Панадора

Я так оторопел, что даже перестал бояться.

– Курьер. Но хочу стать журналистом.

– Хм. Журналист. Значит, журналист. Если хочешь знать правду. Ты получишь её.

Зажигалка в руках незнакомца освещала зловещую маску с жёлтыми глазами. Я пытался рассмотреть его одежду, чёрный то ли волчий, то ли медвежий тулуп с хвостом вокруг талии, но света не хватало. Фигура высокая, крупная. Судя по голосу, мужчина, явно за сорок, а может, даже за пятьдесят. Движения рук и тела плавные и уверенные. Он точно знает что делает – и всё держит под контролем.

Вдруг что-то щёлкнуло, и наступила полная темнота. Это незнакомец захлопнул зажигалку.

– Я вижу, что. Не боишься ты. Меня.

Незнакомец говорил всё такими же рублеными фразами, нарезанными как попало. Голос был грубый, словно из железной трубы, из утробы.

Мне не было страшно. Мне было интересно.

– Я хочу рассказать людям. Правду, но. Они не верят мне, поэтому. Ты приведёшь доказательства. Я предоставлю. Их тебе.

Он замолчал. Я слышал только стук своего сердца и шум пустоты. Говорят, в космосе можно сойти с ума от тишины. В те секунды я начал понимать, что это правда. Я знал, что незнакомец в страшной маске стоит рядом, смотрит на меня сквозь тьму, и от этого было невыносимо. Чувства смешались. И запах пластмассы вперемешку с мятой и табаком стал отчётливым, ясным, ощущался на губах, языке.

Я хотел уже было что-то спросить и даже разжал губы, но незнакомец продолжил:

– Люди хотят. Знать правду, но. Не могут. Понимаешь? Им нужны. Доказательства, начнём. С простого, твой телефон в. Заднем правом кармане. Ты получишь. Сообщение вскорости. Ты не просто курьер. Не просто журналист. Ты проводник.

Последние фразы были произнесены чётко, без странного разделения, как будто другим голосом.

Внутри что-то дрогнуло. Я быстро залез в карман джинсов и нащупал телефон. Как так? Я же проверял карманы там, в лесу, и телефона не было… Мистика. Гипноз? Фокус? Я, как человек, не верящий в потустороннее, был удивлён и озадачен. Меня снова начал затапливать страх.

Я вытащил телефон, тапнул два раза по экрану, и он засветился. Волк пропал. Я включил фонарик и посветил вокруг. Пустая просторная комната с высоким потолком. Бревенчатые стены покрашены в коричневый. Одна стена сплошь занавешена плотными тёмно-вишнёвыми шторами от потолка до пола, за ними окно. Оказалось, я стою как раз рядом с ним. Я отодвинул штору и увидел непроглядную темноту. Чёрный лес колет верхушками такое же чёрное небо. Жуть. Я вдруг вспомнил, что мне ещё нужно проделать обратный путь через этот лес – домой, в город. Тут же пронеслась малодушная мысль: а может, остаться тут до утра? Что страшнее – провести ночь в странном доме непонятно с кем или выйти в жуткий чёрный лес? От страха меня начало подташнивать. Я поскорее задёрнул штору.

Нет, надо валить отсюда. Я посветил под ноги. Тёмный пол местами подёрнут инеем, и на нём проступают нечёткие следы. Я всмотрелся – и сердце сразу закололо. Это мои следы, только мои. Никаких следов Волка, никаких доказательств его присутствия. Только пустота. Я хотел найти логическое объяснение, но ничего, кроме мыслей о галлюцинациях или розыгрыше, не приходило в голову.

Спина вспотела, по телу побежали мурашки. «Это ловушка. Просто вернись в город, выкинь этот чёртов телефон и забудь про сумасшедшего». Быстрей, быстрей убраться отсюда. Я шагнул в дверной проём и вышел в коридор. Коридор?.. Откуда тут коридор? Я постарался припомнить в деталях, как попал внутрь: вот я поднимаю ногу, чтобы перешагнуть порог, задеваю его носком кроссовки и лечу внутрь, едва успевая переставлять ноги, останавливаюсь, человек в маске что-то говорит и щёлкает зажигалкой. Мы в комнате. Никаких коридоров. Или у меня снова провал?

Держа телефон перед собой в вытянутой руке и прокладывая им путь сквозь тьму, как крестом сквозь нечисть, я шёл по длинному узкому коридору. Очень хотелось побежать, рвануть отсюда во всю мочь, но я не мог: ужас превратил мои ноги в две варёные макаронины. Наконец впереди я различил слабый серый просвет, и меня стало отпускать. Я начал переставлять свои макаронины шустрее. Ещё один проём – и я снаружи. Вдохнув свежего воздуха, я наконец побежал.

