гонявших с гонором собак
вдруг потерявших свой ошейник.
Прошитый нитью автомата
вошедший в стадию распада —
чудесных снов, философ хлама.
Предсмертный возглас «Хари Рама!»
лишь как обычно привлечет
ворон доесть твои останки
Господь седел, точа болванки
из разомлевших индивидов
он усмехался. Не метался
знакомый звон в ушах велел
худому скульптуру раздеться
придвинув зеркало, лепить
с себя бугристого Геракла
на льве довезшего мешок зеленых яблок
недозревших – для них, от страха онемевших
вельмож, сбежавших за царем
встречать фартового безумца.
Отставший спал. Ходил по книгам
мешая с пьянством лунатизм
ушибы, шрамы, мистицизм – во всем.
Как есть. Навечно. Грозно.
Чеширский потрох одиозно
ведет свою игру один.
Дай лампу, лес
я Аладдин – заметив плотность под осиной
потру, сумею пожелать
не пахнуть перед кошкой псиной
фригидных женщин не пугать
моим размером
в час фламенко мне оставаться в стороне
щелчок – ответ
прорыв – «Уйди!»
ударный выкрик из груди
прыщавой мисс меня прогнал
направив прочь, смахнул со стула
привел к расклейщику афиш.
Мы пошептались о тромбонах
испанском джазе
махаонах
кто с кухни бабочкой вспорхнул
я пропустил.
Пойдя на шум
исхода духа об газон, всплеснул руками
вызвал лифт
стучал по стенам чем придется
жизнь тяжела, но в ней дается
хороший шанс не длить потливость
спеша за счастьем, как баран