Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

– Мой милый племянник, возрадуйтесь: Господь наш избрал вас, чтобы прославить его имя. Вы станете главным среди ваших братьев и будете править ими.

Он возвратился к Граалю, чтобы спросить, чему он должен научить племянника.

– Иосиф, – ответил голос, – твой племянник мудр и готов воспринять наставления. Открой ему тайну о той великой любви, которую Я питаю к тебе и ко всем тем, кто мудро воспринял Мое учение. Поведай ему, как Я сошел на землю, чтобы принять позорную смерть; как ты омыл раны Мои и собрал кровь Мою в сей сосуд; и как Я одарил драгоценнейшим даром тебя, твой род и всех тех, кто возжаждет чести причаститься к нему. Благодаря сему дару повсюду вас примут благосклонно, и никто не затаит зла на вас; в любой тяжбе Я буду на вашей стороне, и никогда вас не осудят за преступление, коего вы не совершали. Когда Ален познает это все, принеси священный сосуд; покажи ему кровь, изошедшую из Моего тела; предупреди его о коварных уловках, измышляемых Врагом, дабы завлечь тех, кого Я люблю: наипаче пусть остерегается гнева, ибо гнев ослепляет людей и совращает с праведного пути; пусть он не предается плотским удовольствиям и будет тверд, прославляя имя Мое среди тех, кого он приблизит. Он будет пастырем своим братьям и сестрам; он поведет их в страну, отдаленнейшую от Запада.

Завтра, когда вы все соберетесь, великий свет снизойдет на вас, и с ним придет послание, обращенное к Петру и повелевающее ему покинуть вас. Не назначайте ему пути; он сам укажет вам дорогу, ведущую к Долинам Аварона[126 - Эти Долины Аварона, лежащие к западу, напоминают источники Аларона, которые поэма о Мерлине помещает в Великобритании:Sic Bladulus eos, regni dum sceptra tenerret,Constituit nomenque sux consortis Alaron (v. 873).[Бани построил Бладуд в те годы, когда царский держал онЖезл, и вода, получив по жене его имя Аларон… (лат).](Пер. А. С. Бобовича). (Прим. П. Париса).]; он будет жить там вплоть до прибытия сына Алена[127 - Из предыдущего текста следует, что Ален не собирался жениться и заводить детей. Однако в послесловии Робера де Борона к этой поэме тоже упоминается сын Алена. Остается предположить, что Ален изменил свои намерения после того, как выполнил свою миссионерскую задачу. (Прим. перев.).], который откроет ему всю силу твоего священного сосуда и уведомит его, что стало с Моисеем.

Иосиф сделал то, что было ему велено. Он просветил юного Алена, которого Бог удостоил своей благодати. Он рассказал ему, что знал сам от Иисуса Христа и что ему еще поведал голос.

Затем, на другой день, все они были на службе Грааля и видели, как с небес спустилась сияющая рука, оставив послание на священном столе. Иосиф взял его и сказал, обратившись к Петру:

– Милый брат, Иисус, искупивший нас от мук ада, назвал вас своим вестником. Вот послание, возлагающее на вас этот долг; поведайте нам, в какую сторону вы думаете направиться.

– К Западу, – ответил Петр, – в дикую страну, называемую Долинами Аварона; там я буду ждать милости Божией.

Между тем одиннадцать сыновей Брона, ведомые Аленом, коего они признали своим главою, покинули родителей. Они подались в дальние земли, возвещая всем встречным имя Иисуса. Повсюду Ален завоевывал сердца тех, кто ему внимал[128 - Любопытная аналогия с миссионерством двенадцати апостолов во главе с Петром. (Прим. перев.).].

А Петр, уступив просьбам своих друзей, согласился остаться среди них еще на день. И ангел Господень сказал Иосифу:

– Петр хорошо поступил, промедлив с уходом; Бог хочет сделать его свидетелем силы Грааля. Брон, коего Господь уже избрал однажды для того, чтобы поймать рыбу, будет хранить Грааль после тебя. От тебя он узнает, как должно оберегать его и какую любовь Иисус Христос питал к тебе. Ты ему поведаешь сладостные, драгоценные и святые слова, называемые тайнами Грааля. После ты вручишь ему святой сосуд; и с этой поры те, кто захочет назвать Брона его истинным именем, будут называть его Богатый Рыболов.

