Див

– Конечная, – сказала она. И Юра выбежал из вагона.

Он больно закусил губу, досадуя, что проспал. Поезд с шумом скрылся. Юра собирался вернуться назад, чтобы всё-таки добраться до «Кузнецкого моста», но тут внимание привлекла толстая тётка в униформе. Из вестибюля она спустилась на платформу и подошла к металлической калитке с табличкой «СЛУЖЕБНЫЙ ПРОХОД». Юра наблюдал, как та перекидывает через калитку руку, отпирает дверь и скрывается в полутёмном тоннеле. У Юры аж в ногах засвербело кинуться вдогонку, но он заставил себя переждать. Часы на табло томительно считали секунды. Но и ждать долго нельзя: вот-вот должен подъехать следующий поезд. Юра подбежал к калитке. Дотянуться до щеколды с обратной стороны он не мог, потому просто подтянулся и перемахнул через калитку. Сбоку оказались две двери. В одну из них, видимо, и скрылась толстуха. Впереди – вторая калитка, с надписью-«молнией»:

ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ

ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ!

Юра боялся, что будет засечён камерами видеонаблюдения, поэтому быстро перелез через вторую калитку и затаился на помосте из рифленого металла. Вниз, к рельсам, шли ступеньки, но мальчик не торопился спускаться: уже слышно приближающийся поезд. Он посмотрел на светящиеся зеленым циферки «Касио», подаренные ему друзьями на день рождения в этом году. 00.44. «Жалко, что друзей нет рядом», – подумал Юра, вглядываясь в тоннель, заворачивающий влево.

Что там за поворотом?

7

Похмелье прошло, как не бывало. Вернулось состояние звонкости и пустоты в голове. Пальцы не так болели. Следствие таблеток или это от ощущения эйфории? Рассказ о мальчике Юре развивался, несмотря на перерыв. Возник вопрос: а надо ли рассказ развивать во что-то большее? Возможно, чисто теоретически, подобный случай с мальчиком имел место быть. Когда-то. Почему нет? В истории Москвы масса случаев пропажи людей в подземных шахтах, колодцах, каменоломнях или коммуникациях. Препона другая, Виктор Ильич в школе-то сочинения писал на слабую тройку, а тут… да ещё и чужим почерком. Как минимум обстоятельство напрягало. Но в то же время – что там за поворотом? – цепляло любопытство. А любопытной Варваре, как известно, на базаре нос оторвали.

– Может, приключения мальчишки обернутся приключениями на мою пятую точку? – хмыкнул смотритель и отложил исписанный листок в сторону. За мягкое место он не беспокоился, больше тревожила неопределенность, связанная с «отключкой». Что если Необъяснимое Писательское Нечто завладеет сознанием на неопределённый срок, и он проворонит завтрашнее открытие музея?

В суставы пальцев медленно возвращалась ноющая боль. Мелькнула мысль спуститься к себе и снова принять лекарство.

Но мысль взять в руку «Waterman» оказалась заманчивей.

8

Ворох тряпок зашевелился, обернувшись бомжом. От испуга коленки Юры подогнулись, и он ухватился за ржавый кронштейн, чтобы не сесть в грязевую жижу. Через каждые пятьдесят метров в высоком сыром тоннеле висели изрядно запылённые лампочки, света от них хватало лишь на очертания подземного хода, остальное укрыто полумраком, где редкие предметы, как ящик с болтами или этот бомж, представлялись теми образами, что рисуют разыгравшаяся фантазия и подкрадывающийся страх. Юра ещё мог вернуться назад, но, ступая по накиданным кем-то доскам, он, поглощённый любопытством, шёл вперед, как азартный грибник, уходящий в незнакомые дебри. Тоннель снова вильнул в сторону. Юра зашёл за угол и точно ударился о невидимую стену – дальше тоннель окутывала непроницаемая темнота. Мальчик подался назад и беспомощно оглянулся. Взгляд наткнулся на бомжа, снова обернувшегося ворохом тряпок. «Вдруг он захочет убить?» – мелькнуло у Юры, и мысль о возвращении потеряла актуальность. Юра достал фонарик и включил. Луч, направленный в лицо, ослепил. Юра ругнулся и посветил во мрак. Тот же тоннель, ведущий в никуда. Чего бояться?

…Тоннель снова заворачивал. Сколько он уже прошёл: километр, два, три, больше? Юра глянул на часы. 02.23. Отец вряд ли его хватился. Юра готов биться об заклад, что отец вообще ни разу не прервал свой храп!

Вдалеке забрезжил свет. Это воодушевило. Мальчик прибавил шагу.

