Приключения северянина. Сборник рассказов

– Одинаково хватает.

Белая подойдет. Желтую взял Миша.

Так далеко вниз рыба от озера не спускается. Придется подниматься до тех мест, где она есть. По дороге натыкаемся на утиный выводок. Пять маленьких серо-желтых шариков-утят раскатились в прибрежной осоке. Они еще покрыты пухом, видно, совсем недавно из яиц. Мать, серая утка, раскинув неловко крылья, с трудом отгребается от берега. Протяни руку – и схватишь. Но даже быстрой лисе ее не взять, всегда будет на сантиметр от щелкающих зубов.

– Не стреляйте, они еще маленькие.

Даже на «вы», ну и Миша!

– Миша, как ты себя чувствуешь? Кто ж уток в июле стреляет?

Он довольно улыбается, с удовольствием демонстрируя свои зубы.

На первом же перекате он ловко выхватывает из воды килограммовую рыбину. Все его дальнейшие броски удочкой ни к какому результату не приводят.

До следующей удачи пришлось продираться сквозь прибрежные заросли километра три. Каждый перекат манит и обещает, но ничего не дает, как девушка.

Мише снова повезло первому, он выхватывает две подряд. Как он видит, непонятно. Журчащие, переливающиеся через камни струйки. Ни мелькания чего-то подозрительного, ни всплеска. Чистая, прозрачная вода. Но он кидает и кидает. Ну и терпение! Тренируйся на здоровье. Надо попробовать повыше, там омут.

Место симпатичное. Поворот, русло узкое, а рядом с быстриной тиховод. Глубина выше роста и до дна не просматривается. Удочка без грузила и без поплавка, блесна с крючком и леска. Глубину надо поймать самым точным методом – на глазок. Удилище достает почти до стремнины. Блесна булькает на входе струи в поворот. Леска показывает ее прохождение по водовороту, верхний конец удилища надо пустить за ней, пока блесну не вынесет на поверхность. Леска натянулась, удилище дрогнуло. Рывок – пусто. Наверное, зацепилось за камень. Еще бросок, рывок, снова пусто. Но это не камень и не ветка, рывок был с биением. Крючок тупой. Плоских камешков под ногами в изобилии, вывести жало – дело одной минуты. Бросок, рывок – есть! Красно-желтая красавица крутится на песке. Даже с крючка снимать не надо, слетает сама – заусеницы нет. После восьмого броска как отрезало. В этой яме было восемь штук, вот они, пляшут на песке, сверкая медью и золотом. Тут больше делать нечего. Надо идти вверх или заканчивать рыбалку. Миша поймал две. Итого: тринадцать. Общий вес больше пуда.

Наверное, хватит.

– Хватит, – соглашается Миша, – уже есть хочется.

Пастухи реагируют на нашу добычу индифферентно. Одна Мария искренне радуется.

– Молодец, Патя!

Эмилия тоже никак. Никого она не замечает, ни к кому не тянется. Странно, в семнадцать девушке должно быть все интересно.

Едят все с удовольствием, вылавливая рыбу из общей миски руками и туда же бросая кости. Мельгитанам варится то же, но в отдельной кастрюльке.

Начался дождь. Мелкий, нудный. Погода хмурилась все дни, а с этого все обложило насмерть, словно облака прижались к земле, и мелкие капли дождя-тумана нудно зазудели по палаткам.

Над вездеходом натягиваем тент. Комната у нас на двоих получается шикарная. Скамейки вдоль бортов играют роль кроватей и диванов. В спецящиках варенье, сгущенное молоко и всякие консервы. Спидола, свет от аккумулятора. Днем работа, вечером чаепитие, беседы. Изредка заглядывают гости.

Мария называет вездеход магазином. Продукты здесь лежат, и она перед готовкой приходит их «покупать».

Основная работа – война с копыткой. Оленеводы отлавливают животных, валят и держат. Илья Иванович заскабливает пораженный участок ноги, мажет мазью и делает укол антибиотика. Надо попытаться ассистировать, дабы не стать дармоедом. Особой трудности нет. Тупым скальпелем выскабливается пораженный участок мышц и кожи до живой ткани. Пораженная часть черная, без кровоснабжения, сходит легко. Олень сопротивляется недолго. Чувствуя силу, лежит напряженный, но не бьется. Когда скальпель начинает ходить по живому, олень может преподнести сюрприз в виде нокаута. Опытный пастух, конечно, ногу не выпустит. Молодежь, случается, отпускает и как завороженная смотрит на мелькающее черное копыто. Пару раз оно пронеслось в непосредственной близости от челюсти, но бог и осторожность спасли, и фул-контакта не произошло.

