Семейное проклятье

Вот и вышло, что радость, малышка Рене вызывала только у Гастона. И Марта и дети, едва терпели её присутствие. Когда она начала самостоятельно топать по дому, чудо, что с ней не приключалось никакой беды. Присмотра за девочкой никогда не было. Марта ссылалась на дела по хозяйству, дети под любым предлогом сбегали, предоставив малышке самой выпутываться из приключений, или не попадать в них. Рене набивала шишки и синяки, защемляла пальцы, разбивала колени. Скатившись, очередной раз с лестницы, девочка лишь морщилась, потирая ушибленное место, что толку плакать, если никто не пожалеет.

Родные дети Гастона, характером пошли в мать. Они были сварливы, жадны и завистливы. При том, ленивы, словно маленькие господа. Ортанс и Флоримон вечно отлынивали от работы. Если старшую дочку отправляли с кувшином молока в поле к отцу, оно успевало скиснуть по дороге. А если брату поручали принести хвороста, можно было замёрзнуть возле очага в долгом ожидании.

Но мать никогда не ругала своих детей, брань и окрики щедро сыпались на голову Рене. Бедняжке оставалось молча сносить незаслуженные обиды и дожидаться вечера. Доброе слова она могла услышать только от отца. Гастон брал малышку на руки и напевал забавную песню про Жана – дровосека, что отправился в лес, да позабыл топор. Девочка так и засыпала у отца на коленях.

– Вечно ты таскаешься с этой паршивой девчонкой! – Сварливо бурчала Марта. – Словно она особа королевской крови. Нам приходится кормить лишний рот, вот и вся радость от её появления. Умные люди, хотя бы получают деньги за приёмышей.

– Да перестань ты зудеть, словно осенняя муха! У кого я, по-твоему, должен попросить денег за малышку? Уж, наверное, порядочные люди не бросили бы девочку в лесу.

– Конечно, не бросили, значит, её родня проходимцы и жулики. А может, они убийцы, что скрываются от правосудия. Хороши мы будем, укрывая в доме дитя разбойников!

– Да замолчишь ты сегодня? Весь день я надрываюсь на работе, а дома слушаю твои нескончаемые бредни!

– Можешь не слушать, только потом поздно будет каяться. Если девчонка уродилась в свою разбойничью родню, то, наверняка, прирежет нас ночью, когда подрастёт

Гастон в сердцах сплёвывал приставший к губам табак, и, уложив Рене на узкую лежанку, отправлялся спать. Да уж, повезло несчастному подкидышу попасть в эдакую семейку. За пять лет ни одного дня и часа в ней не царили лад и покой.

В один из осенних дней, Гастон вернулся с поля позже обычного. Рене успела получить увесистого шлепка от матери, за то что, то и дело выбегала на дорогу посмотреть, не идёт ли отец. Нашла забаву, вместо того что бы помешивать суп.

Гастон вошёл в дом, покачиваясь, и тяжело опустился на лавку. Лицо его было бледным, а волосы взмокли от пота и прилипли к вискам.

– Не хватил ли ты лишнего в трактире, муженёк? – Едко спросила Марта.

– Одно служит мне утешением, – прошептал Гастон. – Когда я помру, хотя бы избавлюсь от твоих вечных придирок.

– Ох, с чего это ты собрался помирать? С утра был здоров как бык, а к вечеру вдруг захворал.

– Рене, дочка, сбегай скорее к знахарке Мадлен, видно кроме тебя в этом доме не от кого ждать помощи. – Слабо пробормотал Гастон.

Девочка стремглав бросилась за дверь. А Марта удивлённо уставилась на мужа. Неужто и впрямь дело плохо?

Да куда уж хуже. Беднягу Гастона ужалила змея. Проклятая видно притаилась в куче соломы и в сумерках, крестьянин её не заметил. Ему становилось всё хуже и хуже и к приходу знахарки, он вовсе не мог пошевелиться. Нога его распухла и покраснела. Холщовый лоскут, смоченный водой, мигом высыхал на его голове. Видно у несчастного был сильный жар.

Ортанс и Флоримон стояли, открыв рот, да бестолково таращились на отца.

Что только не делала знахарка Мадлен. И жгла над изголовьем больного травы, что бы отогнать змеиный дух. И прикладывала к ноге нож, что бы «разрезать боль», и шептала заговор от яда. Гастон лишь стонал, а опухоль на ноге не уменьшалась.

– Лучше вам позвать священника, – пробормотала старуха Мадлен. – Видно час бедняги Шайо пробил и никто не сможет ему помочь.

Рене заливаясь слезами, со всех ног бросилась вон. Но пробежав половину дороги, свернула совсем в другую сторону от церкви. Не прошло и четверти часа, как девочка отчаянно заколотила в дверь господина лекаря.

Ах, с каким удовольствием, Марта наградила бы непослушную девчонку славным подзатыльником! Паршивка привела лекаря Бурже. Несчастному мужу всё равно не помочь, а господину Бурже придётся платить за визит.

