жизнь вдруг хочет удушить меня
своими гадкими мелочами;
утопить, как в глухом болоте…
Надо было приказать жестокое и окончательное
Но убийство такого как он, разве это жестокость?..
И вот он пропал.
Я знала, что его никогда не найдут.
Потому что на моей стороне было море,
и зависимые от меня храбрецы,
отлично владеющие простонародными ножами
лодочники…
А во главе его головорезов встал давний его соперник,
вовсе не обладавший его властностью.
И вскоре шайку рассеяли,
почти всех перебили,
оставшиеся разбежались…
И теперь, то есть сегодня,
я выставила вон из поварни повара Леоне,
кухарку и судомойку
В буфетной комнате жар от камина
Я осталась совсем одна
Волосы я завязала на затылке зеленой лентой
Я варю густое варенье из лесной земляники,
снимаю пенки деревянной ложкой…
Готово!..
Я прикрываю маленький горшок плотной бумагой,
смоченной сладким вином,
и ставлю на деревянную полку,
накрытую белой полотняной салфеткой,
вышитой красными шелковыми нитками…
В спальне буду одна,
распахну окно,
впущу солнце,
закрою глаза
И перед моими закрытыми глазами
пролетит мгновенной птицей
твой кроткий взгляд из-под черных кудрей…
Я послала за тобой и знаю,
ты придешь незамедлительно…
Я сижу на постели,
поджав под себя ноги,
раскрыв «Поэтику» Аристотеля,
и в нетерпении представляю себе твой голос,
твои руки, протянутые ко мне,
всего тебя!..

ПРИМЕЧАНИЕ

Ужасы многочисленных европейских войн, особенно в немецких землях, подробно рассказаны в таких произведениях, как «Крестьянин Гельмбрехт» – повесть в стихах немецкого поэта тринадцатого века Вернера Садовника; и «Похождения Симплициссимуса» – роман, написанный в семнадцатом веке немецким писателем Гансом Якобом Кристоффелем фон Гриммельсгаузеном.

Меня зовут Жозеф

Лето. Армия Наполеона тихонечко входит на территорию Российской империи для съёмок фильма «Гусарская баллада». Тут и я пришла со своим экспромтом…

Мои родители умерли, когда случилась эта ужасная вспышка холеры! Меня взял к себе моя дядя по матери, сапожник. Он очень добр ко мне. Я вырос в его доме и сделался настоящим мастером. В доме нас трое: дядя Ипполит, я, и старый слуга Жюль.

Ну, вот…

войска все идут и идут через наш городок, а солдат требуется все больше и больше.

По вечерам я иногда захожу в трактир на нашей улице – выпить стакан, другой хорошего вина, и послушать, о чем толкуют… Еще недавно говорили о каких-то правах человека, но уже не говорят, а рассуждают о какой-то континентальной блокаде. Мне было неловко спрашивать, что это такое; не хочу, чтобы меня сочли дурачком! Дядюшка Ипполит тоже не знает. Наконец я решился и спросил у школьного учителя, господина Дюрана. Он мне и разъяснил, что наш император, Наполеон, поссорился с русским царем Александром и хочет его наказать. Император в ссоре и с английским королём и потребовал, чтобы никто не покупал английские товары, и не продавал бы англичанам свои. Это и называется континентальной блокадой. Но по приказу русского царя из России по-прежнему возят в Англию морем строевой лес и роскошные меха, а взамен получают разное оружие…

я немного прихрамываю на левую ногу, но говорят, что в армию берут и хромых – получаешь походный лист и – готов!..

А я хочу жениться на моей невесте Катрин; я сшил ко дню ее именин пару отличных туфелек; а когда я снимал мерку, было так приятно держать в руке ее маленькую ножку в розовом чулке.

Но завтра все решится, завтра я узнаю, возьмут ли меня в армию.

Все уже знают, что война с Россией объявлена. Проходят через наш городок полки: гусары, драгуны, кирасиры; едут всевозможные повозки и санитарные фургоны. И конца не видно этому людскому потоку.

На фасаде ратуши повесили большое объявление о наборе в армию. Забирают всех, даже отцов семейств. Но ещё остаётся шанс при жеребьёвке: вдруг мне повезёт! Но нет, не повезло! Помощник префекта выкрикнул номер:

– Семнадцать!

Мой номер.

При осмотре меня нашли вполне здоровым и годным для службы. Я простился с моими близкими. Я стал солдатом. Появились новые приятели, я отпустил усы и завёл себе глиняную трубку для курения.

Россия – это огромные пространства, по которым следуют войска нашего императора, а русские войска все отступают и отступают… Прежде я много слышал о русском холоде, но если бы вы знали, через какое жаркое лето мы идём! Мы прошли Смоленск и продвигаемся к Москве, старой столице России, а есть и новая столица Санкт-Петербург; рассказывают, будто этот город похож на Венецию; впрочем, я в Венеции никогда не был.

Лето кончалось. Предстояло решительное сражение в местности, которая называлась Бородино. О это название! Как я его помню!

Издали я видел, как император в сопровождении нескольких маршалов объезжал обширное место будущего сражения.

Что сказать? Солдаты французской армии шли убивать русских солдат не вследствие приказания Наполеона, а по собственному – увы! – желанию. Все эти французы, итальянцы, немцы, поляки жаждали победоносного окончания похода, рвались в Москву, жаждали уничтожить русскую армию, преграждавшую им дорогу в Москву! Le vin est tire et qu’il fair le boire.

Что было дальше? Пушки гремели. Люди падали. Штыки вскидывались. Надо мной пролетело пушечное ядро. На выжженной траве валялись доски и тряпки. Я лежал ничком, сцепив пальцы на затылке и слышал, как страшно визжала подстреленная лошадь… Потом я вскочил и бросился бежать. Рядом со мной упал человек, заколотый штыком…

Потом я стоял в толпе наших солдат, оглядывался и не видел никого из моих приятелей. Потом кто-то тряс меня за плечо и убеждал, что мы победили!

Дорога на Москву была открыта!

О! Лучше бы мы сразу проиграли!

Город был пуст, словно опустевший пчелиный улей. По гулким площадям неприкаянно бродили какие-то одинокие простолюдины.

В пустом дворянском особняке я заснул на бархатном диване, выдвинутом почему-то на середину залы с загаженным полом.