Дракон и Феникс

Довольно улыбнувшись своим мыслям, девушка отвернулась от пруда и направилась в сторону дворца, но, увидев на своем пути того, о ком только что думала, резко остановилась и ахнула.

Мужчина стоял перед мостом в нерешительности, словно размышляя о том, стоит ли ему продолжить свой путь или повернуть назад. От былой наглости не осталось и следа. Лицо мужчины выражало сомнение и одновременно любопытство. По всей видимости, он хотел подойти к Цюань, но дворцовые правила его останавливали.

Когда удивление и смятение от столь внезапной встречи покинули императрицу, на их место пришло новое чувство: любопытство. Всего мгновение понадобилось Цюань, чтобы понять, что ее тянет к этому человеку.

Взяв себя в руки, она обернулась к совей свите, состоящей из двух придворных дам и четырех служанок, и отдала приказ:

– Отойдите.

Женщины покорно склонились и попятились назад.

– Дальше, – крикнула императрица, когда слуги остановились в начале моста.

Женщины отошли еще на небольшое расстояние и замерли

Цюань прикинула, что оттуда ее не будет слышно и, повернувшись к мужчине, кивком головы велела ему подойти. Он замялся, но лишь на мгновение. Крепко сжал в руке меч и в три широких шага преодолел расстояние между ними.

– Моя дерзость непростительна, Ваше Величество! – воскликнул мужчина, опустившись перед Цюань на одно колено. – Прошу, убейте меня!

Глядя на его опущенную вниз голову, Цюань вдруг испытала сильное развязать ленту, что держала волосы мужчины и распустить эти длинные блестящие пряди. Небрежный образ музыканта-обольстителя шел ему больше, чем строгий образ воина.

– Я прощаю тебя. Поднимись, – как можно строже попыталась сказать Цюань.

Мужчина медленно поднялся. Их взгляды встретились. Глубокие и пронзительные глаза мнимого музыканта смотрели на Цюань с осторожностью. Он явно ждал подвоха. Не верил, что так просто отделался.

– То, что было ночью в саду, ты должен забыть. Если кто-то узнает, я прикажу казнить тебя и тех, кто услышит от тебя об этом. Понятно?

– Да, Ваше Величество, – смиренно склонил голову мужчина.

Цюань брезгливо поморщилась. Она не любила лицемерие и притворство. Тот человек, что целовал ее в саду, и этот – будто совершенно разные люди. Как можно быть настолько двойственным?

Императрица повернулась, чтобы уйти, но помедлила и, обернувшись, спросила:

– Как тебя зовут?

Мужчина поднял голову. Лицо было оживлённым – он не ожидал такого вопроса. В прочем, Цюань тоже не ожидала от себя подобного. Какая разница, как его зовут? Однако вопрос уже был задан, и она, затаив дыхание, ждала ответа.

– Ланьлин, Ваше Величество.

Ланьлин.

Цюань несколько раз мысленно произнесла это имя, и его звучание понравилось ей. Оно подходило музыканту, но не воину.

– Ланьлин, – произнесла она вслух. – Надеюсь, наши встречи будут редкими.

С этими словами Цюань развернулась и пошла к своей свите. Из-за того, что она так и не решилась пройти мимо Ланьлина, ей теперь придется идти длинным путем, но уж лучше так.

– Ваше Величество! – От звука его голоса по телу Цюань пробежали мурашки.

Она медленно обернулась, стараясь скрыть предательскую дрожь.

– Вы, правда, не любите пение птиц и цветы? – спросил Ланьлин. В его голосе сквозили нотки былой наглости.

– Люблю, – выдавила из себя императрица.

От необъяснимого волнения она даже не смогла придерживаться своей легенды. Сказала правду, выставив себя полной дурой.

– Я так и знал, – услышала она его самодовольные слова.

Щеки Цюань вспыхнули, голова закружилась. Приподняв длинный подол, она стремительно зашагала вперед, оставляя позади стоящего на мосту Ланьлина. Почему-то ей казалось, что он смотрел на нее и улыбался той наглой и обольстительной улыбкой, которую она видела на его лице ночью в саду.

