Маньяк, похожий на меня. Детективные рассказы и повести

Он не валял дурака, а желал удостовериться, что студентка с филологического ничего не путает. И преуспел. Студентка даже тихо зарычала от ярости, что он такой тупой:

– Да почему к палатке? Я же сказала, вниз пошёл, к мосту, в лагерь не возвращался.

– А в руках у Виктора было что-нибудь, когда он на тебя орал?

– Топор? – Таня уже не плакала, даже слабо усмехнулась.

– Да что угодно. Держал он что-нибудь в руках?

– Ничего не было, – Таня красиво пожала плечами, перед тем как снова ссутулиться.

…Главный ужас в чём? Незнакомого мужика у моста пристукнули дубиной, которую кто-то ночью подобрал у костра в нашем лагере. Я плохо знаю Виктора Светлова. Может быть, он псих, который, поругавшись с девушкой, кинется убивать случайного прохожего, попросившего закурить. Мне так не кажется, но чужая душа, конечно, потёмки. Гораздо важнее другое. Светлов, взбешённый изменой любимой девушки, наорал на неё и бросился к шоссе. В руках у него ничего не было – ни топора, ни дубины. В лагерь он не возвращался, про рюкзак и не вспомнил. Да и зачем специально возвращаться? Не настолько Светлов безнадёжный романтик, чтобы суковатую дубину в лесу не найти, если уж очень нужна.

– Танюша, ещё вопрос можно? Светлов одет был нормально? В куртке, в кепке?

– Так он всегда в куртке и в кепке! И по телевизору. И в кино. И когда целуется, тоже в кепке! – голос Тани дрожал, как видно, быть возлюбленной гения нелегко. Но интересно.

– А после всего этого ты куда пошла?

– В лагерь пошла. В палатку. И заснула там.

– А когда в лесу кричать начали? Проснулась?

– Не просыпалась я! И тебя я тоже не будила. Не будила я тебя ночью!

– А заснула быстро?

Саша с Таней шли по дороге рядом. Случись такое вчера, Таня, наверное, умерла бы от счастья. Сейчас она оставалась живой и даже довольно раздражённой:

– Нет, не быстро я заснула. Полчаса в себя приходила после этого скандала.

– Кто-то в лагере ещё не спал?

– Да нет. Тихо было. Я слышала, как шишки с сосны падают.

…Поверим Тане – Светлов в лагерь не возвращался. Поверим Тане ещё раз – он ни за что не бросил бы свою кепку. Этот самовлюблённый гений, этот Виктор Сергеевич, если он кого-то решил убить, но уронил при этом кепку, он кепку сначала поднимет, отряхнёт и наденет, и только потом бросится в смертоносную погоню. Да ещё и на глаза её натянет пониже. Что бы там ни было, но кепка не останется валяться где-то в стороне от тропинки, да ещё заляпанная кровью…

– А не самому Витьке Светлову голову проломили? – помнится, спросил Марецкий.

У моста лежал труп. Но мы не обшаривали всю излучину, берег реки, высокую траву. Этим сейчас займутся приехавшие по вызову сыщики. И если где-то там лежит с проломленным черепом гениальный бард, а я бодро шагаю прочь, запихав окровавленную кепку к себе в рюкзак… Получится неловко…

Впрочем, кепку Светлов мог обронить ещё в одном случае. Нарочно. Если сошёл бы с ума и решил убедить всех, что его дурацкая песенка – больше, чем песенка. Что в нем и правда воскрес давно покинувший этот мир маньяк с почтовой сумкой на плече.

И только так можно объяснить подожжённый муравейник.

А теперь поверим Тане Таволгиной в третий раз. Взволнованная своей запутанной личной жизнью, эта кобыла засыпала добрых полчаса и никаких криков в лесу не слышала. Из чего следует, что разъярённый Виктор Сергеевич Светлов за это время успел бы три или четыре раза выбраться на ночное шоссе и выбыл из любой игры, которая тут игралась. И никто, ни Светлов, ни Сжигатель Муравейников с канистрой бензина на плече, пока не заснула Таня, не мог бесшумно подойти к нашему ночному костру и унести заветную дубину. Единственную улику, связавшую убийство у моста с нашим походом.

