Фон-Визин

Павел Левашев.

В Москве, февраля 11-го дня 1773 года.

P. S. Ведая, сколько вам приятно слышать, что вся фамилия ваша здесь в добром здравии находится, также и то, что его сиятельство, граф Петр Иванович, ныне начинает чувствовать большое облегчение ох своей подагры, и уже несколько дней, что с постели вставать начал, – о чем я вам, чрез сие, нарочно и сообщить не преминул.

У нас здесь пожары не редки, и третьего дня у главной здешней аптеки весь верх сгорел; однакож, как сказывают, что причиненный тем вред не чрезвычайно велик. В самое то время, как оная аптека горела, то есть в самую полночь, был здесь, в соседстве у меня, в Воронцовом доме маскарад, и некто, пришед туда, сказал им, что оный дон горит! От чего многие не только безмерно перепугались, но и бежавши вон из покоев, друг друга давили; но я благодарю Бога, что там не был, и такого печального зрелища сам не видал, а только что слышал от тех, которые там были и насилу свои бока от толчков спасли! Вчера был день заговения, которым все здешние веселости кончились. Присем я одно приметить мог, что хотя в последние дни масляницы и весьма иного народу было на улицах как пеших, так и в санях катающихся, однакож не видал я ни толикого пьянства в народе, ни драк, как то на пред – сего здесь таковые дни случалось.

Стокгольм, июня 3-го дня 1771 года

Милостивый Государь мой Денис Иванович.

Настоящие мои суеты и недосуги, по случаю воспоследовавшего вчера отворение здешнего сейма, а не иное что причиною тому, что до сих пор умедлил моим должным благодарением за дружеское вашего высокоблагородия, письмо, которым 10-го числа мая, при отправлении сюда Ивана Федоровича Мамонова, меня почтить соизволили. Извольте, милостивый друг мой, быть уверены, что всячески буду стараться в самом действии заслужить себе продолжение вашей дружеской доверенности, бденным попечением о благополучии Ивана Федоровича; а напротив того, покорно прошу ваше высокоблагородие пожаловать удостоить своего милостивого покровительства подателя сего, господина Витарута, консула нашего в Бордо. Он просил меня, чтоб вашим дружеским предстательством доставить ему доступ к его сиятельству, нашему общему милостивцу, графу Никите Ивановичу, и исходатайствовать его высокое покровительство, на некоторые, для пользы и распространение нашего во Франции торга, предложения; особливо же он хочет доставить там поход на наше железо.

Всякое оказуемое оному консулу благодеяние, не инако, как усугубит то известное почтение и дружескую преданность, с коими неотменно пребываю,

вашего высокоблагородия,

милостивого государя моего,

всепокорный слуга

А. Стахиев.

В Стокгольме, сентября 16-го дня 1771 года.

Милостивый мой друг Денис Иванович.

Канцелярии Советник, господин Сакен, прежде своего в чужие краи отъезда, предъявя мне, что отправленные тогда от меня вафельные формы, для его императорского высочества, государя цесаревича, не таковы были, как желалось, и потому приказал, чтоб постарался я достать другие полированные; почему я и заказал оные на лучшем здешнем заводе, но по несчастию не прежде, как на сих днях получил, и пользуясь возвращением отсюда в С.-Петербург нашего торгового гальота, именуемого Св. Иерусалим, в прошлую субботу, две такие вафельные формы отправил с шкипером Фомою Михайловым, в одном ящике, под адресом его сиятельства графа Никиты Ивановича. О чем, чрез сие покорно прошу ваше высокоблагородие пожаловать, при поднесении моего наиглубочайшего респекта его высокографскому сиятельству, доложить, и по благополучном прибытии в С.-Петербург, постараться оный ящик из таможни выручить и его высокографскому сиятельству доставить. Я сердечно сожалею, что и оные формы не многим получше прежних, хотя я ничего не щадил, чтоб они совершенно по желанию сделаны были.

