Кенгуру, или Я тебя не понимаю

– Юля, привет! Что происходит? Кенгуру!

Это означало, что Инна перестала меня понимать и чем-то очень недовольна, в её голосе слышались обида и недоумение. Я почувствовала угрызения совести, всё-таки я не права.

– Мы же договорились: никогда не отключать телефонов, а я не могу до тебя дозвониться несколько дней, и ночевать ты не приезжаешь, что я должна думать?

– Инусь, не переживай, всё хорошо. Просто я очень занята, – к сожалению, я пока была не готова всё объяснить ей.

Не могла же я сказать, что мы с Германом сошли с ума и он просто не отпускает меня. У меня возникало впечатление, что за мной следят, и когда я собиралась с работы, его водитель вырастал передо мной, как немая тень Алладина. Он забирал меня, и мы снова летели по ночным дорогам через пробки и слякоть, пока, наконец, не оказывались в укромном месте. Обычно Герман заказывал ужин в номер, он всегда терпеливо спрашивал, чего мне хочется, я отвечала:

– Чего-нибудь необыкновенного, неиспробованного, чего нет в меню, – и смотрела на него загадочным, затуманенным взглядом.

Он подхватывал мою игру и уточнял:

– Заманчиво, а можно поконкретней?

– Да, конечно! Любви: на первое, поострее, чтоб обжигала, как перец чили, на второе тоже любви, только погорячее, чтоб согревала, как коньяк, а на десерт любви сладкой, но не приторной, со всякими мармеладными изысками.

Он смеялся:

– Для такой худышки у тебя очень хороший аппетит, а ты не боишься, что всё не осилишь? – говорил он своими бархатистыми тонами, вызывающими лёгкий трепет. Но я не боялась.

– Ты же мне поможешь? – спрашивала я, заглядывая ему в глаза и замирая в ожидании.

И ещё он всегда просил принести шампанского, потому что заметил, что от шампанского я теряю голову, в меня вселяется лёгкий кураж, и всё становится нипочём. Я глотала вино, заедая фруктами, и становилась другой девушкой, совершенно раскованной, и Герман тонко замечал эту перемену.

– Когда я тебя увидел в первый раз, мне показалась, что ты очень колючая, как кактус. Я не ошибся? Мне даже страшно было к тебе подойти! – и он делал испуганное лицо.

Но тут, уже смеялась я, причём по-настоящему, с удовольствием.

– Чего ты боялся? Ха-ха-ха! Повтори, пожалуйста! Уколоться? Это что, новый анекдот? Громов боится подойти к девушке? Ты когда это придумал? Надо же, какой пугливый, наверное, тебе пора пить лекарство от страха! – говорила я, широко округляя глаза.

Мы смеялись, пили вино и целовались, я очень любила вкус его губ. Потом я уходила в ванну, включала очень горячую воду и становилась под гудящие струи воды, мне нравилось смывать с себя прошедший день. Через некоторое время приходил он и присоединялся ко мне, и мы вместе избавлялись от тревог, суеты и глупости пролетевших суток. Я закутывалась в огромную махровую простыню, а Герман просто растирал своё крепкое тело банным полотенцем, и через несколько минут мы оказывались в постели. А потом каждую ночь всё повторялась, как в первую…

В наших отношениях появилась какая-то неуловимая лёгкость, мы много шутили, разговаривали, мне было очень хорошо с ним. Моя первоначальная скованность исчезла, появилась внутренняя уверенность в том, что я сделала правильно свой выбор. Я потихоньку наблюдала за главным человеком в моей жизни и научилась понимать его мимику и жесты, угадывать его настроение, но, к моему ужасу, он был невероятно закрытым.

Я чувствовала, что очень нравлюсь Герману, но также понимала природу влечения: мы великолепно совпадали по темпераменту, диапазону преемственности, границ допустимого в интимных вопросах, но он всегда был очень сдержан в общении. Герман выстраивал стену в отношениях за пределами спальни, и туда вход мне был запрещён. Это было обидно, но он же ничего не обещал? И потом, я же сама на это согласилась.

Иногда мне казалось, что я лечу с огромной высоты, с обрыва, но по пути зависаю и в страхе болтаюсь в воздухе. В моём сознании всё слилось: ночи и дни, дни и ночи, всё смешалось, перепуталось, и я уже не могла отличить, что было вчера, сегодня, позавчера… Но, самое главное, чувство эйфории, полёта не покидало меня, и я впервые в жизни была по-настоящему счастлива.

– Ты шутишь?! – конечно, Инна мне не поверила. – Тебе действительно нечего мне рассказать? – настаивала она.

– Конечно, есть. Давай на днях встретимся и всё обсудим, – предложила я.

