Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

– Пусть не умирает от любви. Но вы хотели бы, чтобы и он оказался таким благородным как Ибн Салам.

– Самир у меня и так слишком смирный. Твоя подруга так его и называет смирный Самир, Смирсамир.

– Если вы не хотите, чтобы ваш Самир был похож на Ибн Салама, значит Ибн Салам вам не нравится.

– Как ты не понимаешь? Это только опера. Самир сказал, что ты хочешь написать про оперу. Чтобы я тебе показал старые записи. Послушай, какие красивые голоса. Рубаба Мурадова, Алим Гасымов[490 - Мурадова Рубаба, Гасымов Алим – известные азербайджанские певцы, исполнители ролей Лейли и Меджнуна.]. А ты глупые вопросы задаёшь?

– Не обижайтесь. Я действительно хочу написать об опере и о разных голосах. Так что спасибо. А Самир совсем не смирный. И он самый умный среди нас. Так что за него не волнуйтесь.

Потом реальная, живая Лейли возвращалась пешком и почему-то улыбалась. Наверно вспоминала длинноносого, вечно взволнованного Шамседдина, отца Самира.

Эпизод четвёртый

«Я СТАЛ ТОБОЙ, ТЕПЕРЬ МНЕ ЭТО ЯСНО, КОЛЬ ТЫ ЛЕЙЛИ, ТО КТО ЖЕ Я, НЕСЧАСТНЫЙ?»

Профессор литературы, отец Зейды, читал лекцию о философии любви в творчестве Физули.

Лейли сидела в аудитории вместе с теми, кого мы видели у афиши «Лейли и Меджнуна».

Потом на кафедре она беседовала с профессором и задавала свои вопросы:

– Всё-таки не могу понять, любил Меджнун Лейли или не любил?

– Конечно, любил, а почему ты сомневаешься?

– Подумайте сами. Ибн-Салам умер, пересуды практически прекратились. Лейли свободна, она смело пришла к Меджнуну, и прямо говорит ему:

К очам-нарциссам ртом прильни-тюльпаном
И лилию скорей укрась рейханом.

А дальше, как бы предупреждая его:

А если ты не пламенно влюблён,
Мученьем, горестью не изнурён,
Тогда влюблённым и не притворяйся
В насмешках над бедой не изощряйся.
Будь мудр и прозорлив, меня пойми, —
Не опозорь меня перед людьми.

А что в ответ говорит Меджнун?!:

Ты ближе стала мне, чем был я сам.
Ты вся во мне. Кому тебя отдам?

И вот, наконец, главное:

Я стал тобой, теперь мне это ясно,
Коль ты Лейли, так кто же я, несчастный?

– Вот весь его ответ на любовь Лейли.

– Можно сказать, что он её опозорил перед людьми и его это совсем не смущает.

– Просто он любит самого себя, а не Лейли.

Профессор внимательно её слушал и вдруг рассмеялся.

– Ты всё правильно говоришь. Так и должна рассуждать девушка, которая живёт в XXI веке.

– Возможно, прав Ницше[491 - Известное выражение немецкого философа Фридриха Ницше, связанного с идеей сверхчеловека, которое в современном мире занимает место, которое занимал Бог.]. Мы оказались в мире, в котором Бог умер. И для тех, кто не верит в бога и для тех, кто продолжает верить.

– А тогда жили с Богом?

– Да, можно сказать, под богом. У азербайджанцев есть такое выражение: «Нависнув над головой». Так вот жили, наверху всегда был Бог, который всегда был прав.

– А девушки, которые сегодня ходят, повязанные платками, живут тоже в этой «вертикали», которая завершается Богом.

– Несомненно. Но мир вокруг них другой и они выглядят экзотически. Хотя, признаюсь к своим студенткам с повязанными платками, отношусь с симпатией.

– А любовь тогда была? Ведь Лейли и Гейс смотрели сначала друг на друга, а потом Гейс почему-то стал смотреть в другую сторону, наверно на «вертикаль», о которой вы говорите.

– Всё-таки давай договоримся, «Лейли и Меджнун» не реалистический роман, а суфийская поэма. Он о том, что существует духовная вертикаль, она пронизывает всех нас снизу доверху, и ведёт к богу. В этом не только высший, но и сокровенный смысл жизни. Духовность, вне этой вертикали, тогда была невозможна. Меджнун и есть добровольный пленник этой вертикали, хотя на его долю выпало много страданий.

– Но в том-то и дело, что страдания «не выпали» на его долю, он их сам выбрал. Это его кайф.

– Согласен, можно сказать и так Любовь к реальной Лейли для него меньший, как ты говоришь, «кайф», чем любовь к богу. Меджнун у Физули не первый, и не последний, кто выбирает страдание. Можно привести огромный список мудрецов и на Востоке, и на Западе, тех, кто очеловечивает страдание. Кто считает, что только страдание возвращает нам человеческое. Человеческое восприятие и человеческую трепетность.

– Но ведь Лейли не выдерживает всего этого и просто умирает. Не нужна ей эта «вертикаль». И страданий она не ищет. И кайфа в этом не видит. Она просто хочет любить и быть любимой. Всё равно Гейсом, Меджнуном или Ибн Саламом. Как вы не понимаете, она умирает, со всем этим не справившись. Или даже не согласившись, или даже восстав против мира, в котором её интересы не соблюдены.

– Только давай не будем делать из Лейли феминистическую героиню XX века, борющуюся за права женщин.

– А почему бы и нет. Признайтесь, вы ведь не хотели бы для своей дочери судьбу Лейли? Признайтесь.

– Признаюсь, не хотел бы. Но я хотел бы, чтобы она внимательно прочла поэму и может быть проплакала всю ночь.

– Да, но только проплакала над судьбой Лейли, и не захотела её повторить.

Реальная, живая Лейли вновь шла по городу, вновь присматривалась к молодым людям, которые выбрали друг друга, и хотела понять, о чём они говорят друг другу.

Но сейчас она была не спокойна. Ей хотелось всех убеждать и переубеждать.

Она невольно сжала кулаки.

Эпизод пятый

ФАНТАСМОГОРИЯ

Лейли сидит за монитором компьютера, пишет свой текст, и мы видим как на экране монитора или на телевизионном экране, «оживляется» её немой «фильм».