Иван Федорович, слава Богу, здоров, и подносит вам свое почтение; а я неотменно с искреннею преданностию пребываю,

вашего высокоблагородия,

всепокорный слуга,

А. Стахиев.

Из Стокгольма, апреля 26-го дня 1773 года.

Милостивый Государь мой Денис Иванович.

При поднесении должного благодарения, за дружеское вашего высокоблагородия последнее письмо, от 28-го числа прошедшего марта, не могу пред вами, яко ближним свойственником его высокородия Николая Федоровича Дурасова, в молчании оставить несправедливое его на меня нападение и напрасное обнесение, якобы я причиною был заблуждения находящегося здесь сына его Александра Николаевича. Моя в том невинность будучи совершенно известна; я сожалею точию, что Николай Федорович, может быть, легко поверил наговорам моих неприятелей. Я могу, по совести сказать, что Александр Николаевич от меня никогда иных советов не слыхал, как такие, которые я моим кровным детям и пред всем светом давать готов; но видя, что оные ему неприятны, я уже более года на его непорядочное поведение издали, с сожалением смотрю, и не вижусь с ним инако, как в канцелярии, наипаче с той поры, как его сиятельство, граф Иван Андреевич, первые от его родителя на него жалобы получил. Я из оных приметил намекаемый на меня подыск. Александр Николаевич, с самого своего сюда приезда, весьма редко в дом мой жаловал, а с некоторого времени и совсем от того отстал. Теперь же я и сам приглашать никогда не буду, для закрытия себя от дальнейших нападков со стороны его родителя. Впрочем, я могу сослаться на свидетельство, как Ивана Федоровича, так и Якова Афанасьевича, что я Александру Николаевичу, в беспутных его поступках, никогда не потакал, колико то по должности своей мне прилично было, и если бы он моих благонамеренных советов слушался, то бы, конечно, и у графа Ивана Андреевича, и у родителя своего в любви был. Природное ваше правосудие ласкает меня надеждою, что вы, по дружбе своей ко мне, Николая Федоровича из своего предрассуждение выведете, чем меня премного обяжете, в усугубите во мне сентименты совершенного почтение и преданности, с коими навсегда пре бываю.

Вашего высокоблагородия, покорнейший слуга

А. Стахиев.

ПИСЬМА ФОНВИЗИНА К ГРАФУ ПЕТРУ ИВАНОВИЧУ ПАНИНУ

Сиятельнейший Граф

Милостивый Государь!

Принося нижайшее благодарение за милостивое письмо вашего сиятельства, от 4-го июня, имею честь донести, что приложенное письмо к графу Шелю, из Второй Армии пересланное, отдал я ему верно. Он и графиня препоручили мне изъявить свое истинное почтение и благодарность, за уверение вашего сиятельства о вашем к ним дружестве.

Приложенную при сем реляцию посла г. Сальдерна не мог я ранее окончить, сколь ни велико было мое усердие. Причиною тому, множество стекшихся вдруг дел, касающихся до моей должности, препорученной мне от моего милостивого шефа. Из Петергофа, куда завтра отъезжаем, не премину я, милостивый государь, служить вашему сиятельству, обстоятельнейшим уведомлением о делах, достойных любопытства вашего.

Реляция посла г. Сальдерна содержит в себе все то, что может подать совершенную идею о настоящей положении Польских дел. Мне остается прибавить токмо то, о чем г. посол писал уже после сей переведенной мною реляции.

В Литве Конфедераты умножаются, гетман граф Огинский стал в подозрении, но благоразумным учреждением посла все оное смятение прекратится в своем начале, Граф Бровицкий имел уже удачную сшибку с Конфедератамн.

