Ежели ж оба они отозвутся, то истинно всего б лучше желал Томару; я его знаю, я мы уживемся. Представь еще графу Н. И. об оном. Прощай, братец; будь здоров; а я истинно буду тебе благодарен по век.
Ваш верный слуга и друг
В. Зиновьев.
P. S. По любви, которую имею к отечеству своему, желалось бы мне очень, чтоб исполнялось по моим мыслям, которые сообщил я в последнем письме графу Н. И. Всякий день имею доказательства, которые меня укрепляют в моих мыслях.
Мадрид. 1774. 12-го февр.
По просьбе Ивана Ивановича Крока, посылаю на сей почте представление к графу Н. И. об отзыве брата его. Ему было желалось, чтоб я отправил брата его, не испрося дозволение у графа Н. И., но я в том отказал, как и по первому его письму. Желаю, чтоб по их желанию исполнилось, а мои мысли ты знаешь.
Дней через пять поеду в Аранхуэс. Жаль, что для загородных мыз время у вас еще дурно. Редко видал такую дурную весну и в Петербурге.
Стараюсь, чтоб жена выехала из Мадрида около начала июня по новому стилю. Дорога не ближняя, надобно стараться приехать в Россию прежде осени.
Ежели б я знал, что ты живешь домой, то я б тебе прислал вина шампанского; но, думаю, что живешь по-калмыцки, даром что знатный помещик. Отпиши, хочешь ли пить наше вино хорошее? Прощай, друг мой; целую тебя.
В. Зиновьев.
О Господине Бицо – ни слуху, ни духу.
Г. М. Д. И., Фон-Визину.
Милостивый государь мой Денис Иванович. Нельзя более моего я с искреннею благодарностью признавать тот обязательный знак неложной уже вашей ко мне дружбы, каковым вы, в последнем вашем письме, от 25-го Октября, почтить меня изволили. Если бы бывали вы в отдалении равном моему, толь долговременном, то бы лучше еще доверили, что я истинно наполнен теми к вам сентиментами сердечной благодарности, о которых, может быть, не вовсе без успеха, я вас уверять стараюсь. Сами бы сведали вы и испытали тогда, сколь утешно ласкаться вашею дружбою, а особенно милостивым мнением прелюбезного нашего шефа le plus aimable et le meilleur des hommes. Будьте же моим у него иногда предстателем: такой ваш труд неблагодарный, конечно, не останется. Можете вы считать то за самое верное, а для наибольшей надежности вашей прошу только меня в том изведывать. Из усердия моего усмотрите тогда более, нежели яз одних слов. Совершенное ваше по тому удостоверение оставляю я до того временя, а теперь только вас прошу доставить следующее при сем его сиятельству, когда он в С-Петербург прибыть изволит.
Желал бы я очень ведать, какое действие произведет со держание двух последних моих депешей, № 94-го и 95-го?
В прочем имею честь пребывать с совершенным почитанием
вашим,
милостивого государя,
покорно-послушнейшим слугою
А. Мусин-Пушкин.
Лондон, сего 25-го Ноября 1771.
Милостивый государь мой Денис Иванович.
Сколько бы ни было вам приятно продолжительно обязывать меня наичувствительнейшим и великодушным образом, то я, конечно, более еще нахожу себе утешение и отрады в тон соучастии, которое вы столь искренно и усердно, в тягостном положении моем, принимать изволите. Всеобязательное ваше, милостивый государь мой, письмо, от 28-го сентября, наиявственнейший подает мне о том опыт. Последовавшее от ваших старательств соглашение банкиров на высылку на меня нового векселя, дает мне такую отстрочку, от которой я могу, ежели не вовсе, то, по крайней мере, большею частию исправиться, если публичные дела хотя бы мало мне в том пособили, а особливо, когда надеюсь и от вас, милостивый государь, получать равномерные известия о происходящем. Беда та, то разглашаются оные из Варшавы обыкновенно дней пять прежде, нежели из С.-Петербурга сюда доходить могут. Наиприлежнейше просил я для того господина Стак…, хотя бы на мой счет, прислали ко мне первую о мире ведомость с нарочным и проворным курьером, как бы можно поспешнее. Он вам, конечно, знаком. Сугубо был бы я вам одолжен, если бы могли и вы дать ему знать о надобности (не изъясняя какой), чтоб был я здесь прежде, против моих в других местах товарищей, уведомлен о мире или, паче всякого чаяния, о новых разрывах и возобновленных переговорах.
Прося, в прочем, поднесть сие вложение милосердому, особливо мне, шефу нашему, прошу ни на час не сомневаться, чтоб все ваши обязательства не оставались на признательной и благодарном сердце моем на весь мой век, с тою всеусердною преданностию, с которою пребуду вам непоколебимо и отменно
вашим,
милостивого государя,
верно-покорнейшим слугою
А. Мусин-Пушкин.
Лондон, сего 26-го Октября 1772.
Милостивый государь мой Денис Иванович.