Я очень хорошо понимала, что как бы я ни пыталась себя оправдать, я ничем не отличаюсь от Мелани, просто превратилась в Мелани № 2. Поэтому и прячусь от Инессы.

Меня иногда заботила мысль о его семье, я знала только, что жена и дети проживают в Англии. Однажды он сказал мне, что их отношения с супругой перешли в стадию гостевого брака. Я спросила:

– Это как?

Но он странно посмотрел на меня и не ответил.

Но самое страшное, что я отчётливо видела, почему я не могла ему ничего противопоставить: я очень сильно его любила, меня тянуло к нему, и я ждала каждой нашей встречи. Так что, если быть честной, хотя бы с самой собой, дело не в нём, дело во мне.

* * *

Генерала звали Волчанский Олег Анатольевич, и надо сказать, его внешность и поведение невероятно точно совпали с фамилией. Был он сухощавый, подвижный, с близко посаженными тёмными глазами, и даже цвет волос отдавал серым серебром. Генерал никого не любил и никого никогда не хвалил, говорил очень резким отрывистым голосом, и за глаза все в отделении звали его Волчара. Уже одно это имя наводило ужас на подчинённых, потому что все знали о его беспощадном характере. Был он теоретически непотопляем, потому что много лет служил в охране высокопоставленного члена правительства, можно сказать, работал его тенью, и теперь старые связи очень помогали ему.

Так случилось, что сейчас я стал тенью Волчанского: последние несколько лет мне пришлось выполнять самые сложные, самые отвратительные его поручения, а что я мог сделать? Приказы надо выполнять!

Но однажды фортуна повернулась ко мне, извините, задом. И теперь мне предстояла очная встреча с ним. Он специально пригласил меня в свой кабинет, что означало высшую степень неудовольствия. Мне пришлось одеться в полную офицерскую форму, собрать волю в кулак и в назначенное время прибыть в управление.

Я поднялся на третий этаж, по сочувственным взглядам сослуживцев понял, что многие уже знают: я впал в немилость. В приёмной адъютант поприветствовал меня кивком головы и сухо сказал:

– Ждите, генерал занят.

Я присел на стул, достал телефон и отключил его. Главный терпеть не мог, когда у него на приёме раздавалась телефонная трель, это его ужасно злило. Необходимо было хоть так себя обезопасить! Хотя по сравнению с тем, что я натворил, это такая мелочь… Примерно через час адъютант поднял трубку внутренней связи, посмотрел на меня и сказал:

– Зайченко Леонид Иванович, Вас ждут, пройдите!

Я знал, что лейтенант был любопытным, ему нравилось подслушивать разговоры в кабинете у генерала и владеть всеми новостями, поэтому строго посмотрел на него:

– Только попробуй! – мой взгляд был жёстче штыка. – Пожалеешь, что родился!

Улыбка слетела с его и лица, и он пробормотал что-то невнятное. Я ещё раз зло сверкнул глазами и прошёл в кабинет.

Волчанский сидел за столом. Невысокий худой человек в большом кресле. Он даже не пошевелился, только его глаза встретились с моими. Я прошёл два шага вперёд и замер. Генерал молчал, а мне тем более нельзя разговаривать, он же старший по званию. Мне это не нравилось, лучше б ругался матом, тогда я хотя бы знал, что у него на уме…

Но вдруг его прорвало!

– Лёня! Ты хоть понимаешь, что натворил? Загубил всё, на что я потратил пять лет! Я добывал эти контракты, договаривался с нужными людьми в правительстве, чтобы они нам достались, а ты? (Дальше последовала нецензурная брань!) Я молчал. Так продолжалось минут пятнадцать, из них минут десять матом, но это был хороший признак, потому что это ещё не высшая степень неудовольствия, хуже, когда он говорит тихо, совсем тихо, спокойно и грамотно, вот тогда точно, тебе уже не выжить. Никак! Он остановился, зло скривился:

– Что ты предлагаешь, что делать будем?

Я выдохнул:

– Сейчас разрабатываю новый вариант с банком Громова, думаю внедрить туда своего человека для начала. Уже получилось выполнить некоторые начальные ходы, получить интересную информацию. Но у него очень хорошая служба защиты, поэтому необходимо действовать осторожно. Он очень педантичен, и охрана у него, пожалуй, одна из лучших в стране, многое будет зависеть от его позиции.

Это был крайний вариант для меня, всё-таки Герман был моим другом, но другого выхода я не видел, на кону стояла моя жизнь, а при хорошем стечении обстоятельств Герман мог сохранить и жизнь, и деньги! Но генерал знал всё.

– Это же твой друг детства? – язвительно спросил он.

– Да, мы выросли в одном дворе!

– А ты сможешь его переиграть? Он крепкий орешек!

Я усмехнулся:

– Придётся! И потом, он же не бесплатно будет с нами сотрудничать, он же свою долю получит.