Иногда ловят животных, пораженных некробациллезом выше колена. Такие идут на мясопитание. Делается все без каких-либо эмоций. Пастух коротко сует нож меж ребер. Вздрогнув, животное начинает клонить голову к земле, затем бессильно опускает ее и замирает. Мужчины подтаскивают тушу ближе к костру, остальное – дело Марии и Эмилии.

Последний аккорд в процедуре лечения – укол в мякоть задней ноги. Тут тоже никакой сложности нет. После одного из уколов Алексей рассмеялся:

– Ты – Похтэнкович!

– Что это такое?

Он пожимает плечами и показывает пальцами на свою ягодицу, словно делает укол.

– Тот, кто колет в ж… – объясняет Эмилия.

Выстрелы прогремели неожиданно. Пять, десять… двадцать один. Кто-то напал, что ли? Палят где-то вверху.

Андрей с пастушком несут молодую самку снежного барана.

– Андрюша, вы из нее сито делали?

– Да баран, блин, вверху стоял, а мы в камень палили – туман, ничего не видно! А когда увидели, патроны кончились.

Самочка небольшая, около пуда.

По дороге натыкаемся на поляну дикого луга, хоть косой коси. Охапка его украсит мясной рацион, витамины очень нужны.

Андрей отдает тушу, сам направляется к кочке. Это же теленок! Задние ноги сгнили почти полностью. Оленевод вытаскивает нож из ножен на поясе и прекращает мучения животного.

– С собой брать не будем?

– Зачем он? Кайнын съест.

Кайнын – по-корякски медведь.

В самом деле, только что забили двухлетку, вот еще баран, и рыба съедена не вся. Сколько их кончает жизнь вот так – от ножа или от зубов хищников? Утешает одно – зверью тоже надо. В тундре еду добыть непросто.

Двадцать третьего снова кочевка. Палатку и вездеход ставим на бугорке в форме подковы с плоской вершиной. Он на правой стороне Тамани. На спуске к речке и на подъеме от нее пришлось помучиться – крутые. Когда подходим к берегу, Федя идет на разведку. Стоит неподвижно и смотрит вниз очень сосредоточенно.

– Федя, можно спуститься?

– Можно, только перевернемся!

Если же он произносит «Наверное, можно», значит, действительно можно потихоньку на муфте и тормозах опускать машину вниз в полной уверенности, что она обретет в конце концов опору и заскрипит вниз, а не уйдет мордой вперед и не закувыркается. Вверх подниматься проще: склон снизу виден как на ладони.

Дни один в один. Пастухи уходят и приходят. Мария и Эмилия ставят перед появляющимися миски с мясом и кружки с чаем независимо от того, уходят они на час или день.

Метрах в трехстах бугорок поменьше, на нем живет лисья семья. Люди и лисы мирно сосуществуют. Пастухи в сторону соседей и не смотрят, а лисица-мать поглядывает на нас частенько, но ближе познакомиться не желает. Лисята всегда в движении, всегда в игре.

Бочку с бензином оставляем здесь. Все баки полные. Одну сожгли до этой точки, значит, на оставшейся дотянем до дома. Баков должно хватить до моря и обратно. Хватит или не хватит, ломать голову бесполезно, все равно бензина больше нет.

С утра пораньше двадцать седьмого мы в пути. Спуски и подъемы становятся все круче. Идем правым берегом, Таманваям повернула влево. В прошлом году Егошин и Остап прошли на «47-м» до моря по реке и зареклись ходить по ней на всю жизнь. Кустарник мощный, вездеход легкий. Гусеницы слетают на каждом километре.

Справа возвышается вершина Крутой. Надо обойти по ее склону и затем по распадкам к бухте Шлюпочной южнее Тамани.

К двенадцати дня на спидометре 1206. Ровно 100 километров от начала пути. Подошва Крутой, здесь очередной лагерь. Андрей и Арэт, не отрываясь, смотрят в бинокль на вершину. Что они там увидели? Переговариваются на чукотском. Из всех слов понятно одно – «кытэп» (коряк. баран). Неужели? Где он?

Да, конечно же, его сразу видно. Встал, перешел на сотню метров севернее и снова лег. Сколько до него? Километра полторадва. По склону Крутой идут вниз гряды, образуя лощины. По ним можно попытаться подойти. Ветер с севера. Стало быть, заходить надо по южной от него лощине.

Арэт кладет бинокль и берет карабин.