Фон-Визин

Le 13 Fev, 1772.

Гага. 1771 1 (12) Июня.

Государь мой Денис Иванович.

Скажи, пожалуй, что ты об моем письме с нынешним штафетом думаешь? Время, конечно, у тебя мало ко мне писать: скажи что-нибудь жене, которая в генеральных терминах может меня уведомить.

Шляпы и шапки довольно, чаю, тебя упражняют, и я на тебя не буду пенять, хотя и очень редко будешь писать.

Дней через несколько, поеду к Боням; оттуда буду к вам писать; а я есмь и буду верный ваш слуга

Степан Зиновьев.

P. S. Помни свое обещание, жену мою не оставь.

La Haye. 1771 16 (27) Декабря,

Государь мой Денис Иванович.

Представь себе, друг мой, все мое состояние: живу и странствую, не знавши своей судьбы. Пожалуй, доложи графу Н. И., чтоб приказал отписать Борхенсу en termes un peu forts. Конечно, не иного догадки надобно, чтоб узнать, сколь мало Борхенсу хочется иметь себе главного в своем месте. Барон Стакельберг может вам подать совет, как сыскать хорошую дорогу: он довольно знает оную землю et en m?me tems а des liaisons assez еtroites dans les pays. Здесь я начать ничего не могу. Вы видели из первого моего письма к графу Н. И., из Гага, какое мне сделал описание к. Голицын о здешнем министре, чему я должен слепо верить, как человеку такому, который здесь довольно живет. В нынешний приезд, хотя со всеми познакомился, но не было довольно времени узнать характеры. И так, хотя б я нашел и не совсем праведное описание к. Г., не буду сметь начать ничего. Рассудите, ведь в случае неудачи вся вина упадет на меня, и по справедливости некоторым образом.

Предложите графу, не рассудит ли поручить Пушкину в Лондоне, чтоб там начал с находящимся там человеком… и ежели б нужда была, я б и сам поскакал в Лондон.

Я написал месяц назад, чтоб поменьше мне комплементов писал, а старался б о скорейшем начатии дела. Думаю в конце Генваря получить от него ответ.

Прощай, друг мой! Оставляю на твое попечение придумать все, что можешь об моем деле. Прошу верить, что я есмь и буду

ваш верный слуга

В. Зиновьев.

Приложенное письмо к жене прошу отдать.

La Haye. 1772 9 (20) Janvier.

Государь мой Денис Иванович,

По сей почте только успеваю вас уведомить и благодарить за письмо, и притом сказать, что письмо в князю Голяцыну еще не успели разобрать. На будущей почте пространно буду писать к его сиятельству о всем, что предпринято будет иною с князем Голицыным. Давно б я здесь что-нибудь начал, если б Голицын в ином был положении с нужным здесь для меня человеком. Прощай, друг мой! Не упущу обо всем тебя уведомить.

Искренний ваш и верный слуга

В. Зиновьев.

P. S. Пожалуй, отдай письмо к жене и успокой ее; скажи, что все пойдет хорошо.

Paris. 1772 24 Oct.

От жены я, друг мой, давно писем не получал: звать, что в дороге она; и я свои письма уже давно адресую к Долгорукову, в Берлин. Не знаю, все ли она дела свои окончила, а из главных теперь то, чтоб коллегия прислала мне прежнее заслуженное жалованье, которого, по моему счету, наберется около четырех тысяч, которые мне конечно и выданы будут по курсу Петербургскому. Что ж касается до нынешнего моего жалованья, которого будет в конце марта пять тысяч рублей, надеюсь на твою истинную дружбу, что ты постараешься во мне переслать; да и затруднение в оном, не думаю, чтоб министерство сделало: потоку что я уже, будет полгода, как назначен в Гишпанию министром. Все оные деньги мне непременно надобно до выезда моего из Парижа, то есть не позже конца марта. Мне хочется выехать отсюда в начале апреля, чтоб, не захватя жаров, добраться до Мадрита. Здесь все заказал сделать, и в великих хлопотах буду ежели деньги не пришлют, Одним словом, нельзя будет выехать из Парижа, и не буду звать, что делать. По сю пору еще нигде худого слова не нажил. Помоги, друг мой, чтоб порядочно до дома добраться. Ни мало не сомневаюсь, чтоб ты все возможное для меня не сделал: Бог меня накажет, ежели я тебе буду не доверять! Завод первых годов будет мне труден, а в прочем десятью тысячами, право, можно везде честно жить.

Брата твоего дожидаюсь, желая, чтоб он не знал, где я проехал в Лондон; пусть его погуляет и город и весь остров узнает. Почтенный А. Пушкин его так, конечно, не оставит. Клянусь тебе Богом, что я очень был бы рад, хотя б все наши русские министры так благопристойно вели и порядочно, как Алексей Семенович, и конечно не постыдится русским, который того стоит. En vеritе mon aimable ami j'ai еtе souvent outrе contre quelques uns, mais tout est passе, n'en parlons plus.

Ради Бога, уведомь меня, не умедля, ежели кто назначится сюда министром. Он из тех будет министров, с которым я нужду иметь буду всех больше переписываться. Желаю оное место получить хорошему человеку; а место, право, не на шутку, по многим обстоятельствам. Не назначите ль Хотинского? Он уже несколько лет поверенный в делах, и по старшинству может случиться. Указ, помнится, есть сенатский, что прослуживших по семи лет в одном чину должно производить в следующий.