Упустил я, умышленно почти, ответствовать на обязательнейшее ваше письмо, от 18-го декабря, для того, что не имел я ничего другого на то довести, как о той чистейшей благодарности, которую вы уже сами измерять можете, по вашим наложенным на меня одолжениям. Сохраню оные на веки, ради собственного моего удовольствия. Можно вам на все сие полагаться вавервое, как на собственное ваше дело; частыми же повторениями о том утруждать вас отнюдь не буду и для того, что у вас, может быть, и без меня дел много, и премного, а теперь не могу оставить, чтоб при случае сем не оказать вам, милостивый государь, новой моей признательности за новое же ваше обязательство. Вчера получил я от господина Стакельберга письмо, которым меня уведомляет, что наставлен он от Деда отправить ко мне немедленно нарочного с известием о мире. Почитаю я одолжен сим за то не иному кому, как вашим трудам и прямо обязательным обо мне попечениям. Если подлинно курьер сей подоспеет сюда прежде всякого другого, то получу от следствий сего одного обстоятельства немалую тяжестным моим делам отраду и облегчение. Сокрушение мое доводит меня до отчаяния, когда либо выправиться, но ободряет меня надежда какого-либо незапного благополучного приключения, чему я вижу разные примеры. Желая вам оных, милостивый государь, всеусердно остаюсь навсегда непоколебимо, с отличным для вас почтением я с особенной преданностию,
вашим,
милостивый государь,
всепокорным и послушным слугою
А. Мусин-Пушкин.
Лондон, сего 5-го февраля 1773.
Милостивый Государь мой Денис Иванович.
Последнее обязательное письмо ваше, от 5-го Февраля, получил я с новым и тем приятнейшим для меня удовольствием, что содержит оное новые же и опыты вашей непременной во мне дружбы и того намерения, которым вы начатое благодарнейшее во мне признание довершить желаете.
Толь милостиво доставленным мне позволением отлучиться отсюда, воспользуюсь я после дня рождение короля Великобританского, когда Парламент и министры обыкновенно по деревням отсюда разъезжаются. На время же окредитование здесь титулярного советника Василья Лизакевича, не знаю выдавать ли ему то, что я за необходимо считаю, или сказать ему, чтоб вел он чрезвычайным своим на то время издержкам счеты. Могут оные показаться странными и потому, что надобно ему будет ездить тогда и к министрам, к во двору, и, следовательно, пристойным образом от настоящего отменнее и одеваться, содержать карету и лакея, и словом – вести себя здесь на таком основании, на каком теперь живут здесь Гишпанский и Португальский, также на время окредитованные секретари. К тому же надобно, милостивый государь, и исправный сюда перевод денег: тому уже около 9 месяцев, как живем мы здесь все без оных в долг (на кредит), который вчера получил себе новое повреждение от банкрутств кавалера Колбрука, которого считали одним из первейших здешних богачей. Ежегодно собиралось ему чистого доходу до 25 тысяч фунтов, а теперь едва ли остается ему что на одно пропитание! Удар сей приводит циркуляцию тем более в остановку, что находится уже в оной более 4-х миллионов фунтов, больше бумаг одних, нежели наличных денег или товаров вместо оных; и потому надобно, чтоб общие дела пришли сперва в уравнение, и именно прежде, нежели кредит вовсе восстановится.
Первых из Бухареста известий ожидаем мы здесь из Варшавы, яко из ближайшего места. Срок перемирию вышел тому уже 13 дней; теперь там, конечно, известно, чем оный кончился, а курьер, может быть, приедет сюда с тем дней через осемь. Ничто не может сравнится с нетерпеливостию, с коею я его ожидаю, как та преданность и почтение, которые всегда останутся основанием всех моих стараний и истинным побуждением
вашему, милостивый государь,
вернопокорнейшему и всеусердному
А. Мусину-Пушкину.
Лондон, сего 3-го апреля, нов. ст. 1773.
Милостивый Государь мой Денис Иванович.
Всеобязательное письмо ваше, от 12-го июля, получил я здесь со всем тем признанием, с каковым надлежало мне оное получить. Все ваше обо мне попечение принимаю прямо дружески. Но несчастие свое должен я и по ныне еще почитать почти непреодолимым, особливо потому, что известие о разбитии визиря дошло сюда не инако, как чрез публичные газеты почтою, прежде нежели письмо о том из Варшавы. Могло бы оное послужить мне знатно, если бы мог я ведать о сем знатном и радостном происшествии, хотя несколько часов прежде всех других. Оставляя напрасную о том кручину, тем по крайней мере ласкаюсь, что будет, наконец, преподан мне такой случай, которым бы, по настоящим обстоятельствам, мог я хотя бы несколько воспользоваться, к восстановлению прежнего моего состояние и спокойствия. Положение такое немало мешало и восстановлению здоровья моего; для пользы оного, еду я, по совету докторов, в Скарбору, к тамошним холодным баням. Расстояние такое, конечно, не позволит мне в Лондон возвратиться прежде исхода сентября, но всякая малейшая во мне там нужда, конечно, ускорит и моим туда возвращением.
Впрочем, прошу быть совершенно удостоверенным, что везде и всегда пребуду я вам, милостивый государь, непременно с наиусердною преданностию и с таковым же подлинно почтением,
вашим, милостивого государя,
всепокорно-послушнейшим слугою
А. Мусин-Пушкин.
Бристоль, сего 4-го августа 1773.