Обреченный

Он вышел из сети, вслед вышла и она. С минуту полежав в постели под приятными впечатлениями, он не удержался и снова зашел в сеть, чтобы посмотреть, в онлайне она или нет. Как только он зашел, она тоже появилась в чате – по той же причине, по которой здесь появился он.

Мансур молча наблюдал за ее онлайном, думая, общается она с кем или делает то же самое, что и он, то есть просто следит за ним. Она, понаблюдав немного за его онлайном с теми же мыслями, вышла, но через пару секунд снова появилась. Он начал ей набирать. Увидев это, она вышла из чата, но осталась в сети. Она не хотела, чтобы его сообщение сразу же отметилось как прочитанное, потому что не хотела показать, что она им впечатлена и следит за ним. Специально немного выждав, она открыла его сообщение. Он написал: «Ты все еще здесь?».

– Да, – ответила она. – Но уже выхожу. Тебе не спится?

– Да нет, я тоже уже собираюсь спать. И еще раз добрых снов.

– А может, встретим рассвет, желая друг другу приятных снов? – шутливо спросила она.

– Думаю, – отвечал он, – что дело к тому и идет. Ну все, теперь точно иду спать. Хороших снов.

– И тебе снов приятных.

_________

В начале их более серьезного и интенсивного общения преобладали темы литературные или окололитературные, в процессе обсуждения которых, как это обычно и бывает, произошло незаметное сближение, прошла скованность. И разговор потихоньку стал перетекать к жизненно – личным вопросам, сходя с пути академических тем.

Уже прошел тот сдержанный стиль общения, который бывает на начальном этапе знакомства и который призван нащупать почву на предмет наличие точек общего внутреннего соприкосновения.

Однажды, когда Вика, своим манящим голосом и завораживающей манерой говорить, рассказывала, посредством аудио-сообщения, одну из историй, которая с ней приключилась в Америке, Мансур, продолжая слушать, послал ей смайлик—поцелуй, а потом, следующим сообщением написал: «Это не поцелуй».

– И что же это тогда? – спросила она, улыбаясь.

– Это не трубка, – написал он в ответ.

– Эй, я ничего не понимаю, и оттого чувствую себя глупой. Не развивай во мне этот наихудший из комплексов неполноценности.

– Ну как же? – отвечал Мансур. – Ты не можешь не знать художника—сюрреалиста (к которым ты, в отличие от меня, питаешь особую симпатию) Магритта, написавшего курительную трубку, под которой сделал надпись: «Это не трубка». Ну, типа, не трубка, а всего лишь ее изображение. Вот и я говорю, что это не поцелуй, а всего лишь смайлик, изображающий поцелуй.

– А—а, – сказала она. – Да, конечно! Рене Магритт! Просто я сейчас туго соображаю. Эта картина называется «Вероломство образов». Я обозревала ее в Музее искусств в Лос-Анджелесе, и, более того, посещала отдельно Музей Магритта в Брюсселе.

– А я было уже начал радоваться, что ты не знаешь хотя бы одного известного автора, который пишет всякий бред.

– В видимом бреде иногда может быть сокрыт большой смысл,– ответила она, как будто задетая его словами.

– Тут, мне кажется, дело внушения и широты фантазии самого созерцателя. Это как с теми безвредными и бесполезными пилюлями, которые психологи, исследуя силу самовнушения, раздали больным, сообщив им, что это уникальнейшее лекарство от их болезней. По истечении некоторого времени, в ходе которого больные регулярно принимали эти пустышки, у них и в самом деле наблюдалось значительное улучшение.

– Но даже если так, – говорила Вика, – то какая разница, на самом деле они были полезны или нет, если людям от них стало лучше? Также и в искусстве: ведь не всё и не все способны вызвать в человеке восхищение.

– Я это лишь к тому, что человек сильно уязвим и зависим от других: будь то вера, вкусы или предпочтения.

– Значит, ты допускаешь, что и ты, как человек, под воздействием определенного влияния, можешь перестать видеть в «бреде» бред?

– Конечно, допускаю.

– И в этом, ты считаешь, заключается изъян человека?

– Нет, в этом его прелесть.

– В глупости, по-твоему, сокрыта прелесть человека?

– Не в глупости, а в несовершенстве.

Глава 12

Как правило, на первых порах знакомства мужчины и женщины, их мало волнует опыт былых друг у друга отношений. Но по мере усиления взаимного чувственного влечения, этот интерес – интерес того, «кто у него/у нее был до меня, каким он/она был/была и что стало с этими отношениями, – растет и усиливается пропорционально зарождающимся друг у друга чувствам. Особенно это начинает их волновать, когда партнер хорош собой, привлекателен, умен, – то есть когда в нем присутствуют качества редкие и ценные. В этом случае каждый из них начинает задаваться вопросами, типа: «Почему же столь потрясающий человек до сих пор один и чем я так примечателен/примечательна, что смог/смогла его/её заинтересовать более, чем кто-либо другой? Что же этот человек нашел во мне такого, чего не смог найти в других? Может у него есть какая-то ужасная тайна, которая отпугивает от него тех, кто более близко с ним знаком?» Но при таких вопросах каждому из двоих все же хочется верить, что этот человек нашел в нем нечто особенное, что сам он все же чем-то уникален, и что тот просто смог эту уникальность разглядеть.

И все же под конец один задает другому прямой вопрос о его прошлых отношениях. И первым, кто нарушил негласное молчание на тему обоюдного интереса, был Мансур.

И Вика рассказала ему, во всех красках и подробностях, историю своих последних отношений, которые закончились лишь пару месяцев назад.

Его звали Андрей, был он из обеспеченной московской семьи. После школы родители отправили его учиться в Великобританию. Он окончил Оксфорд и остался жить в этой стране. Теперь он работает менеджером в крупнейшем хеджевом фонде, офис которого располагается в одном из элитных небоскребов финансового центра Британии – в Сити.

Знакомство их произошло в Лондоне, больше года назад, во время баскетбольного матча, на котором выступал краснодарский клуб «Локомотив—Кубань», в котором Вика работала спортивным корреспондентом.

Она сопровождала баскетболистов на чемпионат Еврокубка, который проходил в столице Туманного Альбиона.

Андрей был страстным болельщиком баскетбола и пришел поболеть за команду родной страны.

Он только один раз успел пригласить ее на ужин, так как на другой день она вместе со сборной вернулась домой. Но как поскольку они успели обменяться контактами, общение их продолжилось.

Месяц спустя он приехал к ней в Краснодар. Так они и начали встречаться. Он прилетал каждый месяц на несколько дней, которые они проводили вместе.

– И что же положило конец столь романтическим отношениям? – спросил Мансур.

– А я не знаю, не могу до сих пор понять, – ответила она. – Мы уже договорились пожениться, он и к родителям своим повез меня знакомиться. Все шло хорошо. И вот однажды, ни с того ни с сего, он вдруг потребовал от меня бросить работу, учебу и переехать к нему в Лондон. Я, разумеется, отказалась, в основном, из-за учебы, сказала, что не могу этого сделать. И тогда он поставил меня перед выбором: либо он, либо университет. Я просто была в шоке. Он ведь прекрасно знал, что для меня эта учеба важна, что я ни за что не могу ее бросить. Мы ведь ранее обо всем этом не раз говорили и его все устраивало. Мы договаривались, что как только я получу диплом, мы поженимся, и будем жить вместе там, где он пожелает. А тут, как гром среди ясного неба, прозвучало такое… Мы заспорили и поругались. Он перестал мне писать и звонить. Я поняла, что более не нужна ему, и заблокировала его везде, где только могла. Не столько для того, чтобы он не мог со мной связаться, сколько для того, чтобы самой ненароком ему не написать, чтобы не следить за его онлайном. Если честно, я до сих пор не могу понять эту его выходку, не могу понять логику поступка. Год с лишним отношений, и он не смог подождать еще каких-то полгода. Неужели я ему надоела и он таким образом решил от меня избавиться? Или все эти слова любовных признаний, планы на совместную жизнь – были лишь шуткой? Но зачем с родителями знакомить тогда? Я не понимаю.