Видя наш восторг, Лёха не удержался от своих обычных обучалок:
– Пацаны! А знаете, что наш ТТ – это немецкий Вальтер?
– Не! Не может быть. Не похож! – отозвался Кот.
Лёха презрительно оглянулся:
– Ну-ну! Много ты знаешь! Немцы ещё в 1930 году сделали специальный Вальтер, укороченный. Для полиции. Если найдём, посмотришь. Копия нашего ТТ! Спёрли наши!
Гранаты, найденные нами, мы не применяли. Только вскрыли цинковые ящики, достали взрыватели и осторожно ввинтили в рубашки гранат.
Позже испытаем! В принципе, мы бойцы бывалые, уже бросали гранаты.
А чего там сложного? Разжал усики, дёрнул за кольцо. И бросай! Очень просто!
Мы не заметили, как на Волгу упала звёздная ночь. Луна делала робкие попытки выползти из-за мрачной тучки.
Пришлось нашей шайке ночевать в блиндаже.
Благо, спички были с собой. А костёр из орудийных ящиков горит хорошо. Так и грелись.
Лёха, имея на курево удивительное чутьё, нашёл в блиндаже солдатскую махорку. Свернув из фронтовой газеты «козьи ножки», он щедро угостил нас самокрутками.
Махра оказалась забористой!
Пуча глаза от крепкой махры, пацаны крякали и надсадно кашляли. И поминали недобрым словом советскую «Приму», окурки которой были у нас в ходу. Мол, совсем жидкая «Прима», не то что эта, фронтовая.
В густом махорочном дыму, смешанном с копотью фитиля снарядной гильзы, особо чётко виделся мне страшный бой моего деда в 1942 году.
Тогда в Астрахани спешно сформировали 28 Армию и бросили к Ростову-на-Дону, занятому фашистами.
Тяжёлый, очень тяжёлый был переход по безводным степям Калмыкии. Шли только ночами, чтобы разведка Люфтваффе не обнаружила передвижение батальонов. А днём отсиживались в окопах. Ждали нового ночного марша.
Солдаты, совсем молодые пацаны, были так измотаны ночными маршами, что падали от усталости. Чуть выкопав окопчики, они падали в них и мертвецки засыпали. Не было сил долбать сухую железобетонную глину!
Командиры сначала матерились и пытались поднять солдат, но потом плюнули. Действительно, зачем окопы полного профиля, ежли рано утром – опять в поход?
А рано утром пришла смерть.
Немецкие танки и мотопехота, рыскавшая в поисках русских, засекла батальон моего деда, залегший в мелких окопчиках. И с ходу начала давить тяжёлыми гусеницами.
А стрелять нашим солдатам было нечем, потому как патронов им выдали всего-то по обойме.
Так и погибли пятьсот молодых здоровых ребят. Но не отступили, не побежали! Мой дед, лейтенант, сжимал в руке пистолет ТТ и готовился к смерти.
Спасло их только чудо. Вызванные штурмовики «Ил-2» на бреющем пронеслись над полем битвы и пугнули немцев парой пулемётных очередей.
«Ильюшины» возвращались с боевого задания, и боезапас их был на нуле. Но фашисты поняли, что обнаружены, и спешно отступили.
Я, внук фронтовика, сидел в разбитом блиндаже на высоком волжском берегу, и задумчиво крутил в руке пистолет ТТ:
«Точно такой же был у моего деда! Надо привезти ему подарок. Вот обрадуется! На месяц, как всегда, поеду к деду в станицу Березовскую, на Дон. Там и постреляем!»
Оксанка, слушая историю моего деда, испуганно круглила глаза:
– Ужас какой! Пятьсот пацанов раздавили! Считай, три детдома погибло!
Кстати, о детдоме! Там сейчас поужинали и легли спать.
А мы тут голодные!
Лёха раскрыл свой волшебный мешок и вытащил буханку хлеба и три луковицы:
– Ужин! Соль щас достану. А воды мало. Всего одна бутылка минералки.
Подкрепившись, мы начали выискивать место для сна.
Как настоящие мужчины, разбитые нары мы уступили нашей даме. И даже предложили шинель, висевшую на крючке. Я нащупал три ромба на петлицах:
«Старший лейтенант!»
Мы, пацаны, сели на пол и прислонились в брёвнам блиндажа. И сразу провалились в пучину тяжёлого сна.
Грозно рыча и лязгая гусеницами, на меня наползал немецкий танк. Я громко матерился и судорожно нащупывал противотанковую гранату. Гранаты не было! Всё, пиз..ц!
Танк неожиданно развернулся и с грохотом исчез.
Шатаясь, я встал из мелкого окопчика и побрёл в степь.
Повсюду – окровавленные останки раздавленных бойцов. Их много, очень много. Жуть!
На самом краю обрыва я остановился и посмотрел вниз.
Далеко внизу ревела Волга, оплакивая погибших солдат. Я упал на землю и тоже начал рыдать.
– Петро! Ты чё?! – услышал я взволнованный голос Оксанки. – Чё случилось?
С трудом разлепив глаза, я недоуменно спросил:
– А где танки?
Оксанка понимающе улыбнулась:
– Петенька! Мы в блиндаже. В детдом пора. Ты забыл?
Когда я совсем пришёл в себя, она спросила:
– Ты помнишь, что делал ночью?