До лампочки оставалось шагов тридцать, когда Юра краем глаза заметил смоляную черноту справа и, отшатнувшись, направил туда пляшущий луч фонаря. Тонкий сноп света выхватил каменную кладку проёма. Юра, уняв дрожь, подошёл ближе и посветил вглубь. Круто вниз вели булыжные ступени, покрытые бурым мхом. Без тени сомнения, но с опаской Юра ступил на лестницу… и чуть удержался на скользком мху. Боязнь упасть не остановила юного туриста подземной столицы, хотя, спроси его сейчас, он бы не ответил, зачем ему понадобилось спускаться. Чтобы чем-то себя занять, Юра стал считать ступени.

Булыжник шестьдесят седьмой ступени давно просился вниз вслед за булыжниками шестьдесят восьмой, шестьдесят девятой и семидесятой ступеней. Луч фонарика с трудом рассеивал непроницаемый мрак подземного спуска, и Юра осторожно ступил на ненадежный камень.

А тот того и ждал.

Мальчик «поплыл» по сырому грунту на коварном камне, как серфингист по воде, цепляясь свободной рукой за глинобитную стену. Его вестибулярный аппарат работал неплохо, и Юра мог бы какое-то время удержаться на булыжнике, если бы не семьдесят первая ступень. Мшистый камень вылетел из-под ног, Юра ударился копчиком, и боль эффектом пружины подтолкнула тело вперёд. Юра «нырнул» в ступенчато-непроглядную пропасть. Фонарик вылетел из рук и, разбившись, потух. Юркино сознание успело зафиксировать этот факт, прежде чем взять пример с фонарика.

9

Стол (или что-то связанное с ним) отпустил смотрителя, когда стрелки часов показали четыре утра. От долгого и практически неподвижного сидения тело ныло, шею свело судорогой, пальцы едва слушались, ноги затекли, а копчик пылал на обе ягодицы. Перечитывать нет сил. Но, складывая листки в пачку, Виктор Ильич успел заметить помарку в последнем абзаце. На фоне аккуратно выведенных букв и строчек первая буква слова «копчиком» смотрелась неказисто-острой и заваленной налево. Он заставил себя прочитать последний абзац. Копчик, почему именно копчик? Не вывихнутая рука, ни сломанная нога, ни раскроенный череп, а именно копчик? И он бы не обратил внимания, если бы не помарка… Задумавшись, Виктор Ильич потёр ушибленный копчик. Есть ли тут связь? Виктор Ильич закрыл глаза и на ощупь сбил листы в стопку, думать решительно не получалось. Необходимо хоть чуть-чуть поспать и прийти в себя.

Звонок механического (громкого, как взрыв гранаты) будильника разбил хрупкий сон. Состояние – что спал, что не спал. Один осколок сна, самый последний, засел в чугунной голове смотрителя: серебристый волк, мчащийся по золотым облакам и оседланный Маленьким принцем в искрящемся одеянии. Волшебный сон, длиться бы ему ещё часов пять, и Виктор Ильич чувствовал бы себя отдохнувшим и бодрым.

Музей продолжал принимать и провожать посетителей. Виктор Ильич некоторое время сидел в комнате пульта видеонаблюдения, тупо пялясь в монитор и потягивая крепкий кофе. Запись его ночного бдения за столом в кабинете-студии снова представляла собой многочасовой «белый шум». Охранник расценил это как сбой в программе, позвонил специалистам, установившим оборудование, и с чувством выполненного долга продолжил пить кофе. Вглядываясь в мелькающую рябь на мониторе, Виктор Ильич сомневался, что специалист по видеонаблюдению чем-то поможет. Так же как вряд ли поможет дрянной кофе, когда сильно хочется спать. Виктор Ильич отставил кружку с недопитым напитком и вышел в зал. Принял группу школьников, заменив заболтавшегося экскурсовода. Потом прогулялся по городу, усилием воли заставив себя не дойти до «Подлодки».

Мысленно он то и дело возвращался к столу, к этой массивной дорогущей рухляди, которую он так и не рассмотрел. Виктор Ильич захотел узнать хоть что-то о нём. В чём его уникальность? Что с ним не так? Он намерился отковырять маленькую щепку от стола и отнести в столярную мастерскую. Смогут спецы определить хотя бы род дерева? Смотритель давно заметил, что «древний» стол не покрыт лаком и необработан морилкой, грунтовкой, воском… или чем там обрабатывают древесину? Стол просто идеально отполирован и засален от долгой службы. Отковырять щепку с внутренней стороны, там, где кощунство не обнаружится, казалось несложно.

Вернувшись в музей, он принял ключи от охраны и закрыл музей.

Наспех поужинав, поднялся в кабинет-студию.