***

К вечеру вместе с солнцем исчезло и тепло. В который раз летняя ночь снова была холодной и неуютной. Запахи цветов притупились, а птицы все еще не хотели петь.

Цюань со вздохом отошла от окна и присела на постель. Сегодня ей снова будет холодно спать. Надо приказать слугам подготовить грелку, раз уж муж не хочет согревать ее постель.

Императрица кликнула свою придворную даму и наказала ей каждый вечер готовить для нее грелку. Женщина поклонилась и ушла исполнять приказ. Цюань накинула на нижние одежды халат, зажгла еще несколько свечей и, чтобы скрасить ожидание, взялась за вышивку.

На черном шелке постепенно обретал очертания серебристый дракон. Цюань вышивала этот платок для императора уже месяц, с надеждой и благоговением делая каждый стежок. Однако сейчас, вдев очередную нитку в иголку, императрица вдруг поняла, что больше не испытывает к своему мужу абсолютно никаких чувств. Раньше, представляя себе его образ, сердце Цюань начинало биться чаще. Она мечтала, как Юньвэнь улыбнется ей, заключит в объятия и нежно поцелует, однако сейчас думать об этом уже не хотелось. Все эти мечты разбились вдребезги о холодную стену равнодушия и пренебрежения со стороны императора. Но стоило Цюань прогнать из головы образ мужа, как его место занял Ланьлин, и сердце императрицы неистово забилось.

– Ай! – воскликнула она, уколов себе палец.

Капелька крови скатилась с пальца и упала на голову дракона – как раз в том месте, где был желтый глаз. Нитки пропитались кровью и стали красными. Из желтоглазого дракон стал красноглазым.

Цюань вздрогнула, сунула уколотый палец в рот и отодвинула от себя вышивку. На сегодня хватит. Она слишком несобранная и от этого не может полностью отдаться работе.

Не дожидаясь грелки, императрица решила лечь в постель, но передумала, как только услышала тихое пение птиц. Сначала она решила, что ей кажется, но пение все не прекращалось. Тогда Цюань, переполненная надеждой, открыла двери, ведущие на террасу, и выскочила в прохладную ночь.

На улице пение усилилось, однако императрица никак не могла понять, что это за птица издает такие звуки. Прежде она ни разу не слышала ничего подобного.

Постепенно пение становилось все более неестественным, похожим на мелодию, что издает флейта. Цюань начала подозревать что-то неладное, но звук был настолько чистым и красивым, что тревожные мысли сразу же покинули девушку. Она стояла на террасе, прижавшись к толстой деревянной колонне, и, прикрыв глаза, наслаждалась ласкающей слух мелодией.

Лицо Ланьлина снова возникло перед мысленным образом Цюань. Его плавные движения, бесшумная походка, длинные распущенные волосы, которые он небрежно откидывал назад. Может, право считаться драконом было только у императора, но «быть» и «считаться» – слова совершенно разные. Цюань вспомнила дракона, что вышивала для мужа, и вдруг поняла, что он ему совершенно не подходит. Если император – дракон, то он – желтый дракон с голубыми глазами, а тот дракон, чей глаз стал красным от крови, – Ланьлин.

Мысль эта поразила императрицу, от чего она вздрогнула и открыла глаза.

Музыка резко оборвалась.

Внизу перед террасой стоял Ланьлин. Их взгляды встретились, и щеки императрицы запылали.

Ланьлин почтительно склонил голову. Он сменил черно-фиолетовую форму на бежевый шелковый халат, расшитый журавлями. Волосы снова были распущены и небрежно лежали на его сильных широких плечах. На статной фигуре мужчины красовался широкий багровый пояс, с которого свисали плетёные подвески из красных нитей. В руках вместо меча он держал флейту сяо.

– У тебя плохо получатся изображать птичье пение, – тихо заметила Цюань.

– Однако я добился своего, – Ланьлин поднял голову и посмотрел на Цюань. – Вы вышли, чтобы послушать мою мелодию.

– Мне показалось, что в сад вернулись птицы.