Но вот зажглась лампочка «ПРИСТЕГНИТЕ РЕМНИ!».
Посадка.
Надежда Олеговна встретила его. Виктор Ильич поискал взглядом Володю.
– Ты одна? – спросил он.
– Да, – ответила она. И Виктор Ильич не стал расспрашивать – почему.
Надежда Олеговна привезла его к себе домой.
– Я напекла драники, – сказала она, приглашая на кухню.
Мужа не было и дома. Виктор Ильич снял обувь, кепи и прошёл на кухню.
– Знаешь я… Боже мой, Витя! – воскликнула Надежда Олеговна, выронила чашку и хлопнула рукой по рту с изумленно отвисшей челюстью. Чашка разбилась, но женщина не заметила. – Что с твоими волосами? Что стряслось?!
– За этим я и приехал, Надя. Очень хочу знать, что стряслось.
Она долго молчала, переваривая то, что рассказал Виктор Ильич. Они сидели в комнате, позабыв про обед, драники и разбитую чашку. Он боялся, что она не поверит, но зря боялся.
– Я всегда подозревала, что с этим столом что-то не то. Всё не то! – прервала молчание Надежда Олеговна и с грустью посмотрела на Виктора Ильича.
– Расскажи, – попросил Виктор Ильич.
– Я мало что знаю… Я, знаешь ли, не задаю лишние вопросы… Сашка брал с собой отца, чтобы привезти стол из Чехословакии…
– Кстати, а где Володя?
– У него снова инфаркт. Две недели уже в больнице, – сказала Надежда Олеговна.
– Почему не сообщила?
– Зачем расстраивать лишний раз? Это свершившийся факт, и ты бы ничем не смог помочь.
– Но ты была одна… с горем.
Она промолчала. Виктор Ильич спросил:
– Как он сейчас?
– Пока в койке.
– Можно к нему?
– Конечно.
Пообедав, они поехали в больницу.
Володя лежал на больничной койке у окна палаты. Надежда Олеговна окликнула его. Он обернулся, и его серое лицо сделалось вовсе пергаментным, едва он заметил за спиной жены полностью седого друга.
– Ты сел за него, – сказал он вместо приветствия.
– Да, – ответил Виктор Ильич и подошёл к другу. – Расскажи всё.
У него была отдельная палата-бокс с туалетом, ванной и телевизором. Виктор Ильич и Надежда Олеговна сели подле кровати Володи.
Виктор Ильич вкратце ввёл его в курс дела.
– Ты читал что-нибудь из Сашкиного? – спросил Володя.
Виктор Ильич покачал головой:
– Ты же знаешь, я больше детективы предпочитаю, чем это. Что он там писал? Ужасы, мистику, да?
– Мистику, да, – кивнул Володя. – Если бы ты читал его романы, то заметил бы разницу в концовках. До покупки стола добро всегда побеждало зло, после покупки – зло торжествует победу, а если и не торжествует, то последнее слово обязательно оставляет за собой.
– Почему?
– Торжество зла по необъяснимой… а может, и вполне объяснимой… причине стало приносить огромные деньги. Если прежде Сашка был рядовым писателем, то с появлением стола стал звездой… ну, ты и сам знаешь. Фанаты готовы до сих пор платить за всё, что ещё не издано.
– И много он успел написать?
– Достаточно, чтобы о нём не забыли ещё лет десять. Что пишешь ты?
– Историю мальчишки, проникшего в подземелье.
– Это новая история. Теперь я понимаю… – он умолк и задумался.
– Что ты понимаешь, дорогой? – спросила мужа Надежда Олеговна.
– Я не сказал тебе, – обратился он к жене. – Не посчитал важным… Мне приснился сон… а потом – инфаркт. – Он посмотрел ей в глаза. – Мне приснился наш сын.
– Что было во сне? – спросил Виктор Ильич.
Муж Надежды Олеговны странным взглядом смерил друга и рассказал сон.
– Ясно, – сказал Виктор Ильич, когда друг кончил говорить. – Что ещё знаешь о столе?
– Столу несколько веков. По преданию, изготовил его некий чёрный маг, злой чародей или колдун – разницы вроде нет… Знаешь сказку «Волшебная дудочка»?
– Нет.
– Я тоже не знал… Мне Сашка рассказал по пути в Чехословакию. В двух словах: один странник срезал на топлом месте травяную дудку, подул в неё, а дудка запела-запричитала, как на этом месте утопила девушку сводная сестра. И все узнали о преступлении.
– И?
– И вот. Чёрный колдун якобы в течение нескольких лет в «день всех тайн», ночью ходил по кладбищам и выкорчёвывал с могил бузину. Когда древесины стало достаточно, он заколдовал её… и сотворил стол. Для чего – не знаю. – Муж Надежды Олеговны умолк, погрузившись в мысли, потом добавил: – Сашке, вишь, помог обрести популярность.