И еще ангел Господень добавил:

– Все твои спутники должны последовать на Запад; Брон, Богатый Рыболов, изберет тот же путь и остановится там, где подскажет ему сердце. Там он дождется сына своего сына, чтобы передать ему чашу и благодать, сопряженную с обладанием ею. И тот будет ее последним хранителем. Так, через трех добродетельных мужей, коим доведется хранить чашу, осуществится символ пресвятой Троицы. Ты же сам, вручив Грааль Брону, покинешь мир и вступишь в царство вечной радости, уготованной друзьям Божьим[129 - Есть некоторое противоречие между этими стихами:Et tu, quand tout ce fait aras,Dou siecle te departiras,Si venras en parfaite joieQui as boens est et si est moie;Ce est en pardurable vie… (V. 3395)[И ты, когда все это исполнишь,Расстанешься с миромИ отойдешь к совершенной радости,Которая во благе есть и во Мне;И это на вечную жизнь… (ст. – фр.)]и тем, что мы читаем дальше, после рассказа об отъезде Брона:Ainsi Joseph se demoura…En la terre l? ? fu nez:Et Joseph si est demourеs. (V. 3455)[И так Иосиф остался…В той земле, где был рожден:И Иосиф там стал пребывать (ст. – фр.)].Но эти последние слова переставлены и, может быть, добавлены впустую. В любом случае, вернулся ли Иосиф в Сирию или умер после отъезда Брона, Алена и Петра, мы видим, что у Робера он не ступает на землю Альбиона. (Прим. П. Париса).].

Иосиф сделал, что ему повелел голос. На другой день, после службы Грааля, он поведал всем своим товарищам то, что слышал, кроме святых слов, открытых ему Иисусом Христом в темнице. Эти слова он передал только Богатому Рыболову, а тот записал их вместе с другими тайнами, коих не должны слышать непосвященные.

На третий день после отбытия Петра Брон, отныне хранитель Грааля, сказал Иосифу:

– Я хотел бы удалиться, отпусти меня.

– От всей души, – ответил Иосиф, – ибо твое желание – желание Бога.

Так он расстался с Богатым Рыболовом, о котором с тех пор сложили немало сказаний[130 - Dont furent puis maintes parolesContеes, qui ne sont pas folles. (V. 3457)[О котором потом было сказаноМного слов, и они не были глупы (ст. – фр.)].(Прим. П. Париса).].

Мессир Робер де Борон говорит: «Теперь бы надобно суметь рассказать, что стало с Аленом, сыном Брона; в какую страну он попал; какой наследник от него родился и какая женщина его вскормила. – Надо бы сказать, какую жизнь вел Петр, в каких местах он побывал и где его, должно быть, найдут. – Надо бы поведать, что стало с Моисеем, столь надолго потерянным; затем, наконец, куда отправился Богатый Рыболов, где он остановился и как к нему возможно прийти.

Эти четыре отдельные повести следовало бы объединить и представить каждую, какой она должна быть; но никто не смог бы собрать их вместе, не услышав перед тем рассказ о других частях великой и правдивой истории Грааля; и в то время, когда я ее излагал, при покойном монсеньоре Готье, который был из Мон-Белиаля[131 - Т. е. из графства Монбельяр. (Прим. перев.).], она еще не была описана ни одним из смертных. Теперь я извещаю всех, к кому попадет мой труд, что, ежели Бог дарует мне жизнь и здоровье, я намерен заново написать эти четыре части, если только отыщу основу их в книге. Но сейчас я не только оставляю ту ветвь, которой следовал до сих пор, но также и три других, от нее зависимых, чтобы заняться пятой, с обещанием вернуться когда-нибудь к предыдущим. Ибо, если бы я не позаботился об этом уведомить, то, я уверен, нет в мире человека, который не счел бы их утерянными и не стал бы гадать, почему я их оставил»[132 - Здесь и далее особым шрифтом выделены фрагменты, где Парис вторгается на правах автора, сокращая либо вольно перелагая часть текста, перемежая его комментариями и ремарками. (Прим. перев.).].

Переход к «Святому Граалю»

Такова первая книга или, лучше сказать, исходное введение ко всем Романам Круглого Стола. После истории Иосифа Аримафейского Робер де Борон, оставив в запасе целый ряд приключений Алена, Брона, Петра и Моисея, переходит к другой главе или ветви повествования – ветви о Мерлине, которую мы находим в полностью сохраненном виде лишь в прозаическом романе того же названия.

Но вначале мы займемся романом в прозе о Святом Граале, еще одной формой той легенды об Иосифе, которую Робер де Борон изложил в стихах.

Здесь уже нет, как в поэме, более или менее точного переводчика валлийской легенды о Граале; здесь есть автор Грааля, который, говоря от своего имени, хочет приписать самому Иисусу Христу роль сочинителя и публикатора книги.

