Он признавался в том, что попал в несчастье, что не знает, как вырваться из этого порочного круга, поскольку понимает, что братья никогда не смирятся.
Однажды он даже порывался покончить с собой, но только прострелил себе щеку и изуродовал часть лица.
Многое изменилось, когда Джебраил вернулся из ареста. Ему грозили трибуналом, а наделили чрезвычайными полномочиями. Кому-то надо было выполнять функции «истребительного батальона».
Но как не парадоксально, постепенно в «истребительный батальон стал превращаться и сам Давид.
Сначала он помог своему другу Нуру справиться с его «дядей-грабителем», буквально сломав ему кисть.
…в оригинале «soygun?u dayi» («soygun?u» – грабитель, «dayi» – дядя по матери). «Дядя по матери» в азербайджанской семейной традиции наделён высоким статусом, своеобразный осколок архаики, в которой «дядя по матери» был главным мужчиной женского рода. И когда такой «дядя по матери», к тому же ставшей муллой («Molla G?l?n»), оказывается «дядей-грабителем», который пришёл забрать чужое имущество, включая одежду человека, на которого пришла похоронка, можно осознать насколько в этом селе «распалась связь времён»…
При этом, Таптык, хотя и смертельно бледный, оставался совершенно спокойным, ни капли жалости или сострадания на лице. Он отказал «дяде по матери» даже в глотке воды, грубо выругал его, и велел убираться. Пришлось тому убираться, поддерживая здоровой рукой, сломанную кисть.
Нуру позже вспомнит это лицо друга, когда привезут в село тела двух расстрелянных сельчан (об этом чуть позже).
Таптык будет по-прежнему совершенно спокойным, даже беспристрастным, ни капли волнения или сострадания.
Только покашливать будет сильнее, чем всегда.
…«шах» подростков
Однажды Таптык стал «шахом» подростков.
Сначала они просто шутили:
– Давайте выберем Таптыка председателем… Нашим председателем… Кто согласен, пусть поднимет руку.
Выбрали, выпили за нового «председателя» из бочки вина, которую до этого где-то раздобыли и приволокли.
Потом они раздобыли огромное старое кресло, спинка которого была орнаментирована, расстелили на крыше «килим»[856 - Килим – азербайджанский тонкий ковёр ручной выделки.] и в центр его поместили это кресло. Это и стало, как они шутили, «шахским престолом». Притащили светильники, зажгли их. Светильники горели на дешёвом керосине и сильно дымили. Принесли вина из той же бочки, которую нашли раньше. Стали пить вино, плясать, имитируя игру на ударных инструментах, В какой-то момент учительский сынок, который пил меньше других, обнаружил, что все вокруг пьяные. И ещё он обнаружил, что Джумри, их любимый «гага», сидит несколько в стороне, и глаза его, то ли слезятся от дыма, то ли, он плачет.
…«шах» подростков, который постепенно превращается в Азраила
В другой раз, когда Джумри действительно плакал, Таптык насмешливо сказал:
«Хочешь узнать, почему наш «гага» плачет. Потому что наш «гага» ублюдок («?bl?h»). Такой же, как ты».
Однажды он разразился гневной тирадой в адрес сердобольного дяди Мехбалы:
«Плевать я хотел на твоё терпение, на твой посев, на твой засев! Ноябрь, декабрь январь, февраль, март, апрель, май, июнь, июль! Через девять месяцев наш уважаемый старец вырастет урожай! Еще месяц уйдёт, чтобы его промолоть! Вот тебе и десять месяцев! А мы должны продолжать есть липкое варево, которое мы готовим из украденных семян! Завтра-послезавтра и этого не будет! А в это время наши защитники справедливости, вместе с представителями «истребительного батальона» каждый месяц получают от государства паёк! Муку! Мясные консервы! Рыбные консервы! Сахар! Масло! Всё! Шеи их надулись как колёса… Почему нас называют «тыловой фронт»? Если мы действительно «тыловой фронт», то почему позволяют, чтобы нас довели до такого состояния?»
Подростки всё больше чувствовали себя Азраилами.