Свет от фонарика в телефоне расталкивал тьму и подсвечивал тропу. К ночи ощутимо подморозило, вода поверх наледи замёрзла. Однако лёгкий морозец не смог одолеть рыхлый снег по сторонам от тропинки. Ноги то и дело соскальзывали с притоптанной тропы. Не знаю, каким чудом я не оставил кроссовки в снегу: несколько раз я проваливался довольно глубоко, и приходилось приложить немало усилий, чтобы выдрать ноги из сугробов. К тому времени, как стали мелькать серые просветы между деревьями, я совершенно выбился из сил и до края леса добрался уже чуть ли не ползком.

Сердце билось как бешеное, во рту стоял металлический привкус, колени подгибались. Если я сейчас не передохну, то просто умру здесь, вот на этом месте. Я присел на корточки прямо на тропе и обхватил голову руками, и что-то больно треснуло меня углом. Телефон. Как я не выпустил его из рук в этой гонке по лесу? Я напрочь забыл про него, хотя фонарик всё это время освещал мне путь.

Посидев минут пять, я ощутил, как начинают леденеть ступни в промокших кроссах. Я встал во весь рост и переступил с ноги на ногу. Внутри вроде не хлюпает, просто кожзам промок. В рюкзаке у меня сухие носки. Теперь, пожалуй, придётся таскать с собой запасную обувь. На такие вот всякие случаи.

Положив рюкзак на чистый снег и водрузив сверху телефон, я развязал шнурки, поднял левую ногу и, балансируя на правой, стащил кроссовку и мокрый носок и надел сухой. Затем то же самое проделал с другой ногой. Теперь можно спокойно и уверенно идти дальше. Но сначала надо понять, в какую сторону.

Я запустил навигатор, и он показал точку, где я сейчас нахожусь. Оказалось, я сбился с нужной тропинки и бежал от дома в лесу другим путём, не тем, которым пришёл туда. С того места, где я сидел сейчас, не было видно городских огней, и мне не верилось, что я в Москве, в Царицыне. Навигатор построил маршрут до ближайшей станции метро – «Орехово». Почти полкилометра топать. Но не сидеть же тут до утра?

Сделав несколько десятков шагов, я услышал характерный треск тонкого ледка и понял, что наступил в лужу. Вода быстро пробралась в кроссовки. Я пригляделся: это русло небольшого ручейка… Но делать нечего, нужно его перейти. Ещё шаг – и я ухнул в воду по колено. Громко и матерно проклиная судьбу, заказ и всё на свете, я пошлёпал через ручей. Он оказался не шире метра, и я перешёл его за секунды, но за эти секунды успел пообещать неизвестно кому прямо сейчас добраться до вокзала и уехать домой, в Вологду, на первом же поезде.

Через полтора часа я был дома. Сил не было ни на что, даже на душ. Есть не хотелось. Я налил в кружку тёплой воды из фильтра и напился. В комнате было нестерпимо жарко. Единственная форточка была раскрыта настежь, но это не спасало от жары. Я подошёл к окну и прислонился лбом к прохладному стеклу, обклеенному газетами. Их налепил ещё прошлый квартирант, а я не стал сдирать. Они пожелтели, и от этого в комнату проникало меньше света от солнца днём и от фонарей ночью. Занавесок я до сих пор не завел. В одном месте в проплешине среди газет я когда-то приклеил лист А4 со своими старыми записями, чтобы не оставить шансов полуденному солнцу. В ясные дни к обеду оно вовсю сияло над Битцевским парком и проникало прямо в моё окно, слепило и мешало думать.

Я отстранился от стекла и нашёл глазами четверостишие, выведенное на листе синими чернилами:

А вечер томно заходил,
Он море лаской бередил.
Жемчужина в моей руке
Лежала словно налегке.

Я прочёл эти строки вслух, и это подействовало на меня умиротворяюще, нервное напряжение, весь вечер державшее меня железной хваткой, ушло. Сняв наконец промокшие джинсы и футболку, я упал на кровать. И тут же провалился. Матрас выбил тонкие ламели из гнёзд, все до единой, и оказался на полу, и я рухнул вместе с ним. Сегодня я первый раз должен был спать на новой кровати. Её привезли два дня назад, я собрал её сегодня утром. Я долго думал, купить кровать или продолжать спать на надувном матрасе. За ночь он сдувался наполовину, и от него отвратно пахло жжёной резиной. Я даже купил клеёнку и обклеил матрас, но из-за этого простыня скользила, и мне приходилось балансировать, чтобы не кататься вместе с ней по матрасу.

Вообще-то в комнате стоял диван и даже имелся тонкий матрасик. Но они были такие жёсткие и комковатые, что казалось, будто в них наложили щебня и кирпичей. Матрасик я сложил и засунул за шкаф, а на диване раскладывал одежду, заряжал телефон, хранил различные вещи – только для этого он и годился. Пришлось купить небольшой надувной матрас, чтобы было на чём спать.

В итоге после нескольких месяцев мучений на надувном матрасе я решил купить кровать. Подбил доходы с расходами, закупил перловки и «Доширака» и месяц откладывал чаевые. И вот на тебе – новая кровать…

Завтра придётся сходить на Пражский рынок, купить досок и сделать всё по-хорошему.