Этот автор не называет себя, объясняя свою скромность тремя не слишком уважительными причинами. Если бы он позволил себя узнать, говорит он, вряд ли бы кто поверил, что Бог открыл такие великие тайны личности столь ничтожной; книгу не почитали бы в той мере, как она этого заслуживает; наконец, автора сочли бы ответственным за те ошибки и промахи, которые могут допустить переписчики. Эти причины, говорю я, никуда не годятся. Бог, повелевший ему переписать книгу, отнюдь не рекомендовал ему скрывать свое имя; если его сочли достойным такой милости, его не должно было заботить, что скажут завистники; наконец, боязнь ошибок и вставок, сделанных переписчиками, должна была его беспокоить не больше, чем Моисея, апостолов и еще многих авторов, духовных или светских. Он не назвал своего имени, чтобы окутать якобы данное ему откровение еще более непроницаемой тайной; но вот этого ему не стоило говорить: он мог бы потрудиться найти другие оправдания.

Он выдавал себя за священника, живущего в уединенном скиту, вдали от всех проторенных дорог. Дадим теперь ему слово, несколько сократив его рассказ:

Обретение книги Грааль

Перевод и комментарии И. С. Мальского

В Страстной Четверг[133 - По мнению Полена Париса, приведенная в оригинальном тексте датировка представляется правдоподобной. В таком случае, начало событий, изложенных в рукописи, приходится на 1 апреля 717 г. (поскольку в этом году Пасха праздновалась 4 апреля). Подробнее см.: расчет хронологии событий (прим. 1 на стр. 144).] года 717, едва я, отслужив вечерню[134 - Т. е., в десятом часу вечера. Об исчислении времени в романах см. прим. 2 на стр. 120.Ср.: Деян. 2:3–4.], отошел ко сну, послышался мне глас, подобный раскату грома, и молвил: «Проснись и слушай о Едином в Трех и о Трех в Едином». Я открыл глаза и узрел вокруг себя небывалое великолепие. И предстал мне муж дивной красоты, и вопросил:

– Уразумел ли ты реченное Мною?

– Не дерзну так утверждать, господин мой[135 - В оригинале «Sir». См. прим. 3 на стр. 108.].

– Словами теми изъяснена сущность Троицы. Ты сомневался, что Единое Божество, Единая Сила существует в трех лицах. Скажи, кто же тогда Я?

– Господин мой, очи мои немощны, Ваш великий свет ослепляет меня; и словом человеческим нельзя выразить то, что превыше человеческого.

Сей неведомый склонился надо мною и дунул мне в лицо. И тотчас чувства мои обострились, уста исполнились бессчетного множества наречий. Но лишь вознамерился я заговорить, как привиделось мне, будто из уст моих исторгся факел огненный, и преградил тот огонь путь словам, кои желал я произнести[136 - Ср.: Деян. 2:3–4.].

– Уверуй же, – молвил неведомый Муж. – Я – Податель истины и Кладезь премудрости. Я – Господь Всевышний, Тот, о Коем сказано у Никодима[137 - Апокрифическое Евангелие Никодима, материал которого широко используется в романах об Иосифе Аримафейском и о чаше Грааль из бретонской версии «артурианы». Видимо, уже в X – начале XI в. Евангелие Никодима было переведено с латинского на славянские языки и, судя по количеству сохранившихся списков XIII–XVIII вв. (около 70), пользовалось большой популярностью в православной среде. В древнерусской письменности полная редакция Евангелия Никодима известна начиная с XV в.; в XVI в. (время наибольшего распространения) оно включается в состав Великих Миней Четиих митрополита Макария под 13 ноября. В краткой редакции обычно сопровождалось циклом сказаний на ту же тему, среди которых мы находим и древнерусскую версию «Повести об Иосифе Аримафейском».]: «Мы знаем, что Вы – Бог[138 - Вольная цитация речи персонифицированного Ада к Сатане (рассказ о сошествии Христа во ад): «Вот и теперь я знаю, что человек, который может сделать такое, – это Бог сильный и обладающий властью, и в человеческом естестве – Спаситель Он людского рода» (Никодим XX:6).]». Убедившись в твоей вере, Я поведаю тебе величайшую из тайн земных.

