За окнами вдруг раздаётся гул. Где-то поблизости дала залп батарея «Градов». Я быстро даю отбой и начинаю с невероятной скоростью звонить нашим парням. Дозваниваюсь не до всех – связь начинает ложиться. Понятно.
Бегу на построение и смотрю на часы. Четыре с половиной минуты. Это как я всё успел-то? Да уж, в такие моменты время ведёт себя по-особенному. И пространство тоже.
Караим уже приехал. Он – военный комендант Донецка и наш командир. Бритый наголо бородатый мужик в папахе с погонами подполковника. За пару лет до войны он ушёл в запас из системы МВД и взялся за оружие в первый же месяц в родном Енакиево. Мы выстроились.
– Бойцы! Существует угроза прорыва врага в Донецк. Наша задача патрулировать опасные места, в которых это может произойти. Кроме того, в город уже просочились ДРГ противника. Это мобильные миномётные группы, цель которых – парализовать наши военные коммуникации. Нам ставится задача прочёсывать город с целью их выявления и в случае обнаружения принимать бой. Но первоочередная задача – возможные места прорыва. Всем всё понятно?
Нам понятно. Вторая линия обороны города, к которой относился гарнизон Донецка, знала свои задачи давно. Мы знали, и мы ждали. Разбиваемся на группы. Мы с Таксистом попадаем в группу, которой командует Сфинкс. Сразу выезжаем в свой сектор. Смотрю в окно машины: город продолжает жить своей жизнью. По улицам гуляют люди, никто никуда не спешит, не бежит, не прячется. Только немногие пока что знают, что в нескольких километрах от них двадцать минут назад разверзлась преисподняя и твари, которых она исторгла из своей утробы, как раз сейчас рвутся вперёд. К ним. К их домам. К их жизням. К этим самым людям, гуляющим по ночным улицам города. К их детям, жёнам и матерям. И, возможно, мы – единственные, кто окажется между тварями и людьми. Н-да. Что тут скажешь?
– Смотрите, парни. – Сфинкс спокоен. Он такое уже видел. – Попытаться прорваться в город «по-тихому» они ещё как могут. Возможные направления мы сейчас и будем окучивать. В случае если они полезут здесь, наша задача: доложить о месте прорыва, обозначиться стрельбой и продержаться, сколько хватит…
– Чего хватит?
Сфинкс секунду молчит.
– Нас.
Он не продолжает. Мы всё поняли. В нависшей тишине сухо клацнуло пять затворов и пять предохранителей.
Выезжаем на окраину. Более или менее нормальная (даже по современным донецким нормам) дорога закончилась уже десять минут назад, и белое «Рено» скачет по колдобинам размером с айсберг. Прихваченные крещенским морозом грязевые торосы скользят, и передвижение по ним превращается в экстремальные гонки. Нам нельзя ехать медленно. Возможно, времени у нас даже меньше, чем мы думаем. Едем в тишине, внимательно вглядываясь в тёмные сгустки ночи за окном. Только Таксист и Сфинкс впереди периодически о чём-то коротко спорят. Два офицера советской армии, они не очень ладят, но сейчас это не имеет значения. Периодически то там, то тут вспыхивают фары гражданских машин. Они передвигаются как-то крадучись, испуганно. Непонятное, безотчётное напряжение уже начало заползать в город и впиваться в его жителей своими невидимыми ледяными когтями. Этого невозможно объяснить словами. Это можно только почувствовать.
Машина выкатывает на возвышенность. Здесь дорога идёт по длинному извилистому холму с прекрасным обзором в одну из сторон. Или это насыпь? Не знаю. Высоковато для насыпи, наверное. Моё окно и мой угол обзора направлены в противоположную сторону. Туда, где ночные деревья заслоняют и без того непроглядное небо своими голыми, лишёнными листьев густыми ветвями.
– Твою мать! Вы туда посмотрите.
Мы все оборачиваемся в направлении, указанном Сфинксом. Там, в низине под нами, раскинулась Макеевка. И оттуда, с её тёмных улиц ввысь взлетали, уносясь вдаль, огненные стрелы ракет. Устремляясь туда, откуда надвигалась тьма. Мы не могли её видеть. Все законы природы противились этому. Но я готов поклясться, что чувствовал её. Чувствовал почти физически этот тёмный вал, пришедший в движение и пытавшийся затопить нас и этих людей внизу. Небо светилось и сверкало. Оно было иссечено пылающими бороздами и пульсировало, словно поверхность озера лавы. Жуткое и одновременно величественное зрелище, от которого невозможно отвести глаз. Битва Света и Тьмы. Вот, значит, как она выглядит.