Вследствие декларации, которой экземпляр имел я честь послать к вашему сиятельству, Его Польское Величество отправил знатную депутацию в нашему послу, с изъявлением благодарности своей за все содержание оной декларации. Король созвал потом знатнейших особ, для советование с ними о успокоении Польши. Один примас, человек всем бытием своим России одолженный, один он явился неблагодарным в нежелавшим блага своему отечеству, воспротивясь нашим видам о примирении Польши, и коварствуя самым бесчестным образом! Я думаю, однакож, что хитрости его уступят благоразумию, осторожности и силе г. Сальдерна.

С истинным высокопочитанием и совершенною преданностию во всю жизнь мою

пребуду, и проч.

В С.-Петербурге, 18-го Июня 1771.

Сиятельнейший Граф

Милостивый Государь!

На сих днях, ее императорское величество опробовать изволила приложенное при сем мнение его сиятельства графа Никиты Ивановича. Оно подаст вам, м. г., прямое сведение о настоящем положении дел наших. Мне остается только донести вам, что в Крым назначен Евдоким Алексеевич Щербинин, и пожалован генерал-поручиком; а Г-н Веселицкий, назначенный резидовать министром от нас в Крыму, произведен в статские советники.

Граф Сольмс сообщил здешнему Двору королевскую депешу, с которой перевод мой приложить здесь честь инею. Я почел бы за особливое счастие узнать о ее содержании мнение вашего сиятельства.

Для любопытства вашего, прилагаю здесь вопии с рескриптов к графу Петру Алекс. и к гр. Гр. Г.; также и последнюю реляцию к. Bac. Михайловича.

Александр Ильич не привял еще команды от г. Веймарна, но, чаятельно, скоро вступить в дело звание своего; ибо г. Веймарн здесь уже ожидается. Посол ваш весьма жалуется на худую дисциплину находящихся в Польше войск. Недавно при атаке местечка Тиник, близ Кракова, наша пехота легла на землю и не пошла к своей должности. На будущей почте, как о сем, так и о прочих Польских делах, не премину донести обстоятельно.

Препоручая себя в непременную милость вашу, с глубочайшим почтением и совершенного преданностию во всю жизнь мою пребуду.

В С.-Петербурге, 1-го ноября 1771.

Сиятельнейший Граф

Милостивый Государь!

Третьего дня прибыл сюда генерал-майор Ступишин, с известием, о продолжении успехов оружия нашего. Я имею честь приложить здесь и вопию с реляций, им привезенных, и печатные листочки, коими публике объявлено о сих радостных происшествиях. Следующие здесь в переводе два письма, с приложением от князя Дмитрия Михайловича, суть те важные пиесы, которые мною обещаны вашему сиятельству, и которые доказывают, что Венский Двор, хотя в существе сохраняет к нам свое недоброжелательство, но, по крайней мере, переменяет свой гордый тон на ласковое преклонение нас к тем мирным кондициям, кои он нам предписать желает.

Ответ наш Прусскому королю еще не изготовлен. Ваше сиятельство, конечно, оный получить от меня изволите, как скоро только тем вам услужить найдусь я в состоянии.

За милостивое письмо вашего сиятельства, от 3-го сего месяца, приношу нижайшее благодарение. Господин Боур нашелся дюпомьграфа Петра Александровича. Вы, милостивый государь, изволили, может быть, приметить, что он посылаем был осмотреть противный берег, и что он нашел на нем неудобства. Видно, что после сего ответа, граф Петр Александрович не открыл ему своего расположения, и отправя его от себя, не ему, но господину Веймарну приуготовил почесть победителя. Господин Боур сюда еще не бывал, но, заехав в пожалованные ему прошлого года деревни, живет еще тамо. Я уверен, что его сиятельство, граф Никита Иванович, в первом письме своем к вам, милостивый государь, напишет об оном пространнее. Теперь же молчание его происходит от известных вам причин. Непрестанные труды по званию его в толь критических обстоятельствах Отечества, возведшего его на толь высокую степень, составляют теперь всеминутное его упражнение.

В С.-Петербурге, 11-го Ноября 1771.

Сиятельнейший Граф