Якобинец

Знал он и о злоупотреблении спиртным среди присяжных трибунала, уже не в состоянии выносить столько смертных приговоров они активно заливали это тяжелое состояние вином.

Знал и о поведении женщин-аристократок, еще недавно столь надменных и недоступных для простолюдина, теперь искавших спасения от гильотины в постелях чиновников Республики, что там, некоторые дамы не отказывали даже тюремному охраннику-санкюлоту.

И так уже, поступали жалобы, что революционные тюрьмы больше похожи на бордели, где заключенные аристократки в роли проституток, охрана исполняет роль сутенеров, а в роли клиентов, как заключенные, аристократы, так и санкюлоты охраны, и люди из Трибунала…

Всё это так, но почему же эти строки бьют наотмашь, как пощечина? Не потому ли, что Шенье озвучивает весь негатив, который они скрывают от общественности, чтобы в сознании народа не сложилось ненужных обобщений. Но только ли в этом все дело? Нет.

Злоба контрреволюции опасна вдвойне, когда облечена в талантливые формы. Шенье отлично знал, чем рискует. Что ж, он сделал свой выбор.

Впрочем, у Шенье были все шансы уцелеть, о нем могли просто забыть. Его отец и младший брат – якобинец, желая спасти сына и брата, строчили жалобы и прошения, но лишь не вовремя напомнили о нем… По-человечески, конечно, жаль, и всё-таки он настоящий контрреволюционер. И хватит об этом.

Эти мысли прервал Клерваль:

– Вот он, ваш де Бресси, забирайте.

Куаньяр увидел у колонны мужчину лет 50-55 в шоколадно-коричневом костюме, черных шелковых кюлотах и с напудренными по моде старого режима курчавыми темными волосами с проседью. Он устало и безучастно наблюдал за ними.

Когда Куаньяр приблизился, де Бресси встал и с обреченным видом протянул вперед руки, словно ожидая, что его должны заковать или связать. Он сразу узнал Норбера, лишь с губ сорвалось коротко:

– Так это вы?! Вы снова меня нашли? Отчего вы не оставите нас в покое?

– Садитесь, Бресси, нам нужно серьезно поговорить. В силу некоторых обстоятельств у вас есть шанс обрести свободу и заграничный паспорт. Мало кому из «бывших» я мог бы предложить это, подумайте, прежде чем отказываться.

Куаньяр молча показал ему удостоверение Секретного Бюро при Комитете Общественного Спасения.

Граф де Бресси нервно поднялся снова. Его бледное лицо дёрнулось, как от пощечины, горло сжалось:

– Странное дело, гражданин, – в усталых глазах на секунду зажглась ирония, сменившаяся болью, – жизнь, свободу и как я понимаю еще и сотрудничество, мне предлагают люди, казнившие всю мою семью!

Он сделал гневный жест:

– Моя семья погибла, чем меня теперь можно шантажировать?! Обвинение против меня выдвинуть несложно: Роялист? Безусловно! Дворянин? Факт! Враг Республики? Да уж не друг, точно. Этого думаю вам уже достаточно, чтобы отправить меня на гильотину? Что вам еще нужно?! Я должен крикнуть: «Да здравствует король!», чтобы меня потащили в трибунал вне списка?!

Норбер резко поднял ладонь в знак предупреждения.

– Нет. Только не вздумайте кричать «Да здравствует…» Тише. Прошу вас. Иначе я буду бессилен помочь вам! Выслушайте меня…я прошу вас…

Сурово сжатые губы Куаньяра вдруг дрогнули в легкой улыбке.

– Что? – с недоумением переспросил граф, реакция якобинца была ему непонятна и уже потому страшна, – что за чудовищная жестокость, неужели чужие страдания вас развлекают?!

– Ничуть, но я хотел сказать, что не всё так страшно, как вы думаете,– и выдержав паузу серьезно произнес, – Бресси, ваша семья жива.. живы все, и дети и племянница. Но за сестру с мужем можете даже не просить, их уже отправили в трибунал, герцог де Жюайез австрийский агент, тому есть доказательства, я лично видел эти документы. От вас зависит счастливое воссоединение семьи.. И кто вам сказал, что они казнены? Вы… помните Санлис… помните меня… откуда такая ненависть, за что?

Надежда мучительно боролась с недоверием. Наконец де Бресси медленно произнес:

– Куаньяр, отчего вы все время возникаете на моем пути.. где бы мы не скрывались, вы упрямо разыскивали нас. Почему я должен вам верить?

– Я никогда не преследовал вас со злым умыслом… Вам придется научиться доверять мне. У вас нет другого выхода, Бресси. Сейчас вас отвезут в другое место. Это не тюрьма, а частная квартира.

– Если всё это правда, то вы сможете ответить, где сейчас мои дети, где Луиза?, – голос де Бресси заметно дрогнул.