И Он протянул мне книгу, что легко поместилась бы в ладони, и молвил:

– Вверяю тебе величайшее чудо, какое только возможно получить человеку. Книгу сию, писанную моею рукою[139 - Как известно, Евангелия записаны по устной традиции и являются «всего лишь» боговдохновленными текстами, а не написанными Христом собственноручно. Таким образом, в стремлении утвердить правомерность включения «галльского Евангелия» в литургический сборник автор ставит этот текст выше канонических, занимая тем самым откровенно схизматическую позицию. И отнюдь не случайно, поскольку уже в самом «Святом Граале» мы находим такое высказывание: «Кто же осмелится усомниться в словах, написанных Иисусом Христом – Подателем истины?»], должно читать сердцем, ибо язык смертного не может произнесть слов ее, не досадив этим четырем стихиям[140 - Четыре стихии, или первоэлемента, из которых состоит весь материальный мир – земля, вода, воздух, огонь. Античное космогоническое и философское понятие, впервые встречающееся у Эмпедокла. Платон использовал этот термин для обозначения простейших чувствующих тел (см. «Теэтет» 201 e) и физических элементов («Софист» 252 b). Получив дальнейшее развитие в работах Аристотеля (см. «Метафизика», кн. 5, гл. 3), чей авторитет оставался неоспоримым в глазах европейских схоластов вплоть до XVII века, идея четырех стихий стала неотъемлемой частью картины мира образованного человека средневековья. В бретонской «артуриане» этот образчик причудливого смешения античной «языческой» космогонии с христианской – далеко не единственный. В тексте «Святого Грааля», к примеру, приведена великолепная по своей неожиданности легенда о том, как Создатель выделил первоэлементы из хаоса, чтобы получить материалы для сотворения мира, а остатки вновь смешал в кучу и забросил в море. Так возникает Вертлявый остров, на котором не действуют обычные физические законы, что и становится основой приключений одного из персонажей книги.], не потревожив небеса, не возмутив воздух, не расколов землю и не изменив окраску вод. Муж, открывший ее с чистым сердцем, испытает радость тела и души, и тот, кто узрит ее, да не убоится внезапной смерти, сколь бы ни был велик груз его грехов.

Тут великое сияние, которое я едва уже выносил, возросло столь сильно, что ослепило меня. И пал я без памяти, а когда чувства ко мне возвратились, не было боле вокруг никаких чудес, и я принял бы все, что приключилось со мною, за сон, коли не нашел бы в руке своей ту книгу, что вручил мне Владыка владык. Тут поднялся я, преисполненный тихой радости, и вознес свои молитвы, а после стал разглядывать книгу, и узрел на заглавном листе:

«Се корень рода твоего»[141 - Первое явное вмешательство в первоначальный текст редактора XII–XIII века. Его замысел заключался в придании бретонской «артуриане» характерной для того времени формы «обрамленной повести». Для этого монах, от лица которого ведется повествование, отождествляется с фигурой Насьена (или сына Насьена), потомка первых хранителей Чаши и приближенного короля Артура из «рыцарской» ветви цикла. После гибели Артура в схватке с изменником Мордредом (заключительный эпизод эпопеи) Насьен откажется от оружия и наденет монашескую рясу. Именно тогда ему явится Христос и повелит переписать божественную книгу Грааль.]

И читал я до Первого часа[142 - То есть, до восхода солнца.], но мнилось мне, будто я едва начал, столь много букв умещалось на малых сих страницах.

И читал я затем до Третьего часа[143 - 9 часов утра.], следуя от корня древа рода моего и узнавая с течением повести о славных деяниях предшественников моих. Подле них казался я лишь тенью человека, столь далек я был от того, чтобы равняться с ними в добродетелях. Продвигаясь в чтении далее, прочитал я:

«Начинается Святой Грааль»

И третье заглавие:

«Начинаются Страсти»

И заглавие четвертое:

«Начинаются Чудеса»

Молния сверкнула пред моими очами, а вослед ей грянул гром. Дивный свет все разгорался, и не мог я снести его блеска, и во второй раз лишился чувств.

Не ведаю, сколь долго пребывал я в таком состоянии, но, когда поднялся, стояла вокруг тьма кромешная. Мало-помалу стал возвращаться день, вновь засияло солнце, и обонял я приятнейшие запахи и внимал сладчайшему пению, какое только доводилось мне слышать; певчие, мнилось, чуть не касались меня, но не смог я их увидеть и не смог ощутить. Они же хвалили Господа, то и дело повторяя:

«Честь и слава Победителю смерти, Подателю жизни вечной!»[144 - Многократный рефрен-славословие характерен для хвалебных псалмов. Но, поскольку в изобретенном автором «псалме» воспевается Христос, а не ветхозаветный Создатель, этот текст соответствия в Псалтири, естественно, не имеет.]

Возгласив хвалу сию восьмикратно, голоса смолкли; и слышал я громкое плескание крыльев, а потом смолкли все звуки, лишь витал аромат, сладость коего пронизала меня.