Мы снова въезжаем в Донецк. На въезде Сфинкс притормаживает возле алкогольного магазина, где собралась уж совсем неприличная толпа празднующих субботу граждан. Взрослые мужики и подростки. Интеллигентно тусуются по всем правилам полукриминального рабочего пригорода.
– Народ. Идите домой. Не надо вам сейчас на улице толпиться. Это не приказ, это предупреждение и доброе пожелание.
В любом другом месте планеты это пожелание не нашло бы понимания, но здесь даже пьяные осознают, что происходит вокруг. Народ мгновенно настораживается. Подростки уходят сразу, без лишних вопросов. Взрослые мужики интересуются причиной. Когда они её слышат, улица пустеет в течение минуты. Все мгновенно трезвеют и становятся собранными и сосредоточенными. Война очень быстро отучает от нерационального, глупого поведения. А кого не отучает – тот обычно очень быстро перестаёт вообще как-либо себя вести. Потому что сам перестаёт быть.
Въезжаем на тёмные улицы. Город замер. Город словно вымер. Редкие машины – это в основном такси. Они проносятся быстро и стремительно. Но движутся скачками: на каждом перекрёстке их ждут посты. Все силовики, находящиеся в городе, сейчас на этих улицах.
Через три часа получаем приказ вернуться в казарму. За это время я уже сто раз пожалел, что не поел. Но, может, оно и к лучшему: в случае «не дай Бог» гораздо более желательно, чтобы у тебя были чистые кишки.
В казарме нам дают меньше часа на то, чтоб поесть и перевести дух. У меня уже два запасных рожка на 5,45: парни поделились. Интересуюсь у Белоруса, есть ли у него лишняя граната. Каждый из нас хочет иметь хотя бы одну. И каждый знает, зачем. Белорус качает головой:
– Шекс, у меня всего одна.
– Ну, ничего, брат. Если что – обнимемся.
Оба нехорошо улыбаемся. Мы поняли друг друга. Здесь вообще все и всё быстро понимают.
Получаем новый приказ. Нас выдвигают на охрану маршрутов подвоза боеприпасов к нашим батареям. ДРГ врага ведь не просто так просочились в город.
Таксист протягивает мне бронежилет.
– Шекспир, дарю. Это «четвёрка», броня что надо.
Примеряю обновку. Бронник самодельный и тяжёлый. Но другого нет.
– Спасибо, Серёга.
Тот кивает. Таксист – человек серьёзный. Воевавший в Афганистане и в Чечне, куда он, уже будучи гражданином другой страны, поехал по контракту. Возможно, здесь он был самым опытным бойцом. В отряде Серёгу уважают все. Не за послужной список. За честность. И тягу к справедливости. Он всегда вёл себя безукоризненно. Просто по-человечески. Недавно он вышел из госпиталя: контузия, пережитая им в самом начале Русской Весны, дала осложнения – в мозгу возник сгусток крови, что едва не привело к инсульту. Но, только встав на ноги, он сразу же вернулся в отряд и выполнял все обязанности наравне с остальными, периодически глотая горсти таблеток. Воевать против бандеровской мрази он пришёл в первые же дни революции. Кто-то говорит, что война на Донбассе – религиозный конфликт? Так вот Таксист – католик. Но его отношение к т. н. «единоверцам» из Галиции ничем не отличается от нашего. Потому что эта война – не война религий или обрядов. Это война Добра со Злом. И каждый сделал в ней свой выбор вне зависимости от того, как он молится Господу и молится ли вообще.
– А я думал, нас на Авдеевку отправят, пацанам помочь. – Таксист заметно погрустнел.
– Не ты один так думал. Я тебе даже больше того скажу: поговаривают, что первоначально приказ был именно такой. Но потом в Донецке укропские диверы повылезали, и встал вопрос ребром: или мы отгоняем их от коммуникаций, или пацаны на Авдеевке остаются без огневой поддержки.
– Да понятно. Но от этого ж не легче.
Я с ним согласен. Но кто-то должен заниматься и этим.
Снова выезжаем в город и становимся на большом т-образном перекрёстке где-то в районе бульвара Шахтостроителей, напротив вымершей несколько месяцев назад автозаправки. Вообще такие вещи, как АЗС, аптеки и магазины в Донецке, – понятия крайне бренные. Половина из них теперь существует только в виде учреждений-призраков, радуя глаз весёлыми довоенными вывесками о скидках и тяжёлыми замками на дверях. Многие из них периодически то открываются, то закрываются снова. Насколько хватит нервов у хозяев и насколько им позволяет работать суровая экономика города в осаде.