Спать хотелось дико, нестерпимо. Я даже не пытался подняться, остался лежать так, как провалился. Помню только, что телефон на тумбочке мигнул разок – видимо, уведомление. А дальше провал.

Проснулся я от шума. За дверью раздавался скрип и стук. Наверное, соседи вернулись. Супермаркет в Чертанове, в котором Таня работала кассиром, а Володя охранником, закрывался в десять, они приезжали обычно к двенадцати с полными сумками еды и до двух ночи шумели, готовили, жарили мясо или варили пельмени, громко разговаривали.

Я открыл глаза и некоторое время пытался понять, где я. Вверху было светлое пятно, а по бокам словно стенки ящика. Тут я вспомнил, что матрас провалился на пол, и наконец улыбнулся.

Глава 2. Неожиданная удача

Утром я с трудом поднялся из усыпальницы, в которую превратилась сломанная кровать. Голова гудела словно от похмелья. Я вспомнил вчерашний вечер, встречу с Волком, и мне вдруг стало тоскливо. Не страшно, а именно тоскливо. Как в тот день, когда хоронили мою любимую бабушку Нюру, у которой мы с двоюродным братом гостили каждое лето. Вот я тяну руку к пирожкам и получаю подзатыльник от дяди: «Ты куда лапы тянешь? Жди, когда все сядут и поминать начнут!» Мне так и не удалось попробовать тех пирожков. Они стояли на другом конце стола. Когда я попросил маму подать мне один, они уже закончились. Я так расстроился, словно вместе с этими пирожками упустил что-то важное в своей жизни. С того дня прошло много лет, но эти поминки и пирожки вспоминаются мне каждый раз, когда накатывает вот такая тоска.

Кое-как я выбрался из кровати. На столе возле фильтра стояла дежурная кружка, на дне оставалась вода, и я с жадностью выпил её. Поставил кружку и увидел на столе листок со стихотворением – тот самый, которым я заклеил дыру между газетами. Странно. Вчера он висел на окне.

Я подошёл к двери и проверил: заперта, ключ торчит из замка с моей стороны. Значит, лист сорвал я… А какие могут быть ещё варианты? Ведь не Волк же выследил меня, дождался ночи, зашёл в комнату и совершил этот гнусный поступок? Я решил пойти на кухню и зажевать чем-нибудь тревожные мысли. Но сначала надо проверить телефон. Было утро, часы показывали семь пятнадцать. В курьерском приложении висел заказ на девять утра на станции «Полянка». От дома до неё мне добираться минут сорок пять, так что есть время позавтракать.

Я осторожно повернул ключ и вышел в коридор. В ванной кто-то был – то ли Володя, то ли Таня. В кухне на плитке стояла маленькая кастрюлька с варёными яйцами. Большая трёхконфорочная плита со странным названием «Лысьва» не работала, и мы пользовались старой одноконфорочной плиткой с открытой металлической спиралью. Эту плитку притащил откуда-то хозяин, не иначе как с помойки. Но у неё был несомненный плюс: раскалялась она моментально. Спираль излучала красное сияние, и если выключить свет, то можно было смотреть на неё вместо еды, что я частенько и делал. Как говорится, не хлеб – так хоть зрелище.

У каждого был свой холодильник: у соседей большой двухкамерный «Стинол», а у меня маленький «Саратов-2». Каждый раз, открывая его ручку-рычаг, я представлял, что залезаю к отцу в «газончик».

Я потянул ручку на себя, открыл дверцу и ужаснулся: яиц не было. Я готов был поклясться, что только вчера их было штук восемь. Теперь же лишь одинокая головка чеснока сиротливо лежала на нижней решётке.

В кухню зашла Таня – высокая женщина лет тридцати трёх. Лицо обычное, не сказать, что красивое, но и не кондовое. Она обернула большое красное полотенце вокруг тела.

– Ну ты совсем стыд потерял. В трусах припёрся на кухню…

Я посмотрел вниз и с удивлением увидел, что на мне действительно одни трусы. Неужели я забыл надеть футболку и шорты перед выходом «в свет»? Проклятый Волк затуманил разум, мысли о нём не давали покоя.

– Извини. Я искал свои яйца.

– Так вон они варятся, я позаимствовала. Вечером верну. А то ближайший магазин открывается в девять…

Я молча попятился, не сводя взгляда с серых глаз Тани. Они с мужем всю ночь ели и не наелись, шумели, не давали спать, а теперь у них хватило наглости забрать мои последние яйца. Я был уверен, что если открыть их холодильник, то там будет полна коробочка. Впрочем, сделать это было не так просто: каждый раз они «запирали» холодильник на новую полоску скотча. Видимо, боялись, что я их объем.

Володя любит есть на завтрак сваренные вкрутую яйца. Именно поэтому Таня взяла мои и сварила, причём все до единого. Перед тем как выйти из кухни, я бросил прощальный взгляд на кастрюльку и проглотил слюну.