– Луиза, то есть гражданка Масийяк,– поправился Норбер под удивленным взглядом графа, – уже около десяти дней живёт на той квартире, куда сейчас отвезут и вас. Ваши дети по странной ошибке помещены в Ла-Форс, за ними уже послали людей.. И одна убедительная просьба, вы умный человек, граф, не пытайтесь сбежать. Вас сразу схватят и даже я едва ли смогу чем-либо вам помочь. Люди Вадье и Амара для вас сейчас опаснее чумы. Я выразился достаточно ясно, защитник Трона и Алтаря?, – по губам Куаньяра невольно скользнула ироническая усмешка.

– Один вопрос, если позволите, рыцарь Красного Колпака, – ироничный де Бресси в долгу не остался, – мы скрывались от ищеек Комитета Общественной Безопасности, возглавляемого Вадье. Кого же представляете вы и ваши люди, ведь Секретное Бюро есть отдел вышеозначенного Комитета или нет?…Кому же вы тогда подчиняетесь?, – он растерянно замолчал и задумался, крайне напряженный и недоверчивый.

– Эта тема не должна вас беспокоить, господин роялист, – тон Куаньяра стал сух и резок, – нам нужна информация от вашей племянницы, лично от вас мне не нужно ровно ничего. Но услуга за услугу, так сказать, обмен любезностями.

Комитету Общественной Безопасности по ряду причин удобно, чтобы Луиза де Масийяк навсегда замолчала и исчезла. Вас с детьми они отправят под нож гильотины именно потому, что мы пытались вас спасти, – тут Куаньяр замялся, – чтобы дать почувствовать… одному важному члену революционного правительства, что он не имеет власти, превышающей их собственную. Короче, со стороны вашей племянницы… нужная информация, мы со своей стороны – обещаем сохранить всем вам жизнь.

Лично со своей стороны…– Норбер спокойно выдержал испытующий взгляд графа, – обещаю сделать всё от меня зависящее, чтобы отвести от вас и ваших близких угрозу знакомства с трибуналом».

Де Бресси некоторое время молча изучал его. Черт возьми, прошло пять лет, но он так и не оставил своих претензий и надежд, ведь не во имя горячего сочувствия к нему и его детям столько участия и усердия? Якобинец мало похож на милосердную мать Терезу..

Куаньяр жестом подозвал Клерваля и подал ему лист бумаги:

– Этот человек свободен.

– Вот как? Но где же приказ?

Из-за обшлага сюртука вытащил Куаньяр и развернул перед представителем трибунала бумагу с печатями Секретного Бюро. Под текстом стояла хорошо знакомая Клервалю подпись депутата от Арраса.

Комитет Общественного Спасения

Оба правительственных комитета располагались в здании бывшего королевского дворца Тюильри или точнее павильона Флоры, именуемого сейчас павильоном Равенства. Парламент революционной Франции – Национальный Конвент располагался там же.

Уникальное здание. Тюильри с равным успехом мог стать как памятником королевской власти, так и памятником Великой Революции, если бы не был сожжён во время восстания Парижской коммуны в 1871 году…

Еще 7 апреля 1793 года революционное правительство Франции расположилось в апартаментах «австриячки». С июля 1793 Комитет стал расширяться, заняв бывшие покои принца, где ранее находился Комитет колоний, затем апартаменты бывшего короля, павильон Флоры и несколько небольших особняков на Карусельной площади.

В павильоне Равенства располагались также Комитет Ассигнаций и Монет, Комитет Финансов и Контрибуций, Комитет Путей Сообщения и ряд других комитетов.

Наряду с общим залом совещаний были выделены отдельные кабинеты для каждого из членов правительства. Поскольку многим из них часто приходилось оставаться здесь допоздна, в том числе и на ночь, в этих кабинетах появились и кровати. Это было своеобразное зрелище…

Из этой части замка был свой отдельный выход – «бывшая лестница королевы».

Комитет Общественного Спасения, представлявший собой революционное

правительство Французской Республики, занимал бывшие апартаменты Марии-Антуанетты на нижнем этаже и антресолях со стороны сада Тюильри. В течение 1794 года правительственный Комитет распространился также и на второй этаж, заняв к лету бывшие апартаменты Людовика Шестнадцатого, где до этого располагался Комитет Колоний.

Если в апреле-мае 1793 между членами Комитета еще не было разделения функций, то позднее всё изменилось.

Комитет Общественного Спасения обладал общим секретариатом и распадался на семь секций или бюро. Каждая секция имела своего руководителя и штат сотрудников.

Военной секцией руководили Сен-Жюст и Карно, секцию вооружений возглавлял Приёр из Кот-д, Ор, секцию продовольствия и транспорта – Лендэ.

Робеспьер и Барер занимались преимущественно международными связями. Однако они не были разобщены, Барер составлял письма и отчеты для многих секций и бюро, а Робеспьер был в курсе дел каждой из них.

Осенью 1793 года Робеспьеру предстояло писать доклад о международной обстановке, в качестве консультанта пригласили дипломата «старой школы» из «бывших» графа Кольхена.