А Таптык, как их предводитель, должен был стать главным Азраилом.
Не менее самого председателя Джебраила.
…«чёрная дыра» в пространстве живых людей
Перед нами живые люди, пространство живых людей. Они наделены радостью, горестью, отчаянием, надеждой. Пронзительный звук свирели выражает их невысказанные чувства.
Но, на это пространство живых людей незаметно распространяется «чёрная дыра».
Сначала война, чужая война, которая высветила неправедность того, что здесь происходило и происходит. В облике «истребительного батальона», который налетает неожиданно, как самум, и перед которым все бессильны, неправедность войны доходит до абсурда.
Но и эта война, и этот «истребительный батальон», становятся ещё более зловещими, ещё более бесчеловечными, когда соприкасаются с такой деликатной сферой, как взаимоотношения мужчины и женщины.
Эрос, как и везде в мире, и в этом селе «дубы сотрясает», от его стрел не увернуться ни одному мужчине, ни одной женщине, но и Эрос, возможно испугавшись «чёрной дыры», в смятении улетает.
Женщина, самая красивая женщина этого пространства живых людей, замолкает навсегда, может быть только однажды, когда неожиданно смолкнет самум, ей привидится во сне, что она Елена Прекрасная, и все вокруг поклоняются ей, убеждённые, что красота не подчиняется предустановленности жизни.
Но проснувшись, эта женщина, самая красивая женщина этого пространства живых людей, забудет про этот сон, подчинится яви. Она замолкнет навсегда, и тогда выяснится, то ли самум, то ли истребительный батальон, окончательно разрушили любовный треугольник, последний бастион пространства живых людей.
Место треугольника заняли два центра власти, два истребительных батальона.
Выразителем одного окажется когда-то красивый мужчина, теперь с изуродованным лицом.
Выразителем другого – подросток, который возомнил себя «всесильным», не понимая, что с ним произошло самое страшное. Он уже никогда не сможет полюбить женщину.
Любовный треугольник, из которого изъяли женщину. Что может быть бесчеловечнее, безжизненнее.
А наш писатель, только и может передать нам ужас от предчувствия этой, всё пожирающей «чёрной дыры».
Джумри и Меси…
На свирели играл пастух Меси, потом научил играть Джумри. Это была необычная свирель, сам Меси называет её шумшед, некое подобие флейты и трубы. Возможно, её необычность была не только в звучании, в звуке-смысле, который невозможно заглушить, который способен пробиться сквозь все искажающие звуки-смыслы мира.
Это и стало звуком-смыслом самого Джумри.
…Меси
О пастухе Меси чуть подробнее, поскольку в русской редакции его образ сильно выхолощен, хотя именно Меси один из самых главных смыслов и нервов всей повести. Выхолащивание его образа привело к выхолащиванию самого звука-смысла повести.
Меси около сорока лет, он не из этого села, он пришелец. Для замкнутой жизни этого села почти инопланетянин.
Меси болен туберкулёзом, и одного этого достаточно, чтобы все в селе его чурались. Тем более не стали бы играть на свирелях, которые он изготовлял. Только Джумри не сторонился его, не боялся заразиться. Вот и научился играть на свирели.
Но у «туберкулёза» Меси была другая сторона, которая не в меньшей степени заставляла сельчан избегать его. Это его прошлое, его происхождение.
Настоящее имя Меси было Муса, мусульманский вариант имени пророка Моисея[857 - Пророк Моисей – еврейский пророк и законодатель, основоположник иудаизма. В мусульманской традиции, Муса.].
…на забудем, что имя самого писателя Иса, тоже имя пророка, и вряд ли это простое совпадение…
Одновременно, явная отсылка к слову «мессия» (азербайджанское «m?sih», мессия). Меси был из ханского рода, что означало принадлежность к знатности, избранности.
Пять лет назад расстреляли его отца и братьев, мать и сестёр выслали в Сибирь. Меси чудом удалось избежать их участи, но он так и остался «классовым врагом».
Учитель Таир, который от сына узнал о судьбе Меси, так и сказал, такому человеку не место в их селе, пусть живёт в поле, в лесу, среди коров и овец.