Если только Таволгина не врёт, конечно.

– И что он конкретно сказал, когда уходил?

– Я уже говорила тебе, Саша. Что убьёт. Я ничего не преувеличила.

– Он пообещал, что убьёт тебя? И всё?

Таня снова посмотрела на Сашу своими глазами-блюдцами. Блюдца уже высохли.

– Ещё он меня назвал сукой, если тебя именно это интересует, – сообщила она.

– Нет, не это, – вежливо сказал Брославский, – но ты всё равно извини.

…Майя права, – думал Брославский ожесточённо, – мы все идиоты, и я – главный идиот. Мне нужно было ночью посмотреть на часы. Мне нужно было ночью выволочь всех из палатки и пересчитать по головам. Тогда бы я знал, кто спит в палатке, пока в лесу кого-то убивают. Тогда бы я знал точно, кто затеял драку у моста. Там ведь вообще не было драки в обычном понимании слова. Там произошло что-то другое, что-то скверное, странное и настолько простое, что мне вовек не догадаться.

Ну о’кей, мы сбежали с места преступления. Может, мне нужно довести романтиков до автобуса, отправить в город, а самому – вернуться? Дойти до моста и честно рассказать, или как там это называется – дать показания. В конце концов, кроме нас двоих с Виктором Светловым, никто из ребят тут раньше не бывал. И чисто теоретически только у нас со Светловым могут иметься поводы убивать местных жителей…

Я, конечно, не убивал. И Светлов, судя по всему, не убивал. А остальные бригантинцы вообще в этом Муравьином лесу впервые в жизни…

И что подумают бравые сыщики, выслушав меня? Что вчера, когда у костра Витька рассказывал свою байку, его слушал ещё кто-то, кроме нас. Кто-то, живущий в одном из окрестных посёлков? Он, скажем, задумал убийство другого местного жителя. И зачем-то решил подстроить всё так, чтобы сыщики у моста первым делом заподозрили несчастных туристов из «Бригантины» и конкретно Виктора Светлова?

Это вместо того, чтобы просто сбросить труп и дубину в речку?

Да бред это. Я про это не только под протокол, а даже просто вслух никому не скажу. Надо мною после этого мной даже Майя с Левиным смеяться станут.

Потому что если бы кто-то и задумал придать происходящему вид пионерской страшилки из воспоминаний Виктора Светлова, он бы не оставил труп у моста. А оттащил бы и уложил в подожжённый муравейник. Это же очевидно, товарищи!

Брославский догнал Левина и Майю. Левин пытался незаметно поддерживать Майин рюкзак, чтоб слабой девушке полегче было, Майя пихала его локтем. Счастливые они всё-таки люди.

– Товарищи! – окликнул Саша и, словно вёл светскую беседу в городском парке, непринуждённо спросил: – Ваш Виктор Сергеевич, в общем, парень хороший, умный?

Школьникам нельзя задавать прямые вопросы. Школьников нужно удивлять.

– Хороший? – скептично ответил Левин, при каждом шаге издававший шуршание, как заевшая грампластинка. – Смотря что считать хорошим человеком? Толя, например, считает, что хороший человек не должен…

– Не должен эмигрировать в Израиль, – поспешно продолжил Саша, чтобы не вдаваться в подробности межнациональных отношений.

– В том числе, – солидно кивнул Миша. – По-своему Толя прав, по-моему – нет.

– Я же не спрашиваю, кто прав, – напомнил Брославский.

Левин поглядел на идущего далеко впереди Марецкого. Оглянулся на Таню.

– Светлов хороший, – сказал он, как всегда, с циничной ухмылкой. – И умный.

– Если вы, Александр, про этот поход, про то, что зря он нас сюда притащил, – сказала Майя, почёсывая комариные укусы на щеке забинтованными пальцами, – то на мой взгляд, поход получился классный. Будет что вспомнить.

– Человека, правда, убили…

– Так это же не Виктор Сергеевич его убил, правда?