10

Юра не имел представления как долго он пролежал без сознания. «Касио» не показывали даже восьмёрки. Однажды, когда он случайно уронил их на асфальт, часы показывали четыре восьмёрки. Сейчас – ничего. Он осторожно, боясь порезаться, провёл пальцем по циферблату, но тот был цел. Юра переключился на себя: тело изнывает от ушибов и ссадин, но вроде не переломано. Он пошарил вокруг себя, ища фонарик. И память быстро подсказала, что тот разбился где-то на лестнице. Глубоко ли он упал? Судя по пульсирующей боли – в бездонную пропасть.

Потом пришло понимание, что смотрит на себя во все глаза… и не видит.

– Мамочка, я ослеп! – Юра стал отчаянно тереть глаза и хлестать себя по лицу, выбивая искры, но мнимые искры не прибавляли света. Сердце паровым молотом долбилось о рёбра, паника незримым жгутом стягивала голову, волосы, как наэлектризованные, шевелились на макушке. Юра вспомнил телепередачу о привидениях, когда медиум на спиритическом сеансе вызывал умерших духов, а потом сказал, что один из них стоит за спиной. Ведущий спросил, как он определил, медиум ответил, что некоторые волосы на макушке тянутся в ту сторону. У медиума – некоторые, у Юры – весь чуб тянулся в разные стороны! Он в ужасе вскочил на ноги, забыв о боли в теле, оглядываясь и ничего не видя. Воображение нарисовало целый калейдоскоп монстров из всех фантастических фильмов, которые он смотрел. Они злы и голодны, и они выжидают, упиваясь страхом ребёнка, чтобы потом дружно растерзать. Обложенный со всех сторон, Юра бросился наутёк от когтистых лап и зубастых пастей, то и дело ударяясь плечами о стены узкого лаза. Руки чувствовали холод камня, в ногти забивалась склизкая плесень и почва, нависшая многотонная порода давила на психику, грозя раздавить и похоронить незадачливого молодого туриста. Подземелье не терпит малодушия. Но что взять с несмышлёныша?

– Стой! – услышал Юра сиплый голос, и словно врос в землю. Сильное головокружение заставило прислониться к холодной стене. Мальчик прислушался. Если не учитывать собственное «паровозное» дыхание и «стук колёс» сердца, тишина стояла оглушительная. Такой эталонной тишины Юра не добивался, даже когда затыкал уши пальцами, чтобы сосредоточиться в классе во время сочинения: чьё-нибудь хихиканье или громкое слово соседа непременно прорывалось в уши.

Ноги гудели, как высоковольтные провода. Юра знал, с чем сравнить, он не раз слышал, как гудят и трещат высоковольтные провода, когда они с отцом выходили на опушку леса во время грибного похода. Но он боялся сесть, отдохнуть. Чей-то голос остановил его, и Юра не до конца уверен, что это голос здравого смысла. Может быть, то голос привидения, предупреждающего об опасности? Только зачем ему предупреждать, а не губить? Юра по-прежнему не видел ни зги. Но, по крайней мере, паника ослабила хватку, дав мальчику перевести дух и собраться с мыслями.

А мысли громоздились одна на другую, и только единственная оказалась толковой. Юра вспомнил про складной нож в форме пистолета с оптическим прицелом, он не вытаскивал его из рюкзака, значит, там тот и должен быть. Конечно, от самого ножа в борьбе с подземными монстрами толку нет, а вот от неонового фонарика (бутафорского оптического прицела) – ещё какой! Юра не желал верить, что глаза не увидят неоновый лучик, отмахнувшись от мысли «а вдруг не зажжётся», он неописуемо долго рылся в рюкзаке. Наконец, рука сжала знакомый предмет. Юра вытащил нож, бросив рюкзак под ноги, и крутанул головку крохотного фонарика.

Неоновый свет просто ослепил, вызвав невольные слёзы. Юра нервно хохотнул. Он не ослеп! Мальчик не остановил хлынувшие слёзы счастья, и щедрые ручейки вымыли из организма напряжение. Подобных приключений любому ребёнку хватило бы с лихвой, и любой ребёнок мечтал бы закрыть глаза и оказаться дома в объятиях мамы. Любой, но не Юра. Юру не тянуло домой, там не ждали объятия мамы. Мамы нет, она бросила отца и грудного сына, а отец спит-храпит, и ему дела нет, где сын. Назло своему страху Юра хотел идти дальше, узнать, куда ведёт узкий лаз.

– Иди! – снова услышал Юра сиплый голос.