Лекарь хмуро осмотрел больного и сердито пробормотал:

– Вот бестолковые! Отчего вы сразу не позвали меня? Беднягу можно было попытаться спасти. Теперь вам и впрямь осталось звать священника!

К несчастью, лекарь оказался прав. Не прошло и часа, как Гастон отдал Богу душу. Дом немедля заполнили соседки, надо приготовить бедного господина Шайо в последний путь. Ортанс и Флоримон громко завывали, завистливо поглядывая, как мать достаёт из сундука припрятанные монетки для лекаря.

Лишь бедняжка Рене, забившись в чулан со старыми корзинами, заливалась горючими слезами от жалости к отцу.

Не прошло и двух месяцев со дня похорон, как Марта решила избавиться от навязанной приёмной дочери раз и навсегда. Дождавшись, когда девочка отправится пасти гусей, мать зазвала в кухню старших детей.

– Ортанс, Флоримон, некому теперь позаботиться о нас, бедных сиротках. Мы должны беречь каждый кусок. Негоже нам тратиться на приёмыша. Девчонка больше съест, чем наработает. Вот что, я дам вам семь экю.

При этих словах, глаза сына и дочери блеснули жадностью. Марта заметила это и, нахмурив брови, покачала головой.

– Деньги вовсе не для вас, сделаете дело, получите по одной монетке. Завтра на рассвете, возьмёте нашу повозку и отвезёте Рене в город. Я сама не могу отлучиться из дому. В городе отыщите монастырь Святой Урсулы, пойдите к настоятельнице и упросите принять девчонку. Отдайте деньги и посулите, что за неё исправно станут платить каждые полгода. Так мы, наконец, избавимся от лишнего рта.

– Как думаешь, сестрица, – спросил Флоримон, запрягая лошадь. – Не слишком ли жирно каждые полгода платить за подкидыша?

– Ну и дурак же ты, братец! – Усмехнулась Ортанс. – С чего ты взял, что мать расстанется с деньгами из-за никчёмной девчонки? Главное сплавить её. А после, монахини пусть ждут своей платы, хоть сто лет.

– Ну и умора! Тогда, пожалуй, крысёнка Рене вытолкают взашей прямо на улицу.

– А хоть и так, кто станет убиваться о подкидыше?

Вот удивилась Рене, когда старшая сестра ласково позвала её прокатиться в город. Неужто после смерти отца, ей перепадёт не только брань, но и доброе слово? Вот радость, прокатиться до города и поглазеть на ярмарку. Говорят, там устраивают настоящие представления.

Девочку разбудили так рано, что мерное покачивание повозки мигом её сморило. Ортанс посмотрела на уснувшую Рене, и зашептала Флоримону в самое ухо:

– Послушай, братец, жаль расставаться с деньгами из-за этого жалкого мышонка. Нам и самим найдётся, куда потратить монеты.

– Так то оно так, но настоятельница потребует платы.

– Ну и глуп же ты, Флоримон. Да мы не станем тащить в монастырь девчонку. Положись на меня, я сумею и от помехи избавиться и денежки приберечь.

Повозка проехала одну деревню, затем другую, и когда до города оставалось миновать лишь перелесок, Флоримон остановил лошадь. Ортанс растолкала девочку.

– Рене, сестричка, ось колеса соскочила. Пока наш братец занят починкой, не хочешь ли размяться и собрать немного каштанов? Давай, милая, ты же любишь жареные каштаны.

– А корзина? Мы же не взяли корзину?

– Ах, какие пустяки, собирай их в свой фартук. Пойдём, вон там неподалёку славная каштановая роща.

Ортанс уводила девочку дальше и дальше от дороги пока повозка не скрылась из глаз.

– Нет, эти слишком мелкие, – говорила она. – Поищи лучше у того дерева.

Рене старательно собирала каштаны, и вскоре фартук наполнился до отказу, девочка с трудом придерживала эдакую тяжесть.

– Ортанс, помоги мне, пожалуй, тесёмки фартука лопнут и весь мой труд пропадёт даром, – крикнула она.

Но ей никто не ответил. Старшая сестра, что давно уже скрылась за деревьями, со всех ног мчалась к повозке. Поджидавший её Флоримон, хлестнул лошадь, и седоки помчались в город, оставив за собой, лишь облако пыли.

Рене беспомощно озиралась. Вот беда, наверное, она ушла слишком далеко и заблудилась. Должно быть, брат и сестра давно её ищут. Девочка кружила между деревьев и вскоре окончательно запуталась. Тяжёлый фартук мешал идти, а бросить каштаны жалко. И Рене согнувшись, пробиралась по лесной тропинке, и во весь голос звала сестру и брата. Бедняжка совсем выбилась из сил и наконец, решила бросить свою ношу. Теперь, налегке, она пыталась бежать, как ей казалось, в сторону дороги, но на самом деле кружила на одном месте.

А Ортанс и Флоримон чудесно добрались до города и мигом спустили все деньги на лакомства и развлечения. На обратном пути, эта славная парочка нарочно сделала крюк, что бы ненароком не попасть на глаза оставленному в перелеске ребёнку