Рот я растягиваю, улыбку до предела тащу,
полегче на поворотах!
Я не крикнула, смысл не поняла,
в ресторане меня приютят,
обогреют,
разогнаться и гулять до утра
я еще в состоянии,
до ближайшего открытого кабака умру, но дойду,
указание я по жилам,
шагай, моя плоть,
не подводи.
Она справилась,
хмель от натуги не весь, однако вышел,
из женщин в заведении проститутки и я,
самцов представляет бригада
надирающихся чиновников,
слегка человекоподобных свиней,
кто-нибудь из них ко мне сунется —
скажу, что мне не до любви,
погибшего на охоте дедушку
я поминаю,
страшнейшее горе, громаднейший лось
его затоптал.
Изумительно, я опять улыбаюсь,
с кислой гримасой мне физически противно
сидеть,
тебя, депрессия,
ненавижу.
Пробовала ли я настоящее бургундское?
Безусловно, барон Кориньяк
меня у себя в шале угощал.
Раут весьма массовый,
приватность у нас впереди,
от яхты мы шли раздельно,
на ней обошлось без сцен,
она, создавая волнение,
накренилась, гостей утащили вниз
слушать рояль,
названный знаменитым
пуэрториканец Гамброзо
бил по клавишам будто буйнопомешанный,
у нас, стремящихся въехать,
обильно выступал пот,
дамы, если принюхиваться, попахивали,
мы на море, а внутри духота, непонятная музыка,
из-за нее на расставленных стульях
никто не спит,
алкоголь не потягивает,
он и мне ни под какие отвлеченные мысли не лез,
хватание меня за ягодицы