– К-кто здесь? – так же сипло спросил мальчик. Голос не галлюцинация, он его слышал. Юра посветил фонариком в обе стороны лаза, но тщедушный лучик рассеял тьму не дальше трёх метров. Кого-то скрывает здесь вечный мрак, и Юра был даже благодарен маленькому фонарику, что тот не выхватил из мрака хозяина голоса. Мальчик по-взрослому рассудил: если этот кто-то захотел бы его убить… или съесть, то сделал бы своё чёрное дело, когда он лежал без сознания возле лестницы. Мысль о вероятности, что подземное чудище только сейчас его обнаружило, Юра предусмотрительно загнал в самый дальний угол подсознания.

Чудище сказало, что нужно идти.

Юра подхватил рюкзак и, подсвечивая себе путь, двинулся вперед.

11

Когда «отпустило», Виктор Ильич достал из кармана перочинный ножичек, сунул руку под стол, воткнул остриё в древо, и адская боль обожгла кисть. Лицо Виктора Ильича искривила гримаса, он дёрнул рукой и ножичек, подковырнув старое дерево, вылетел из руки. Превозмогая жар в кисти, он потянулся к щербинке столешницы. С каждым сантиметром рука тяжелела, будто нечто давило её вниз, не давая дотянуться. Жар от кисти подкатил к горлу, дыхание угнеталось и на мгновение прервалось, а когда смотритель снова смог вздохнуть, то воздух уже вонял тухлыми яйцами. Дышать становилось невозможно. Виктор Ильич закашлялся и отполз назад. Тут же давление на руку ослабло, и ему почудился свежий порыв воздуха. Казалось, будто что-то (или кто-то?) давало ощутить разницу между тем, что следует делать, а что не следует. Только Виктор Ильич следовал задуманной цели, и уже неважно оправдывает ли цель средства. Он вошёл в раж и, невзирая на боль, намеревался выйти (вылезти из-под стола) победителем. И приз в схватке – кусочек волокна стола. Смотритель стиснул зубы и рванулся в бой. Ногти вцепились в щербинку и вырвали приз.

Дикий вопль «взорвал» барабанные перепонки.

Виктор Ильич, как бесноватый, выскочил из-под стола и с воплем выбежал из кабинета Александра Клинова. Да, он вопил во всё горло… но был готов присягнуть даже перед Святым Престолом, что вопль, изначально ударивший по перепонкам, принадлежал не ему.

Или всё же ему?

Не помня себя, Виктор Ильич закрылся в соседней комнате и на ощупь щёлкнул выключателем. Стены спальни были обиты штофом, и ошалелому взору смотрителя крупные розы рисунка на ткани привиделись многочисленными пятнами крови, а огромная кровать, – истекающей кровью, словно в камере пыток. Виктор Ильич зажмурился и помотал головой. Открыл глаза и вновь оглядел комнату. Алые розы на плотной шелковой ткани больше не виделись кровавыми пятнами, кровать, отделанная сердоликовым ониксом и покрытая бордовым пледом, вполне гармонично сочеталась с общим видом спальни.

Виктор Ильич обогнул напольную вазу с розовыми фламинго с воткнутой в неё огромной хрустальной розой и подошёл к витражному окну. Периферийное зрение засекло движение слева. Он резко повернулся… и облегченно выдохнул: зеркало, высокое, узкое и обрамлённое в богатый багет. Виктор Ильич приблизился к нему. То, что носом кровь – чепуха, а вот то, что он сед, как лунь…

– Боже правый! – Виктор Ильич, не доверяя глазам, провёл пальцами по волосам, потом по небритому лицу. Глаза не обманывали: штрихи морщин стали резче. Несколько минут борьбы за приз стоили порядка десяти лет. Если ни больше.

– Приз! – вспомнил о щепке Виктор Ильич. Руки были пусты. – Где?!

Взгляд забегал по паркету. Виктор Ильич грохнулся на колени и зашарил руками, не доверяя зрению. Он ползал по полу, будто потерял последний алтын. Дополз до двери и аккурат под выключателем искомый предмет воткнулся в тот же палец, которым и был отковырнут. Щепка отомстила за себя. Виктор Ильич облокотился о стену и поднёс палец с торчащей щепкой к лицу. Лицо исказилась от злобы. Он выдернул занозу (из ранки выступила капелька крови)… и бережно, как драгоценность, убрал щепку во внутренний карман пиджака. Сунув пораненный палец в рот, он долго сидел, не шевелясь. Возможно, задремал, но не уверен. Как не был уверен в том, что из комнаты безопасно выходить.

В витраже забрезжил свет, и цветные фигурки показались на белоснежном широком откосе окна. Дольше высиживать нелепо, и Виктор Ильич, не поднимаясь, приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Что он мог увидеть, кроме окна с одной стороны и лееров винтовой лестницы – с другой?