Я с тобой, друг мой, часто буду шутить, ибо и все то говорим, что на душе; но при том сору из избы прошу не выносить. Ведь нам свет не переделать: как же было, так будет всегда. Отпиши, не надобно ль тебе что прислать отсюда; брат бы твой тебе и привез, или б на первых кораблях прислал. Карл здесь, как тебе известно, и я часто с ним вместе, и очень мы с ним ладим. Сестра его княгиня, я чаю, в Петербурге? Пожалуй, кланяйся от меня: я ее чрезвычайно почитаю.

В. Зиновьев.

Арангуез. 1773, 9 июня (29 мая),

Письмо твое, друг мой, от 22-го Апреля, получил. Благодарствую за поздравления. Я уже получил из Голландии превеликой лист всем пожалованным. Жалею, что не досталось генералы предостойному и прелюбезному человеку, в, H. B. Репнину.

Щепотьев хотя тебя, друг мой, и уверяет, что деньги ко мне послал чрез Ольдекопа, но боюсь, не солгал ли: я еще никакого известия из Амстердама не имею. Вы, я чаю, видели из прежних моих писем, сколько я поспешал в Мадрид. Я не знаю, как я по сию пору исправляюсь деньгами. Надеюсь на твое дружеское старание, о пересылке жалованья моего.

Господин Рикман вел себя во всю бытность здесь, как человеку ученому должно; весь корпус дипломатический похвалял ум его чрезмерно, и этот добрый человек для того теперь просится, что прибытие г. Крока lui fait une avanie. Я хотя очень жалею, что со мной он не будет, но первый ему советую проситься. Не мудрено, что его любочестие в оном терпит. Многие из министров меня спрашивали, не прослужился ль он в чем. – И так я, друг мой, прошу вас чтоб старались г. Рикмана отсюда отозвать, и сделать его состояние еще лучшим: истинно достоин он очень. Adieu mon tr?s cher ami, je suis еternellement ? vous.

B. Зиновьев.

P. S. Верю, что на Рикманово место пришлешь ко мне человека хорошего: выбору твоему верю, и буду доволен.

Мадрид, 1773 12 Июня.

Давно я к тебе не писал, мой любезный друг. Приехав сюда, довольно мне было сует; теперь начинаю понемножку обживаться, но еще долго будет, чтоб совсем завестись домом, как должно. Надеюсь, что хотя чрез месяц пришлют мое жалованье. Все авансы, которые надобно делать для загородных домов, меня разоряют. Хотя знаю, что заплатят, но надобно много чистых денег из кармана вынимать.

Жары начинаем здесь чувствовать дней с пять прежестокие; истинно не втерпеж, как бы кто ни любил солнца. Начинаю не дивиться, что народ здесь ленив: нельзя инако быть.

Нарышкин у вас скоро будет и с славным Дидеротом. Я к тебе, братец, буду пересылать Нарышкина письма. Прощай! целую тебя.

В. Зиновьев.

Il faut que je vous aime bien mon cher ami pour vous еcrire dans ce moment; il fait une chaleur ici qui n'est comparable ? rien, je sue ? grosses go?tes et malheureusement je suis obligе d'?tre par voie et par chemins parceque je fais mes visites. Je ne peus rien vous dire d'agrеable si non que je vous aime de tout mon cCur et que j'ose croire que je n'ai pas afiaire ? un ingrat. Adieu mon cher ami, mes compliments ? Аркад. Иван. M. et au P. Юсупов.

1773. 14 (25) Ao?t

Письмо ваше, друг мой, от 1 (12) июля, я получил. Об Щепотьеве я был уже предупрежден, как вы и видите из моих писем; во скорбеть до тех пор буду, пока не приведу дела свои в порядок, то есть расплачусь с долгом. На жену я свою не сержусь, пожалею об ней, что она весь век свой будет ребенок, и никогда у ней ничего основательного не будет. Я, братец, больше ее знаю, и должен призваться, что она оный характер имеет: на то имею многие доказательства. Я чувствую я уверен в вашу дружбу, и в сожаление обо мне. Такое поведение друзей моих со мной истинно, любезный друг мой, мне драгоценнее всех имений и сокровищ!

Об дураке Щепотьеве жалею так, как о человеке, который больше сделал, думаю, себе несчастие, нежели тем, которых обокрал. Не стану я тебе больше об нем говорить, и ничего расспрашивать.

Спасибо, друг мой, что сам письмо отдал к. Г. Г. Орлову; утешаешь меня весьма, что он по старому ко мне.

Дом я свой продать непременно должен, и прошу тебя усердно стараться оное исполнить наискорее.

Надеюсь, по вашему обещанию, скоро получить жалованье, не для моего только житья, но для больших издержек чрезвычайных, которые должно здесь делать: наем домов в загородных местах, перевозка со всем домом истинно стоят много; и все притом чистыми деньгами платить должно. Я уже на эти расходы издержал около 709 рублей на наши деньги.

Уверен, что мне заплатят, как и всегда плачивали предместникам моим; но когда, Бог знает.

Счет в коллегию пошлю в исходе года. Ежели б не сыскал занять по осьми на сто, то истинно нельзя б было и следовать за королем.

Крок, думаю, просится прочь от меня: он говорят, что ему очень скучно я грустно здесь жить. Я думаю, что он для того и поехал только, чтоб чин выиграть. Я с ним обхожусь по-приятельски, и грех ему будет, ежели он и мною недоволен, но нечему тут дивиться: большая половина людей свете неблагодарных. Ежели Крока отзовут, то, думаю, Рикман останется с охотою: истинно достоин он, чтоб произвесть его секретарем и поощрить тем его к службе.