И утреннее его поведение вполне логично. Он отоспался, восстановил контроль над собой. Смотреть на труп не пошёл, ни к чему это. Устроил очередной скандал, объявил всех виноватыми и дальше молчит, идёт в сторонке, чтобы на неприятные вопросы не отвечать и вообще ничем себя ненароком не выдать. Я его лично вывел через лес туда, где его никто не ждёт и ловить не будет. Через пять минут автобус, электричка, он сойдёт, не прощаясь. И поди найди его.
И вот интересно – кто возглавит студию «Бригантина», если Виктор Сергеевич Светлов не вернётся домой и не приступит к занятиям на филологическом факультете?
Давайте, товарищи, повторим то же самое, только короче. Посреди прошлой ночи Вадя Марецкий бесшумно выползает из палатки. Подбирает дубину у костра. Проходит, невидимый, мимо Толика, пишущего стихи. Тайно преследует Таволгину и Брюса. Наслаждается их свиданием, приходит в неистовство. Выбегает на большую дорогу, встречает там взрослого мужика, вооружённого топором, убивает его деревянной палкой и гонится за Витькой Светловым, чтобы отобрать наследие барда Мурашова и педагогическую ставку в придачу?
Так, что ли? Что-то совсем я окосел…
…Когда автобус подъехал к столбу с жёлтой табличкой, на остановке необъяснимым образом оказались ещё два нетрезвых мужичка и бабка с сумкой на колёсиках. Левин помог бабке, заслужив одобрительный взгляд Майи, Брюс мастерским щелчком отправил окурок за чей-то забор к петухам и курам, Таня залезла в автобус первой и села на заднее кресло, от всех подальше. Марецкий появился, как подобает начальству, в последний момент из-за поворота. Шёл не спеша, абсолютно уверенный в том, что без него не уедут. Больше в этом не был уверен никто, особенно шофёр автобуса. Выручил Толя, который методично и размеренно закидывал в автобус рюкзаки. Как-то так получилось, что о рюкзаках никто не позаботился…
Сосны бегут за окнами старого автобуса. Муравьиный лес. Мне не грустно, что летом я больше не приезжаю сюда на дачу. Наоборот, я узнал наконец в подробностях легенду о Сжигателе Муравейников, которая когда-то тревожила детское любопытство. Я прикоснулся к ней ближе, чем хотелось бы. Ещё несколько километров асфальтового шоссе, и Муравьиный лес снова станет воспоминанием. Может, и у каждого должно быть такое воспоминание в прошлом – смутное, до конца не отгаданное, но зато на всю жизнь?..
Доехав до станции, угрюмый водитель даже не стал собирать плату за проезд: открыл двери и выпустил всех, как будто видеть никого больше не желал. Это показалось странным, и Саша решил, что ещё полчаса этой жары и общения со студией «Бригантина» – и он всерьёз задумается над логикой действий шофёра автобуса, да пожалуй, и включит бедолагу в число подозреваемых.
На счастье, снова подошла Майя.
– Вот телефонная будка. Давайте позвоним ещё раз, – потребовала она, дергая Сашу за рукав футболки. Левин, шурша «адидасом», согласно кивнул:
– Позвоните вы, Александр. Может, он на нас обиделся. Может, он велел отвечать, что дома нет.
Между автобусной остановкой и платформой поезда стояла покосившаяся красная будка. Мимо неё апатично прошёл тяжелогружёный Толя, а следом налегке роковая, хотя и унылая женщина, виновница дуэлей и кровавых убийств – Таня Таволгина. Шустрый Брюс уже стоял у расписания электричек, а Марецкий, конечно, куда-то делся.
– Да вряд ли он дома…
– А вы позвоните! – настаивала Майя, а Левин согласно кивал. – Если правда его нет, значит, что-то случилось. Значит надо искать. И рассказать о том, что случилось в лесу.
– А что случилось в лесу? – спросил Брославский. – Ты сварила на редкость невкусную кашу и очаровательную вермишель. Где ты предлагаешь это рассказать, на телевидении?
– У вас, что монетки нет? – догадался невыносимый и одарённый Левин.
– Нету.
– Ну так возьмите у меня монетку, Александр. И позвоните, пожалуйста.
Брославский вошел в раскалённую солнцем будку. Там остро пахло растаявшим много лет назад мороженым по восемнадцать копеек за стаканчик. Трубку сняли сразу.
– Ну? – произнёс вместо вежливого «алло» голос человека, ответственного за всё…
«Крыша поехала, крыша поехала», – застучало в голове отчётливо, заглушая дикое пение над лесом. «Не стра-ашно?..»
Стало страшно, и от этого Светлов снова почувствовал себя самим собой, Виктором Сергеевичем Светловым, немного боящимся, как бы не спятить, – дело-то привычное. Он несильно ударил себя кулаком в челюсть. Мозги встряхнулись, кепка едва не слетела с головы, но стало заметно полегче. Голос, тянувший высоко и жутко: «Не стра-ашно? да-а?», – почти заглох, остался только запах дыма в мокром лесу. Но и он всего лишь померещился. Светлов пристально взглянул на муравейник. Муравейник как муравейник, никакого дыма, никакого огня, никакого дождя.
Светлов поднялся с бетонного обломка дота и поспешно стал спускаться по тропинке к мосту. «В город, в город уехать, отсюда. „Бригантину“ и примкнувших к ней мне сейчас видеть никак нельзя, опять сорвусь». Ветки кустов, росшие слишком низко над тропинкой, били по лицу – издержки высокого роста, – кепку пришлось придержать руками. Казалось, Муравьиный Лес даёт на прощание несколько звонких пощёчин, чтоб окончательно привести в себя несмышлёныша, который бегал тут по тропинкам, когда был ещё совсем мал… Запах дыма всё ещё щекотал ноздри. Детское воспоминание, куда ж от него денешься. Светлов бежал к мосту, мотая на ходу головой, ноги сами находили привычные изгибы тропинки. Вспомнил про рюкзак. «Пусть сами несут или пусть оставят, как хотят – наплевать!». Инстинктивно обогнул лужу, где в липкой грязи легко поскользнуться. Речка, шаткие брёвна моста, жёлтый песок там, сверху, с шоссе иногда съезжают автомобили. Только там, на последнем поросшем травой холмике, остановился. Лёгкий запах дыма. «Не стра-ашно?» – почти неслышно донеслось из-за леса. Светлов отчаянно затряс головой. Хорошо хоть не видит меня никто, психопата несчастного… Ну вот, исчезла дрожь в руках, теперь – наверх. Всё равно: теперь наверх.