– Останавливаем и досматриваем все проезжающие машины. Проверяем документы. – Сфинкс расставляет нас по секторам.
Перекрываем дорогу. Машин мало. Их единицы. Народ попрятался, да и время позднее. Ещё более редких пешеходов досматриваем также: корректировщики вражеского огня по-прежнему шныряют по городу, да и комендантский час никто не отменял.
Через полчаса пошла первая колонна. «Уралы», загруженные длинными ящиками с «огурцами», один за одним начали с глухим рычанием выныривать из-за поворота, тускло светя фарами. Они ехали не торопясь. Груз, который они перевозили, не любит суеты. Они ехали и ехали длинной чёрно-серой колонной, десяток за десятком скрываясь в тёмной трубе улицы справа от меня.
– Ух, как их много. – Иртыш, ещё один боец нашей группы, меланхолично закурил. – И это всё подарки укропам. У них сегодня просто праздник какой-то.
Мы посмеялись. Лихо, но не весело. Потому что «праздник» был и у нас тоже: грохот «входящих» доносился то с одной стороны, то с другой. Земля ощутимо подрагивала. Воздух то оглашался завыванием, то бил по мозгу разрывами, то разражался злым стрёкотом тяжёлых пулемётов, долетавшим из аэропорта. Там сейчас жарко. Там сейчас танки. ИХ танки. Которые не могут продвинуться ни на сантиметр – не в состоянии сдвинуть с места вставших насмерть парней из «Востока», «Спарты» и «Сомали». Мимо нас в ту сторону периодически проносятся микроавтобусы с подкреплением и кареты «скорой помощи». Мы молча провожаем их взглядом.
– Хрень какая, – общую мысль выражает Таксист. – Лучше бы нас туда послали.
Ему никто не ответил. А что тут вообще можно сказать?
– Погодите, ещё успеем. – Сфинкс поправляет автомат и указывает нам на фары очередной приближающейся машины. – Этого дерьма на всех хватит.
Да уж. На всех… И надолго.
Внезапно где-то за дальними домами глухо, но громко заревело. А через несколько секунд небо у нас над головой расцвело яркими, быстро угасающими росчерками взлетающих «Градов». Они летели и летели, как яростные метеоры, и ничто не могло противостоять этой грозной, неумолимой силе. Батареи, боеприпасы для которых недавно провезли через наш пост, начали работать, сплошным частоколом выпуская в ночное небо неистово пылающее возмездие. Огненный меч Немезиды, летящий в тех, кто сейчас «доблестно» расстреливает гражданские кварталы Донецка.
Мы невольно застываем с открытыми ртами. Вот это да.
– Привет укропам, – говорит Иртыш и удаляется в направлении ночного ларька за горячим чаем. Стоять нам здесь ещё долго. А холод уже вполне отчётливо начинает заползать под разгрузки и бронежилеты.
Поправляю амуницию. Сколько ж килограммов на мне надето? Броник-четвёрка, разгрузка с боекомплектом, автомат… Слегка подпрыгиваю. Да уж. Начинаю понимать средневековых рыцарей с их латами. А ведь, по большому счёту, с тех пор мало что изменилось. Только детали. А суть одна и та же.
– Посмотрите туда. – Вернувшийся Иртыш вдруг резко ставит пластиковые стаканы с чаем на бордюр и вскидывает автомат.
Мы смотрим. На расстоянии ста метров от нас останавливается машина. Джип, марку которого мы различить не можем. Постояв минуту, она резко разворачивается и уезжает. Мы переглядываемся. Диверы? Может да, а может нет. Преследовать их мы не станем в любом случае. Во-первых, уже не догоним, а во-вторых, скоро должна пойти новая колонна с ракетами для наших батарей. Что будет, если в наше отсутствие с ней что-то случится? Кто даст гарантию, что коллеги этих «ночных джиперов» как раз сейчас не ждут именно таких наших действий в переулке поблизости? Это укропские генералы умом не блещут, а вот с их ДРГ всё иначе. Сильно иначе.
Ближе к пяти утра артиллерийская перестрелка внезапно начинает стихать. Нас отзывают в казарму. Сфинкс, коротко переговорив по телефону с Караимом, сообщает нам: