Чаро-Токкинский край. Повесть

– Как можно соглашаться с тем, что неизвестно! – воскликнул Горцев. – Непознанный мир – это ближе к фантастике или к божественным писаниям…

– Ну, понеслась душа в рай, граждане бывшие комсомольцы, – перебил Сергеев, – вы ещё про инопланетян вспомните. Далековато это от земного реализма, и даже от таёжной романтики…

– Под метафизикой я имел в виду неведомые силы, управляющие всем, что нас окружает, а не библейские писания, – пояснил Славич.

– Ладно, – согласился Сергеев, – мы, советские граждане, к божественным понятиям не сильно привязаны. Я однажды прочёл в Библии, как избранный народ действовал по наставлениям своего Бога… – прервавшись, он свернул карту. – В религиях слишком много разногласий.

– То-то и оно, – вздохнул Славич. – Вечное религиозное сражение. Война с иноверцами, в ней рождается единство воинствующих. Тем, кто воюет, можно то, чего нельзя мирным гражданам. Двойной стандарт.

– Мне ближе не религиозный, а эволюционный взгляд на мир, – уточнил Сергеев.

– Чтобы что-то развивалось, нужно этому что-то сначала появиться, – усмехнулся Славич. – Первично всё же созидание. Если ничего нет, то и развиваться нечему, и враждовать не из-за чего. Мне тоже не нравится религия, а вот слово «вера», исходящее от «ВЕдать о РА», то есть познавать созидающий свет мироздания, внушает оптимизм.

– Познавание и эволюция – синонимы, – Сергеев зевнул. – Всё, что связано с первичностью, сводится к вечному рассуждению о курице и яйце. Говорят же «век живи, век учись, а дураком помрёшь». Нам сейчас лучше предаться метафизике сна, чтобы крепко выспаться в уютном пристанище.

– И то верно. Зацепили мы тему необъятную, для полевых условий бесполезную…

В назначенное утро возле избушки появился Макитов на упряжке с пустыми нартами. «Курортники» не видели его всего четверо суток, но встрече обрадовались, так как это означало возобновление походного ритма жизни. Молодым изыскателям не терпелось вновь шагнуть к горизонту. И если положить неведомые края с новыми впечатлениями на одну чашу весов, они перевесят другую, на которой лежат кочевые неудобства. Поэтому они быстро увязали снаряжение на нарты, бросили прощальные взгляды на царский приют и двинулись к обозначенной накануне седловине.

Проинструктировав коллег короткой фразой «делай, как я», Алёхин заскользил вниз, притормаживая и подруливая таяком. Вслед ему, соблюдая «инструктаж» и сторонясь проложенной лыжни, чтобы не разогнаться, взрыхлили снежный покров остальные участники маршрута.

Скатывание с горы, благодаря всемирному тяготению, выглядит привлекательно, поскольку и чувства бодрит, и никаких физических усилий, кроме старания удержаться на ногах, не требует. А уж если дополнительной опорой служит деревянный шест, сводящий риск падения к исчезающе малой вероятности, то спуск и вовсе становится почти развлечением. Остаётся одна забота – вовремя смахнуть слезу с глаз, выбиваемую встречным ветром, чтобы не расплывались очертания впереди лежащего склона.

– Вот так бы весь маршрут ехать! И быстро, и не потеешь, – оглянувшись на исчерченный кривыми бороздами снежный склон, поделился впечатлением Славич. – Пожалуй, с километр промчали.

– Ежели так мчаться всё время – как пить дать простынем, и придётся глотать таблетки, – пробурчал Горцев, отбросив шест. – Продуло насквозь.

– В тайге простудных вирусов нет, – ухмыльнулся Алёхин, – и лучшее лекарство от них – торить лыжню. Так что становись вперёд, быстро согреешься.

Пока лыжники отряхивались и поправляли одежду, Сергеев снял тёмные очки, поднял ладонь, прикрыв глаза от солнца, и поделился с коллегами наблюдением:

– Гляньте-ка, какой вокруг светила вирус нарисовался, – кивнул он на обширное гало вокруг Солнца.

– Это не вирус, а предвестник «белых мух», только его и не хватало.

– А мухи с ветром – это пурга.

– Ладно, там видно будет, а пока – вперёд к местам, где не ступала лыжа гидрогеолога…

Морозное утро, вопреки гало накануне, не сулило ненастья, поэтому сразу после завтрака полевики разделились по двое и разошлись по намеченным накануне маршрутам в противоположные стороны. Однако в полдень заметно потеплело, солнечные лучи поглотила пелена, пошёл мелкий снег, занавесив ориентиры, затем дунул ветер, и запуржило. Всё-таки природа не обманула.

Маршрут, по которому пошли Горцев и Сергеев, оказался в выгодном положении к ветру. Выполнив намеченные работы, они возвращались в лагерь с попутным ветром, и походные котомки защищали их спины от сильных порывов. Славину и Алёхину встречный ветер дул в грудь, а снег, несущийся параллельно земле, ослеплял. И этот факт сыграл с ними злую шутку: на открытом пространстве занесённая снегом лыжня, ведущая к лагерю, исчезла из-под ног. Они попытались нащупать её, двигаясь галсами, но быстро осознали, что свежую, не успевшую подмёрзнуть лыжню, обнаружить под снегом вряд ли получится, и без чёткого представления, где её искать – только напрасно тратить время и силы.

– Давай-ка уточним направление на лагерь, – предложил Алёхин, когда заросли ольшаника слегка прикрыли их от ветра, – а то заведёт нас нелёгкая на кудыкину гору.

Тревожные мысли появляются в такие моменты. В памяти Славича мелькнул давний рассказ деда о пурге, накрывшей в пути его односельчанина, останки которого обнаружили поздней весной в скособоченном стоге сена. Поэтому он сразу достал из рюкзака планшет и, прикрываясь от вьюги, сверил направление видимого участка свежей лыжни со стрелкой компаса.

– На, посмотри, – протянул он карту и компас Алёхину, – по-моему, след наш тянет влево.

Через минуту тот подтвердил:

– Без ориентиров более сильная нога постоянно уводит в сторону. При такой видимости надо чаще поглядывать на компас.

Теперь лыжники каждую четверть часа сверяли направление хода с магнитной стрелкой. Через два часа, когда по всем прикидкам должен был появиться лагерь, обеспокоенность встала преградой на пути. В затишье среди бурелома они приостановились.

– Давай перекурим, определимся, а то к палаткам и к ночи не доберёмся, – предложил Алёхин.

– Доставай свой «Беломор», – согласился Славич. – Судя по времени и по затраченным усилиям, палатки где-то рядом. Сильно отклониться мы не могли. Может, стрельнуть, вдруг услышат?

– Услышат, если рядом и с подветренной стороны, а ежели нет… Да и собаки сейчас в снег зарылись, не залают. Но с чем чёрт не шутит, – сказал Алёхин, взводя курок.

Выстрел прозвучал глухо и совсем негромко, будто увяз в плотной кутерьме. Они постояли, прислушиваясь к ответному выстрелу, и потом Алёхин подытожил:

– Надо самим искать. Выйти бы к Эвонокиту, русло хоть и петляет по впадине, но всё равно к стоянке выведет…

До сумерек оставалось совсем немного, и их подстёгивала неприятная перспектива ночного бдения без крыши над головой. Однако после поворота к реке ветер перестал дуть в лицо – этот плюсик придал сил заплутавшим полевикам. Неясная цель обрисовалась в образе замурованного в ледяной панцирь Эвонокита. И хотя очертания эти были тоже не чёткие, найти реку всё же проще, чем скрытые снежной мглой крохотные палатки.